Призрачно всё... - Алексей Мальцев

А он-то как хлопотал! Павел Ворзонин, светило отечественной психотерапии, доктор наук. И музыку включил, и валерианку накапал, и вентилятор направил, и на кушетку уложил.

Что это с ней? Климакс, что ли? Не рано? Она прислушалась, его речь звучала плавно и успокаивающе. Возможно, он говорил уже давно. Вечность?

— … гинекологи, как всегда, все упрощают. На самом деле я тебе сейчас открою жуткий секрет, — в этот момент Павел прислушался, словно выясняя, сколько жучков понатыкано в его кабинете. Потом махнул рукой на все и продолжил: — Этого никто не знает. Я имею в виду, как на самом деле влияет интенсивность половой жизни и ее регулярность на матку, придатки, предстательную железу… Не знает, и все! Им кажется, что они знают, они смоделировали ситуацию на макаках, получили, к примеру, гиперплазию, и смело переносят данные на людей. Однако сейчас даже сам факт нашего происхождения от обезьян здорово подвергается сомнению. Им выгодно представлять все в таком свете, не более того. На самом деле миома возникает как у замужних, так и незамужних, аденома — как у женатых, так и неженатых. Не стоит искать черную кошку в темной комнате, ее, скорее всего, там нет. Никто не сможет провести черту, сказав, что здесь ты получаешь удовольствие, и у тебя в данном случае ничего не завяжется, (хоть ты и эгоист чистой воды, так как «работаешь» исключительно на себя), а здесь ты — заботишься о продолжении рода. Этого никому не дано, понимаешь? Гинекологам — тем более. У них это скорее шоу, как на Первом канале.

Он продолжал говорить. Ни разу не выказав беспокойства о том, что за дверью — легионы страждущих. Ольга не заметила, как тревога прошла, уступила место уверенности. Желанию продолжать жить, заниматься текущими делами…

Да, да, да, у нее почти закончен проект фасада нескольких корпусов местного курорта. Оплату проведут взаимозачетом, ей обещали три путевки на сентябрь, в самый бархатный сезон. Ни Аркадий, ни Савелий еще не знают об этом. Они тысячу лет не отдыхали нигде всей семьей. Говорят, там просто рай осенью: настоящее буйство красок. Только бы все получилось.

Знакомая бумаженция

Тополиные ветки отбрасывали от единственного на всю округу фонаря нечеткие тени. Роптание склонившихся людей прерывалось женским надрывным криком:

— Дайте что-нибудь сладкое, умоляю! Хоть конфету… хотя конфетой он подавиться может. Лучше воды… да не нужна минералка! Ну где же эта «скорая»? Венечка, милый… Очнись, Венечка…

Бледность лежащего на скамье паренька, казалось, светилась в темноте. Пары манипуляций Изместьеву хватило, чтобы диагностировать гипогликемию.[3] Девушка рядом все время что-то шептала, но Аркадий не прислушивался, действовал автоматически:

— Лена, глюкозу дробно… Олег, давление, преднизолон, кислород. Пахомыч, носилки, живо! Глубоко ушел, паря. Шевелимся!

В машине девушка, которую звали Кристина, наблюдая за уверенными действиями медиков, несколько успокоилась:

— Мы с ним в кино ходили… Я предупреждала, что не надо на две серии, а Венечка настоял. Обычно он ужинал в это время.

Аркадию было не до спокойствия. Больной ему не нравился с каждой минутой все больше и больше. Не укладывался в стереотип. Ввели пятьдесят кубиков глюкозы, должен давно уже прийти в себя. Пульс, давление, кожные покровы, зрачки — все в норме, но парень и не думал «просыпаться».

— Доктор, скажите, все идет… нормально?

Тревога доктора передавалась Кристине. Она хлопала больного по щекам, целовала его, гладила, нашептывала всякие нежности, но — без эффекта. Олег, заполняя «карту вызова», старался не смотреть в глаза Аркадию, но по его поведению чувствовалось, что ему также не по себе.

Машина неслась по ночному городу, асфальт блестел огнями реклам и витрин. Никому в городе не было дела до крошечной «скорой», с трудом вписывавшейся в опасные повороты.

— Он всегда по-другому из комы выходил, — лепетала Кристина. — Он давно уже должен… давно… Тут что-то не так, доктор. Вы все правильно ввели? Ничего не перепутали?

— Успокойтесь, девушка, — Леночка сидела с каменным лицом и теребила лямку на своей зеленой униформе. Не так давно все медики «скорых» и МЧС облачились в зеленые костюмы, за что некоторые из коллег стали звать их долларами. — Все будет в порядке. Как зовут больного, фамилия, возраст?

— Что? А, да… — девушка кивнула и замолчала, потом, словно спохватившись, промямлила: — Поплевко Вениамин, двадцать де…

Договорить она не успела. Из горла больного вырвался всхрап, после чего последовал жутковатый вопрос:

— Какое сегодня число, господа?

