Нур-ад-Дин и Мариам - Шахразада
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Аллах всесильный, где ты этому научилась? – спросил он низким от страсти голосом.
Она лукаво посмотрела на него.
– Я просто повторила твои ласки. Я почему-то подумала, что мужчина должен любить, когда его так ласкают, – неуверенно ответила Мариам. – Тебе не понравилось?
– А ты как думаешь? Просто жены этого не делают.
Мариам обескураженно смотрела на него.
– Честное слово, Нур-ад-Дин, я просто хотела доставить тебе немного удовольствия. Да и себе тоже…
Он приложил палец к ее губам.
– Я верю тебе, милая. У тебя это получилось прекрасно – ты чуть было не заставила меня потерять голову.
– Может быть, мне стоит еще поупражняться? – лукаво спросила она.
– Ну нет. – Нур-ад-Дин поймал ее запястья. – Теперь моя очередь мучить тебя.
Отпустив руки Мариам, он крепко сжал ее бедра и приподнял, прежде чем она смогла угадать его намерение. Она оказалась верхом на его животе и с удивлением посмотрела на него широко раскрытыми глазами, продолжая доверчиво ждать.
Положив ладони на ее живот, Нур-ад-Дин повел их вверх, к груди. Почти благоговейно он взял в руки, как в чаши, ее соблазнительные округлости и, поймав ее горящий взгляд, большими пальцами стал массировать набухшие соски. Он продолжал это, пока они не стали твердыми, а потом медленно притянул Мариам к себе, чтобы взять ее грудь в рот.
Ее вкус, казалось, пробудил в Нур-ад-Дине какие-то древние инстинкты, ибо его ласки стали почти грубы. Он мял, кусал ее грудь… и в следующий миг снова становился нежным, любящим.
Если бы Мариам была кошкой, она бы, наверное, замурлыкала, но сейчас она могла только стонать, чувствуя, как внутри нарастает восхитительный жар; и, когда ищущие пальцы Нур-ад-Дина нащупали мягкие завитки между ее бедрами, она вскрикнула и выгнула спину. Едва ли она слышала ласковые слова, которые бормотал ей Нур-ад-Дин, то сжимая ее ладонью, то дразня умелыми пальцами.
Немного погодя он приподнял Мариам и легко вошел в ее лоно, овладев ею одним долгим движением и наполнив ее до предела. Мариам задохнулась от удовольствия, когда ее пронзило его копье. Он обжигал ее, вызывая ответный огонь. О, этот огнь опьянял, будоражил кровь, возвышал!
Нур-ад-Дин стал двигаться внутри нее, и Мариам погрузилась в пылающую бездну страсти. Он жадно смотрел, как ее захлестнула волна наслаждения, и только железная воля не дала ему уступить сжигающему Мариам жару.
Когда она наконец пришла в чувство, то обнаружила, что лежит на груди у Нур-ад-Дина обмякшая, почти безжизненная. Его плоть, пульсирующая, готовая к продолжению, начала медленно возобновлять движения, но Мариам совсем не была уверена, что переживет еще одно потрясение, подобное только что испытанному.
Дыхание Нур-ад-Дина опаляло ее кожу, а его нетерпеливые руки бродили по самым интимным уголкам ее тела. Она была совершенно беспомощна против того напора, который вновь нарастал внутри нее. Когда Нур-ад-Дин наконец потерял самообладание и его тело сотрясла неудержимая дрожь, страсть Мариам тоже полилась через край, прорвавшись опаляющей лавиной огня. Обессиленная, она упала на него и погрузилась в дремоту. О, оторвать ее сейчас от любимого не могли бы все маги мира!
Макама пятая
Дыхание Нур-ад-Дина выровнялось, и он, приподнявшись на локте, взглянул на Мариам. Та дремала и была в этот миг столь хороша, что сердце юноши замерло от радости.
«Какое счастье, что она принадлежит мне! Как я счастлив, что наши родители были столь мудры, отдав мне в жены самую лучшую девушку в мире!»
Мариам чувствовала на себе нежный взгляд Нур-ад-Дина. Но истома заполонила все ее существо, и потому она лишь довольно вздохнула. За окном стемнело, вскоре должен был вернуться ее почтенный батюшка. Он всегда был рад видеть Нур-ад-Дина в своем доме, а потому Мариам понимала, что пора готовить вкусный ужин. Ибо отец может рассердиться на нее за то, что она, словно нерадивая хозяйка, не предложила желанному гостю даже маковой росинки.
– О Аллах, как же не хочется отрываться от тебя, мой прекрасный!
– И я отдал бы всю свою жизнь, чтобы этот миг длился вечно!
– О нет, – Мариам в притворном ужасе прикрыла глаза, – я не выдержу этого.
– Увы, моя прекрасная, – качнул головой Нур-ад-Дин. – Этого не выдержу и я. Ведь надо же иногда и восстанавливать силы!
– Ты прав, – улыбнулась девушка. – Пора браться за ужин!
Наконец тяжелый казан с пловом (конечно, не без помощи Нур-ад-Дина) занял свое место над очагом.
– Ну что ж, почтенная, – со смехом в глазах проговорил юноша, – а теперь признавайся, о чем велела тебе поговорить со мной твоя недалекая подружка?
Мариам нежно улыбнулась любимому. Сейчас даже упоминание об Амаль не могло вывести ее из того изумительного душевного равновесия, какое даруется разделенной и торжествующей любовью.
– О, мой милый, это долгий разговор.
– И что? Его не следует вести вечером? Или при свете луны? Или после заката?
– О нет, боюсь, что появление моего отца вынудит меня прервать его.
– Так это тайна?
– Да, причем тайна именно от него…
– Ты разожгла мое любопытство, любимая! Говори, не томи. Клянусь, как только почтенный Нур-ад-Дин появится на пороге, я мигом прекращу все расспросы!
– Да будет так! – Мариам поправила вышитую шаль, что скрывала ее длинные косы. Следовало собраться с мыслями. Быть может, Нур-ад-Дин не поймет ее. Но, увы, пути назад не было, и потому Мариам начала издалека.
– Помнишь ли ты тот день, когда умерла моя матушка?
– О да, прекраснейшая, – кивнул Нур-ад-Дин, удивляясь такому началу разговора.
– И помнишь, должно быть, в сколь черную тоску погрузился тогда мой отец…
– Такое непросто забыть.
– Это верно. Как должен ты помнить и то, сколь печальна стала твоя уважаемая матушка в день смерти твоего почтенного отца.
– О да, красавица. Я вижу это по сей день.
– Должно быть, ты уже раздумывал над тем, как же унять душевную боль доброй Мариам?
– Я частенько думаю об этом, моя любимая. И рад, что ты тоже задавала себе этот вопрос.
– С недавних пор, мой хороший, я стала замечать, что отец вновь становится почти таким же, каким был некогда. Особенно в те часы, когда беседует с твоей матушкой. Он улыбается, он шутит, он…
Нур-ад-Дин кивнул. Да, он не был столь необыкновенно чуток, как его прекрасная Мариам, но и ему уже доводилось слышать довольный смех ее отца. И действительно, происходило это тогда, когда рядом была его, Нур-ад-Дина, матушка.
– Я тоже замечал это. Более того, я скажу тебе, что лишь беседы с твоим добрым отцом делают мою почтенную родительницу не такой печальной. Что стоит мне лишь вспомнить о нем, как ее прекрасное лицо озаряется добрым светом.