Перегрин (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич

Я почему-то красиво, как на строевых занятиях, сделал разворот кругом через левое плечо и зашагал к входу в склад, где поджидали Антидий, Фрасилл и еще два охранника, имена которых я не знал. Ни слова не говоря, швырнул им под ноги меч, щит, шлем и наруч, после чего зашел в помещение. Там, вопреки моим ожиданиям, посмотрели на меня без обиды или мстительности.

— Я говорил Лампирию, что так, как ты, наблюдать за нашей разминкой может только опытный воин. Он не поверил — и поплатился. Туда ему, подонку, и дорога! — произнес вместо эпитафии римлянин. — Теперь будешь моим соседом по камере.

6

Он и правда оказался римлянином и даже называл себя выходцем из древнего патрицианского рода. Это типа римского потомственного дворянства. Его полное имя было Гай Публий Минуций. На счет патрицианской родословной у меня были большие сомнения, потому что из случайных фраз сокамерника понял, что его мать относилась к женщинам с пониженной социальной ответственностью и, как следствие, высокой ценой. Хотя вполне возможно, что произвела она сына от представителя патрицианского рода. Похоти все сословия покорны. Гай Минуций был человеком веселым и ветреным, жил здесь и сейчас, причем не только потому, что его нынешняя профессия обязывала не строить планы на далекое будущее. Два года прослужил легионером в Малой Азии, где по одной его версии попал в плен и был продан в рабство, по другой — дезертировал с тем же результатом, по третьей — проигрался в кости и рассчитался, как сумел. Самое забавное, он абсолютно не смущался, когда я указывал, что вчера версия была другая.

— Да какая разница?! Не разменивайся на такие мелочи, иначе жизнь станет рабством! — отмахивался он легкомысленно, будто в данный момент не был рабом.

Я перестал воспринимать всерьез его рассказы, поэтому мы быстро подружились. Тем более, что нам не придется сражаться друг с другом. Поведал ему версию о младшем сыне тирана из далекой Гипербореи, чем вызвал искреннее восхищение и уважение. К чужим рассказам Гай относился, не размениваясь на мелочи, чтобы, наверное, ненароком не оказаться в рабстве. Хочешь быть сыном тирана — будь им! Тренировались мы в паре, кое-чему научив друг друга. Да и вообще, между «стариками» отношения были товарищескими. Как и между нами и охранниками, особенно Фрасиллом, который раньше и сам был гладиатором.

Антидий контролировал ситуацию среди богатых людей Пантикапея и окрестностей и, когда кто-нибудь готовился перейти в мир иной, закупал еще шесть гладиаторов, чтобы выставить их во время поминок против шестерых «стариков». Пантикапейские боги почему-то требовали шесть человеческих жертв. Обычно гибли новички. Я был редким исключением, пробившимся в «старики». Все-таки отбор у нас очень жесткий, без скидок. Следующие два боя мне давали слабых соперников и выставляли нас первой парой, на разогрев или, точнее, на освистание. Во второй раз я решил «сделать интересно» — дал своему слабому противнику, меотскому крестьянину, попавшему в рабство за долги, пожить несколько минут и проявить свои лучшие бойцовские качества. Бедолага и правда поверил, что у него есть шанс завалить меня, и повел себя довольно агрессивно и, как следствие, зрелищно. Когда он мне надоел, во время очередного примитивного выпада уколол его ниже правой ключицы, а вторым ударом пропорол горло, густо заросшее курчавыми черными волосами.

Антидий, который в отличие от многих зрителей знал потенциалы обоих бойцов, предложил после боя:

— Если устроишь такое же представление в следующий раз, получишь амфору вина и хорошую еду.

— Дай мне мой меч и подбери в противники тавра покрупнее, — выдвинул я встречное условие.

— Договорились, — сказал он.

В третий раз мы бились во дворе большой виллы, расположенной на берегу пролива километрах в трех от Пантикапея. Точнее, дворов было два, господский и хозяйственный. Мы сражались в первом, который был просторнее и вымощен каменными плитами. Это были, так сказать, поминки для избранных. Они возлежали на клиниях, расставленных по периметру двора, рядом со столиками с выпивкой и закуской. Посуда была золотая и серебряная. Рабов, обслуживающих поминки, было больше, чем приглашенных. Скоропостижно скончался богатый винодел, оставивший в наследство, кроме недвижимости, еще и сто талантов серебра. Наверное, не ровно сто, округлили для красоты, но все равно очень много. Сын-наследник по имени Незиот, которому едва перевалило за двадцать, от радости зазвал три десятка таких же оболтусов и расщедрился на шесть человеческих жертв.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