Грубый гортанный голос словно звучал из глубины колодца. К тому же говоривший был явно не из этой местности, чувствовался странный акцент. Кристину сначала затрясло, потом началась истерика:

— Это не Венечка! Куда вы дели моего Венечку?! Это не его голос!!! Он не так выходил… Господи!!!

Леночка начала креститься, Олег выронил авторучку. Изместьев старался самообладания не терять, но колени начали подгибаться. В горло будто кто-то напихал ваты.

— Вениамин, — прокашлявшись, начал он, — вы слышите меня?

— Если вы ко мне обращаетесь, то прекрасно слышу! И спрашиваю, какое сегодня число и год, — повторил больной, не открывая глаз. — И прекратите называть меня Вениамином. Или Венечкой, терпеть не могу это имя!

— Останови, Пахомыч! — Леночка забилась в истерике. — Чур, не я! Чур, не я! Я выпрыгну на ходу! Ради бога, останови-и-и-и! Не могу больше!

— Уже подъезжаем! — нервно отозвался водитель. — Вторая клиническая, санпропускник. Эндокринология — на третьем этаже. Один поворот — и мы на месте.

— Вас, Вениамин… Или как вас там, — пытался взять под контроль ситуацию Изместьев, — мы госпитализируем в больницу, вас следует полечить. Вы больны…

— Какая больница? Зачем лечить? Ничего мне не надо, — нервно оборвал его больной. — Я чувствую себя прекрасно. Вот, смотрите.

С этими словами он сел на носилках и открыл глаза. Кристина медленно, без сознания сползла вниз. Леночка раскрыла на ходу задние дверцы, а доктор сидел как вкопанный, глядя в зеленоватые глаза того, кто совсем недавно валялся в парке на скамейке.

Внимание «прозревшего» больного тем временем привлекла «карта вызова», которую до этого заполнял Олег:

— Знакомая бумаженция, хм… — пробубнил он, ввергая всех в шок. — Только со временем пожелтеет и край ее начнет махриться. А так… узнал, узнал. Да, если бы не она, не быть бы мне сейчас в вашей тесной компании.

Словно инопланетное существо сидело сейчас перед Аркадием, зачем-то тянулось к наполовину заполненной карте, интересовалось датой своего «приземления». Кое-как сохраняя самообладание, он силой уложил больного на носилки. Едва Пахомыч остановил машину, Аркадий кивнул Олегу, мол, давай транспортируем. Кое-как они перенесли «Вениамина» в приемное отделение.

Кристина пришла в себя лишь после вдыхания «нашатырки». Конечно, она осталась с больным в санпропускнике.

Обратно ехали молча, лишь Леночка периодически всхлипывала, глотая слезы. Возвращаясь домой после смены, Аркадий с Олегом заскочили в круглосуточный супермаркет и купили по бутылке водки. Выпили по дороге.

К утру Изместьев смутно помнил подробности дежурства.

Секс накануне перестройки

Как у нее язык повернулся такое сказать?! После сказочной ночи и божественного вечера. После совершенно чумового секса, какого у доктора не было уже несколько лет.

Кажется, от здания банка до ресторана их отвез все тот же черный «лексус». Аркадий, мягко говоря, вел себя не лучшим образом: приставал к банкирше на глазах секьюрити. По каменисто-равнодушным рожам последних он догадался, что им приходилось и не такое наблюдать.

В ресторане, помнится, несколько раз заказывал любимый шлягер Жанны «Не говорите мне „прощай“». У него словно открылось второе дыхание, и он все не мог натанцеваться. Аленевская пила «Божоле», Аркадий в основном налегал на водочку. Все вокруг казались родными, доктор с каждым из присутствовавших в зале готов был пить на брудершафт.

Следующей серией мыльной оперы суждено было стать их неравному поединку в спальне двухуровневой квартиры банкирши. Где он, собственно, и проснулся минут десять назад. И — такое услышать!

— Ракеш, я все привыкла делать сама за эти годы. — В прозрачном белом пеньюаре она сидела перед ним на полу по-турецки и дымила сигаретой. — Ты знаешь, плохо это или хорошо, но по-другому не хочу. Думаешь, я ту ночь не помню, когда у тебя… ничего не вышло. Ты уж прости, но я привыкла к конкретике. Она стала точкой отсчета, понимаешь? Да, да, та самая ночь. Припоминаешь?

Лоб Изместьева покрылся испариной: он вспомнил конфуз и жуткую беспомощность, когда был разрушен ореол школьного Казановы, перед которым ни одна старшеклассница не могла устоять. В ночь выпускного бала он потерпел полное фиаско, такое больше не повторялось ни до, ни после. Ну зачем она вспомнила про это?!