Почерк судьбы - Шарлотта Лукас
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Но вы ведь можете поехать на Мюлентайх, – вместо этого предложил Йонатан. – Ну, если вы так хотите посмотреть на лебедей. Это ведь недалеко отсюда.
Мужчина кивнул. Он все еще улыбался.
– Да, да, это и впрямь хорошая идея.
Потом мужчина развернулся и, не говоря больше ни слова, зашагал прочь. Незнакомец так и не сказал Йонатану, отправится он на Мюлентайх или нет.
Йонатан постоял еще некоторое время, глядя вслед чудаковатому парню. Что бы ни предпринял этот «Гарри Поттер», все было бы странным.
Йонатан в задумчивости побрел назад, к велосипеду. Лебеди. Птицы с душой. Трансцендентность. Сумасшествие!
Только оказавшись возле велосипеда, он заметил, что все еще держит сумку в руке. Что же теперь с ней делать?
Он еще раз огляделся, но, кроме молодого человека, который вдалеке поднимался по склону к дороге, больше никого видно не было.
Йонатан подошел к одной из лавок возле спортивной площадки. Погладив обеими руками кожаный переплет ежедневника, посомневавшись секунду, он наконец щелкнул кнопкой и открыл книжицу.
Твой идеальный год
Именно это было выведено витиеватыми буквами на первой странице. Очевидно, от руки и шариковой ручкой. Ни имени, ни адреса, как в обычном ежедневнике.
Йонатан стал листать дальше и открыл страницу, на которой значилось «1 января» – только что начавшийся день совершенно нового года. Оформление ежедневника было великолепным: на каждый день отводилась целая страница, но они были полностью исписаны тем же красивым почерком, что и заглавие:
1 января
Невозможно прибавить дней жизни, но можно прибавить жизни дням.
Китайская мудрость
Йонатан мысленно покачал головой. Какая пошлая фраза для ежедневника!
Хуже только «Carpe Diem!»[10]. Или часто цитируемое и до смерти заезженное высказывание Чарли Чаплина: «День без смеха прожит зря». Самый ужасный эпиграф – это лирика! И все же ежедневник заинтересовал Йонатана, и он прочитал то, что было записано на сегодняшний день:
Поспать до 12 часов. Завтрак в постели с Х. Потом – прогулка у Альстера и глинтвейн в «Альстерперле».
После полудня: DVD-марафон. Возможные фильмы:
«P.S. Я люблю тебя»
«Пока не сыграл в ящик»
«Дневник памяти»
«Молчание ягнят»
Альтернатива: все серии «Север и юг».
Вечером: тальятелли с помидорами черри и хлопьями пармезана, к этому – хорошая бутылка «Риохи».
Ночью: целоваться, смотреть на звезды, шептать желанные мысли.
Йонатан не мог не рассмеяться. Что за выбор фильмов! И какими будут эти «желанные мысли» после просмотра «Молчания ягнят?» И какой еще ужин, поцелуи и вообще что-либо после всех серий «Севера и юга»? Все это оставалось под вопросом, ведь в понимании Йонатана сериал длился бесконечно долго. Много лет назад Тина заставляла его неделю за неделей смотреть вместе с ней пошло-сентиментальную любовную историю об Орри и Мадлен[11]. И, если ему не изменяла память, это было так же мучительно, как просмотреть десять раз подряд «Техасскую резню бензопилой»!
Йонатан с интересом продолжал листать дальше. Хотя ему было ясно, что на самом деле подобное никто делать не стал бы, все же это чем-то напоминало ковыряние в чужом дневнике. Но не судите, да не судимы будете. Йонатан, читая страницу за страницей, удивлялся все больше и больше. Ведь кто-то же не поленился записать что-нибудь на каждый день всего года! Все страницы были заполнены, вплоть до 31 декабря. Несмотря на многочисленные поэтические эпиграфы, которые предваряли каждую запись («Зорко одно лишь сердце. Самого главного глазами не увидишь», Антуан де Сент-Экзюпери), Йонатан уже испытывал уважение к автору.
Иногда планы были весьма затратными, например 25 августа:
Взять напрокат фургон для кемпинга и поехать в Санкт-Петер-Ординг[12] поискать ракушки, пожарить мясо на гриле и поспать под открытым небом. Не забыть взять музыку!
Но были и незначительные мероприятия, как, например, 16 марта:
Мой день рожденья!
После полудня пойти в «Лютт-кафе» и есть пироги, пока не станет дурно.
А вот запись на 21 июня:
Начало лета! Встретить рассвет в 4: 40 на берегу Эльбы!
Йонатан листал дальше и читал, читал… Он ощущал, как душу заполняет странная печаль.