На этот раз меня выпустили в предпоследней паре. Противником был тавр, довольно рослый для его народа, но все равно на полголовы ниже меня. Зато в плечах был раза в полтора шире. Если бы при таких габаритах тавр был бы еще и быстр, мне бы пришлось туго. К счастью, двигался он не то, чтобы медленно, однако уступал мне. Я успевал уйти от его ударов и безнаказанно бить в ответ. И не только в ответ. Мне захотелось поиздеваться над противником. Видимо, никак не мог забыть тех двух тавров, отца и сына, которые захватили меня спящего. Пару раз я успевал зашагнуть вправо, за щит противника и дать тавру поджопник. Это вызывало бурную и радостную реакцию зрителей. В третий раз проделывать этот фокус не стал, потому что заметил, что противник ждет его, готовиться наказать за издевательство, поэтому изобразил намерение и, когда тавр повернул щит влево, раскрылся, чтобы уколоть меня в ногу, я продемонстрировал свой «фирменный» удар с оттягом, вложив в него всю ненависть, накопившуюся за последние два месяца к представителям этого народа. Сабля рассекла тело тавра от правой ключицы до левого подреберья. Верхняя левая часть вместе с головой и щитом сразу упала на каменные плиты, а правая постояла нескольок секунд, будто раздумывала и только потом рухнула на остатки спины, к тому времени залитой кровью.

Зрители дружно ахнули, после чего громко и весело загомонили. Наверное, порадовались, что не оказались на месте тавра.

Новый хозяин виллы жестом подозвал меня и протянул золотой кубок с белым вином:

— Пей, ты заслужил!

Вино было неразбавленное и сладкое, наверное, с медом. Давненько я не пил такое. Осушил кубок за два захода, после чего поставил его на стол и поблагодарил.

— Для варвара ты слишком хорошо владеешь мечом и говоришь на греческом языке, — заметил Незиот.

— Я — сын тирана, получил хорошее и разностороннее образование, — сообщил ему.

— Сын тирана?! — удивился хозяин виллы. — А как оказался здесь?!

Я рассказал байку про плавание в Грецию для повышения культурного уровня, шторме, утопившем мою галеру, попадание в плен к таврам… Слушали меня с интересом. У мажорных деток за всю жизнь не было столько приключений, сколько у меня за два месяца.

— Хочешь стать моим телохранителем? — задал вопрос Незиот.

— Не откажусь, — честно признался я. — Только выкупите и мое оружие. Привык к нему.

— Подойди сюда! — крикнул хозяин виллы Антидию.

— Чего изволите, мой господин? — раболепно согнувшись, произнес тот, подойдя к столу.

— Я покупаю этого раба и его оружие, — тоном, не терпящим возражения, сообщил Незиот.

— Он обошелся мне в тридцать мин серебра, — проинформировал Антидий, приврав, как догадываюсь, втрое, если ни впятеро.

— Ты получишь свое серебро, — сообщил мой новый хозяин и махнул рукой моему бывшему: проваливай!

Заключительный поединок я смотрел, как зритель, стоя вместе с обслугой виллы у входа на кухню. Победил новичок.

7

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Возможно, мы с Незиотом ровесники, если исходить из возраста моего тела. Это юноша среднего роста, склонен к полноте, но пока не расплылся. Отец заставлял его ходить в гимнасию и поддерживать хорошую физическую форму, насколько это возможно при той любви к чревоугодию, что культивировалась в их семье. Отец и умер, обожравшись. Мать Незиота перебралась в царство мертвых девятью годами раньше во время родов. Она была дочерью скифского вождя, осевшего в Пантикапее. Ее приданое послужило фундаментом для построения винодельческой империи. Оказывается, скифы теперь запросто живут в городах, даже основали свой, который греки называют Неаполем. У Незиота были две младшие сестры, обе замужем за пантикапейскими богачами. Сам он женат на племяннице боспорского царя Перисада. Жену зовут Ифигения. Как мне сказали, сейчас это очень модное женское имя в Таврике. Детей у них нет. В таком случае муж имеет право завести вторую жену, но Незиот не спешит это делать, потому что царь Перисад очень трепетно относится к своим родственникам. Наверное, поэтому жена живет безвылазно в Пантикапее, а муж предпочитает виллу, где у него теперь дюжина наложниц.