Малыш по договору. Подари мне счастье (СИ) - Довлатова Полина

А что на счёт недомоганий, то я привыкла переносить их на ногах. Благо, возраст мне это позволяет. Просто запасаюсь таблетками и пью их пачками лишь бы сильнее не разболеться. У меня на это просто нет никакого права.

Так что раз уж я привыкла работать при простудах и недомоганиях, то и сейчас вполне в состоянии отработать смену.

Ради Вадика.

— Да, я знаю, — выдыхает Леся. — Но ты бы не забывала, что ты у мамы и брата одна. И от твоего здоровья многое зависит. Загнать себя в гроб раньше времени — это всё равно, что оставить их в одиночестве.

Бросаю на неё короткий взгляд, но ничего не отвечаю. Наверно, потому что прекрасно понимаю, что Леся права. Тем более, что из всех моих знакомых она единственная, кто понимает мою ситуацию. Просто потому, что сама находится в аналогичной — у Олеси сестра с синдромом ДЦП. Так что она как никто другой знает, сколько денег, времени и сил нужно для ухода за таким ребёнком.

Правда в Лесином случае, их отец полностью обеспечивает дочь и мать всем необходимым, и благодаря этому, мама имеет возможность посвятить себя уходу за младшей дочкой.

А у меня в семье всё как раз наоборот. Это из-за отца у мамы начались преждевременные роды. Потому что на седьмом месяце она узнала, что отец уже давно живёт на две семьи. А когда Вадик родился и ему поставили диагноз, он собрал вещи и ушёл к любовнице.

Единственно, что я до сих пор не могу понять — у той женщины двое детей от предыдущего брака, и теперь отец воспитывает их. По факту, чужих детей, а на родных просто наплевал.

Я могла бы понять всё — что он разлюбил маму и не захотел с ней жить, но не то, что он просто исчез, словно его и не было никогда. И чтобы снизить алименты, которые он платит на Вадима, он усыновил тех детей.

Это так низко, что я даже думать об этом человеке не могу без чувства гадливости и презрения.

Хотя, я в принципе стараюсь о нём не думать. Благо у меня и времени на это особого нет — я постоянно работаю, чтобы у мамы была возможность заниматься Вадиком. Он ещё совсем маленький. Ему всего четыре года, и такому ребёнку нужен постоянный уход. К тому же, помимо ДЦП у него в анамнезе куча других сопутствующих заболеваний, слабый иммунитет и шумы в сердце.

Сначала мама подрабатывала, и мы нанимали медсестру, чтобы та следила за Вадимом во время нашего отсутствия, так как квалифицированной сиделки у нас в деревне просто нет. Но примерно с двух лет у него вдруг начались приступы асфиксии. И во время приступа нужно было делать срочную инъекцию преднизолона. А медсестра пропустила приступ, в итоге Вадим чуть не задохнулся и пролежал в реанимации несколько дней. Тогда мы с мамой решили, что никаких больше медсестёр и чужих людей. Мама ушла с работы, чтобы сидеть с Вадиком, а я переехала в Москву, потому что здесь зарплаты на порядок выше, чем у нас в деревне.

Так что Леся права, я у мамы и брата одна, и никто кроме меня им не поможет.

— Ладно, я сегодня на левом крыле, а ты на правом. Пойду систему снимать, — кивнув, провожаю Олесю взглядом. Забираю с поста листы назначений, затем в процедурной беру необходимый инструментарий и ампулы и направляюсь в начале в те палаты, о которых сказала старшая медсестра.

Уж лучше в первую очередь заняться этими пациентами, чтобы не дай бог не накликать на себя новых неприятностей. Меня ещё от прошлой экзекуции немного потряхивает. К тому же, я до сих пор не уверена, что Анна Викторовна меня не оштрафует. Она начала разговор о санкциях, но не договорила, потому что на пост кто-то позвонил. А после телефонного разговора она как-то резко закрыла тему с моим опозданием.

Не знаю, может у меня паранойя, но было такое чувство, что по телефону ей что-то обо мне сказали. Ну просто она так на меня посмотрела. А потом и вовсе закрыла тему со штрафом…

Хотя, это глупость какая-то. Кто мог звонить ей на счёт меня? У меня в этой больнице и знакомых-то толком нет кроме персонала с нашего отделелия, Наташи — администратора с ресепшена, и теперь ещё….

Тяжело сглатываю, когда перед глазами снова мелькает лицо мужчины, сбившего меня возле больницы. Я видела его не больше пятнадцати минут, и большую часть этого времени мы провели в темноте, но кажется его лицо так чётко отпечаталось в моей памяти, что я могу воссоздать в голове его образ вплоть до мельчайших деталей.

Хмурый, даже суровый взгляд, жёсткие черты лица, морщинка между бровей. Грубый шрам, тянущийся от правой брови и серпом заходящий на скулу. А ещё у него зелёные глаза.

Да. Я это очень хорошо запомнила. Даже не смотря на то, что в темноте у мужчины были расширены зрачки, всё равно отчётливо была видна ярко зелёная радужка.

А ещё я запомнила, как его зовут.

Игорь Воскресенский.

Какова вероятность, того, что это он позвонил на пост и замолвил за меня слово перед старшей медсестрой?

Хотя нет, это бред. Зачем ему это делать? Да и кто я вообще такая? Посторонняя девушка, которая, ко всему прочему, ещё и под колёса к нему прыгнула и чуть под статью не подвела.

Но зачем-то он ведь спросил на каком отделении я работаю…

— Добрый вечер, мне нужна Камалова Ирина Сергеевна, — вытряхнув из головы ненужные мысли, открываю дверь в палату и фокусируюсь на одной из бабушек,поднявшей руку.

— Это я.

— Ирина Сергеевна, как вы себя чувствуете? Сейчас я поставлю вам катетер и введу лекарство, — подхожу к её постели и, надев перчатки, распаковываю шприц.

— Да чувствую себя более-менее... А вы что, медсестра? Да у меня вены старше вас. Я не хочу свои вены ребёнку доверять.

Мда… вот и начался рабочий день, точнее ночь. Всё как обычно, и я уже привыкла, что из-за возраста в моих профессиональных качествах часто сомневаются. Особенно, пациенты преклонного возраста. Но за время работы я научилась не обращать на это внимание.

— Давайте вы рискнёте, а потом уже сделаете выводы, можно мне доверять или нет? — спокойно улыбнувшись, заполняю шприц лекарством.

К счастью, смена сегодня проходит на удивление спокойно. И даже старшая медсестра никаких претензий в мою сторону больше не озвучивает. Примерно за час я обхожу всех пациентов, заряжаю и снимаю им капельницы, делаю инъекции и разношу пероральные лекарства.

Могла бы быстрее, но колени всё же побаливают, а ещё очень болит правая рука из которой Леся вытащила мне осколки. И учитывая, что я правша, это немного затрудняет мне работу…

Ближе к полуночи у меня наконец появляется свободное время, чтобы перевести дух и, наконец-то поесть. Господи, от голода у меня уже, кажется, желудок в трубочку свернулся! В последний раз я перекусывала у мамы, где-то за час до того, как уехать. А это было ещё в первой половине дня. Так что сейчас от недостатка питательных элементов в организме меня уже немного потряхивает.

Убедившись, что на отделении всё спокойно, захожу в сестринскую и разогреваю себе принесённый в контейнере ужин. Хотелось бы, поболтать с Лесей, но она ещё где-то бегает. Возможно, в лабораторку пошла за срочными анализами. Поэтому есть пока приходится в гордом одиночестве.