С одной стороны, этот ежедневник был написан абсолютно точно не для него. Он даже не был знаком с какой-нибудь или каким-нибудь Х.! За исключением его соседки слева, Хелены Фаренкрог. Но даже если она и родилась 16 марта, то ей уже было за девяносто, и жила она одна, вместе со своей Дафной – королевским пуделем. Йонатан совершенно не верил в то, что она много недель подряд заполняла для него дрожащей рукой этот ежедневник – страницу за страницей, шрифтом Зюттерлинга (это, конечно, неправда, но подошло бы Хелене Фаренкрог).
Но именно почерк и послужил второй причиной его странной меланхолии. Да, Йонатана это даже по-своему тронуло.
Ему не потребовалось много времени для того, чтобы понять, что это было: витиеватые буквы напомнили почерк его матери Софии, которая ушла от его отца, когда Йонатану было десять лет.
Именно так она и писала – много длинных завитков. Йонатан не вспоминал о ней целую вечность, но когда он читал записи, то с болезненной четкостью перед ним всплывали все письма и записки, которые она оставляла ему когда-то по всему дому.
«Доброе утро, золотце, хорошего тебе дня!» – лежал листик на столе рядом с завтраком, прямо возле тарелки с яичницей и ветчиной. А после, когда Йонатан распаковывал на перемене бутерброд, всегда читал фразу «Приятного аппетита!», написанную на оберточной бумаге. Рядом – нарисованное красным фломастером сердечко. «Не огорчайся, следующее задание ты выполнишь лучше!» – висел стикер рядом с заваленной контрольной работой по математике. «Желаю тебе чудесных снов!» – это пожелание она подсовывала ему под подушку каждый вечер.
Но это были всего лишь записки, которые ничего не меняли: мать Йонатана бросила не только мужа, но и своего единственного ребенка. Она вернулась на родину, а родилась она недалеко от Флоренции, и уехала оттуда неохотно в конце шестидесятых. Отец Йонатана познакомился с ней в Италии после окончания стажировки.
Она сбежала на свою красивую теплую родину более тридцати лет назад, а Йонатан остался на холодном севере с не менее холодным отцом.
Йонатан хранил тайну за семью печатями – «Н.», начальная буква его второго имени. Это от «Николо». Ему даже показалось, что он слышит шепот матери: «Николино, любовь моя». Прямо возле уха. «Ti amo molto. Molto, molto, molto!»[13]
Как бы то ни было, molto или не molto, она уехала. А три года спустя, после писем, звонков и взаимных визитов, на пике пубертатного периода, Йонатан отправил матери открытку, в которой просил, чтобы она жила себе там, где растут лимоны, и в будущем его не беспокоила.
Потом он с удивлением осознал, что мать именно так и поступила. Он больше никогда ничего о ней не слышал.
И вот сегодня Йонатан уставился на написанное этим почерком, который непостижимым образом напомнил ему о матери.
Когда капля упала на страницу и слегка размыла слова, Йонатан с удивлением провел по ним большим пальцем. Он еще больше удивился, когда заметил, что это совсем не дождь. Смех, да и только!
Он быстро захлопнул ежедневник, сунул его обратно в сумку и застегнул молнию. Больше всего ему хотелось оставить книгу прямо здесь, на лавке, тогда хозяин непременно ее найдет, если станет искать. Возможно, сумку просто оставили где-то на дороге, а какой-то внимательный прохожий повесил ее на руль велосипеда, предположив, что она там и висела. Или чтобы легче было ее обнаружить.
Руки Йонатана дрожали, когда он выставлял комбинацию цифр на велозамке.
Неудивительно: он совсем вымотался и еще ничего не ел. Самое время поехать домой и плотно позавтракать! Йонатан запрыгнул на велосипед и покатил прочь, его пульсометр спустя несколько метров снова показывал частоту в 175 ударов. Всего три минуты спустя он резко затормозил до полной остановки, чуть не вылетев из седла. Нет, так не пойдет! Оставить на скамье сумку, чтобы ее кто-нибудь забрал, – ведь это мог сделать любой прохожий!
Поэтому Йонатан решил вернуться. Он должен взять сумку с ежедневником домой и там в спокойной обстановке попытаться найти сведения о законном владельце.
Да. Он непременно это сделает. Это показалось Йонатану единственно верным решением.
Глава 4
Ханна
За два месяца до этого, 29 октября, воскресенье, 12 часов 47 минут
– Если ты сейчас же не подойдешь к телефону, я вызову полицию! Или у меня случится инфаркт! А может, и то и другое! – Ханна так громко кричала в трубку, что Симон это должен был услышать в своей квартире на Хоэнфельде даже без телефона.
– Скажи ему, что мы натравим на него русскую мафию! – орала Лиза на заднем плане. – И албанскую в придачу!