Мотылёк над жемчужным пламенем - Кэрри Прай
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мне смешно и завидно. Аришка с ног до головы покрыта зеленкой, так как недавно подхватила ветрянку, но все равно чувствует себя принцессой. Девчонка смотрит на свое отражение с неподдельным восхищением, пусть и напоминает жабу. Мне есть чему у нее поучиться. Определенно.
– Пожалуйста, влюбляйся в своего Гришку реже, чем пять раз в месяц, – улыбаясь, прошу я. – Ты изрисовала все мои учебники, а мне их еще в библиотеку сдавать.
– Договорились. Но с тебя стишок.
Я пытаюсь быстро проскочить мимо кухни и незаметно покинуть квартиру, но профессиональный взор моей мамы улавливает любое движение, пусть даже это микроскопическая пылинка в воздухе. Иногда ее назойливость пугает.
– Куда это ты? – возмущается она. – А завтрак?
Моя рука ложится на сердце.
– Я не голодна, мам. Честно. Прости, опаздываю.
– Глупости, – не сдается она. – До начала уроков еще целых полтора часа. Зачем ты всегда выходишь так рано? Ты что-то скрываешь?
– Я? Нет, конечно.
Блондинистая женщина в дверном проеме смотрит вынуждающим взглядом, нервно трясет ногой, отчего мне приходится сдаться. Я бросаю рюкзак на стойку с обувью и лениво волочусь на кухню. На глаза сразу же попадается тарелка с жирными сырниками и шматок пожелтевшей сметаны.
Гадость.
– Доброе утро, дочка.
Здесь папа, он пьет чай, читает газету и успевает слушать новости – дает фору Цезарю, а мама насильно усаживает меня на стул и открыто оценивает мой внешний вид. Ненавижу, когда она так делает. Это невероятно напрягает. Бесит. Убивает.
Сырник встает поперек горла и буквально душит. Я закашливаюсь.
– Это тебе, – мама бросает на стол небольшой ежедневник. На нем рисованная девчонка, она прячется под зонтом от огромных алых капель.
– Что это?
– Менструальный блокнот, – невозмутимо заявляет она, и я снова давлюсь, а вот отец настойчивее утыкается в газету.
– Мама!
– А что тут такого? Тебе пора следить за своим циклом. Ты вообще собираешься вести половую жизнь? Давно пора.
Я краснею. Злюсь. Неспроста я ненавижу семейные завтраки, обеды и ужины – эти трапезы ненароком отбивают аппетит. То мы обсуждаем мою нерестующую грудь, то некачественно бритые ноги, а то и вовсе – менструацию!
Гадость.
Моя мать – представитель крупной косметической фирмы, посему стремление к красоте – ее главная задача. И если Ариша с успехом взбирается по выстроенной мамой эстетической лестницы, то я – полнейшее ее разочарование. Впрочем, как и отец. Михаил Тарасов более консервативен, он редактор газетных статей, что объясняет мое влечение к литературе. Родители стали встречаться еще в студенческие годы, и я сильно сомневаюсь, что мама могла обратить внимание на папу в нынешнее время. У нее идеальная укладка, маникюр и толстый органайзер расписанный на три года вперед. У отца виднеются пролысины, зафиксирована начальная стадия артрита и протертое трико с обвисшими коленками. Весьма экстравагантная парочка получилась.
– Я все! Спасибо! – я нервно подрываюсь из-за стола, но мама уже завелась.
– Не нужно обижаться, Варя. Это нормально. Я хочу, чтобы моя дочь начала становиться девушкой, а не занималась детской ерундой. Только глянь, что ты носишь. Бабские тряпки. А волосы? Они совершенно не ухожены. Ты целыми днями просиживаешь дома. Где твои друзья? Где Света Верещагина? Вы так хорошо с ней общались.
– Это было четыре года назад, мама, – процеживаю я.
– И что? Тебе нужно брать пример со Светы. Я только и вижу, как за ней мальчишки заходят. А ты? Ты думаешь заводить себе парня? Знай, мне нужны внуки.
– Таня! – не выдерживает отец и бросает газету на стол. – Перестань!
Обстановка накалена до предела. Мне хочется стать невидимкой. Мне хочется стать пылинкой, которую не уловит человеческий взгляд.
– Что, Миша?! Хватит делать из меня плохую, ведь я только добра ей желаю! А ты почему молчишь? Разве ты не замечаешь очевидного? – она буквально задыхается, ее губы трясутся. – Это она в тебя такая аморфная. Все стишки свои глупые пишет. Думает, что это пригодится ей в жизни,– мама усмехается и возвращается ко мне. – Это бессмысленная трата времени, Варя. Тебя ждет юридический.
Я перекручиваю ее слова во внутренней мясорубке и тихо проклинаю.
– Меня ждет юридический. Ясно, – сухо отвечаю я и шагаю в прихожею.
– Правильно, ненавидь маму! – разоряется она. – Ну так если я такая плохая, то ты не увидишь ноутбука, пока не исправишь свои оценки! Смотрите-ка на нее, стишки мы пишем, а уроки делать не любим! Надеюсь, ты меня услышала, Варвара, потому что я не шучу!
Услышала? Еще как. Просто не подаю виду. Улыбаюсь шокированной Аришке, прячущейся за высоким фикусом, и в спешке покидаю квартиру.
По дороге в школу вспоминаю о дружбе с Верещагиной. Мы действительно были лучшими подругами, когда та переехала в наш дом и зачислилась в мой класс. Мы могли сутками напролет обсуждать сериалы, обожали коллекционировать бракованные фантики от жвачек, занимались вышиванием, но в один момент это прекратилось. И дело не в том, что ее увлекли тусовки, где есть алкоголь и травка, а в том, что ее возлюбленный старшеклассник слишком очевидно построил мне глазки. Света разглядела во мне соперницу и с тех пор всячески отравляет мою жизнь. Разорванные тетради, грязные слухи, издевки – ничто, по сравнению с физическим контактом. Порой она переходит рамки и может оттаскать за волосы, только потому что я не так на нее посмотрела. Печально, но даже в этом есть свои плюсы – я больше не верю в женскую дружбу. Да и в целом, в дружбу.
– О, Тарасова, ты в курятнике ночевала?
Даже не подняв головы, я знаю, что это Света. Она и еще несколько одноклассниц устраивают обязательный перекур перед уроками, поэтому на входе в школу я зачастую сталкиваюсь с стервозной компанией. Скорее всего подруги вернулись с клуба – только так я могу объяснить из ранее появление у дверей школы.
– Эй, чучело, я к тебе обращаюсь!
Привыкнуть к оскорблениям сложно, но я терпеливо держу рот на замке и пытаюсь пройти в вестибюль.
– Отвечай, когда тебя спрашивают, – шипит Верещагина и толкает меня в грудь.
Я медленно поднимаю на нее усталый взгляд, улыбаюсь, но продолжаю молчать. Открывать свой рот не имеет никакого смысла, ибо это повлечет за собой большие неприятности.
– Ты оглохла, что ли?
