Дьюри - Татьяна Тихонова

2

Комнату, куда привел меня Милька, слабо освещала настольная, пузатая лампа, стоявшая на круглом высоком столике, больше похожем на подставку. Огонек слабо плясал в стеклянном колпаке серебряного светильника. Затейливая вязь рисунка на стекле отражалась на стенах комнаты, и удивительные звери и травы плыли в ее неярком свете.

Вся мебель здесь была накрыта белыми чехлами. Огромная круглая кровать с плотно закрытым балдахином стояла посреди комнаты, большой ковер под ногами, по которому бежали олени, спасающиеся от охотников… Пахло сыростью, пылью, мышами…

И вдруг балдахин заколыхался и распахнулся. Круглолицая толстушка в цветастом платье с оборками и белом фартуке, кряхтя, сползла с кровати, продолжая поправлять замысловатое кружево простыней. Большущее одеяло ловко взлетело в ее руках, расправилось и легло…

— Брукбузельда! Брукбузельдочка моя! — вскрикнул Милиен и бросился к ней.

Толстушка охнула и оглянулась. Она присела на корточки и обняла мальчика. Он затих, а Брукбузельда посмотрела на меня и грустно улыбнулась.

— Вы уже здесь, мой славный принц! — проговорила она, погладив Милиена по черноволосой голове, — как же я скучала по вас! Посмотрите-ка, какой здесь несносный порядок, пора вам разобраться с этой армией лентяев…

Милька обернулся и посмотрел в ту сторону, куда показывала ему улыбающаяся Брукбузельда. Там вдоль стены стояло множество деревянных воинов. Интересные это были воины — лица у них были добрые… А ближе к кровати сидел, склонив голову на грудь, большой, размером с самого Мильку тряпичный клоун… или скоморох, или шут… Его разрисованное веселое лицо было видно лишь наполовину, но пестрое, лоскутное одеяние все равно придавало ему шутовской вид.

— Привет, Сато… — проговорил Милиен, глядя на него.

Голова клоуна приподнялась, стало видно полностью добродушное веселое лицо. Нарисованные синим большие глаза, красный большой рот, нос — картофелиной, неподвижно улыбались.

— Привет… — прозвучал ответ.

Прозвучавший голос был нарочитым, искусственным, но пока я раздумывала, — не сам ли Милька ответил за клоуна, — мальчик уже отвернулся от игрушек, и, выбравшись из объятий не знающей, чем еще порадовать его Брукбузельды, забрался на кровать. И голова Сато вновь опустилась на грудь и ослепительно заулыбалась в пол.

— Кто же это с вами, мой маленький принц? — видно было, что толстушке очень хочется отвлечь мальчика от грустных мыслей, и она теперь переключилась на меня, — я могла бы принести вам сюда сладких ватрушек и пирожков с мясом… Вы же, конечно, проголодались с дороги?

Она мне отчаянно подмигивала, и я, разведя руками, усмехнулась и кивнула.

— Это О… — проговорил Милька, не поворачивая головы. — Она убила великана, который поймал меня…

Брукбузельда смотрела на меня, и ее маленькие светлые бровки медленно ползли вверх.

— Убила ланваальдца?! — повторила она озадаченно.

Я пожала плечами и махнула рукой.

— Сама не знаю, как получилось… К тому же было темно, он стоял ко мне спиной и на коленях… — ответила я.

— Кто же вы тогда, милая девушка? — спросила, улыбнувшись, толстушка. — Никак не могу определить… Вроде бы и похожи вы на дьюри, но имя у вас чудное, и словно бы вы не были давно в Вересии… и вернулись недавно…

В эту минуту Сато опять поднял голову. Его улыбающееся лицо смотрело на нас с Брукбузельдой и в тоже время мимо нас.

— Брукбузельда, ты ватрушки обещала… Так хочется твоих ватрушек… — Сато проговорил все это деревянным голосом, смолк и вновь уронил голову.

А толстушка, глядя на меня, тыкала пальцем в направлении Милиена, улыбалась и кивала утвердительно головой. Значит, все-таки Милька сам разговаривает вместо клоуна… Маленький хитрец… Я усмехнулась и предложила:

— Давайте, я вам помогу все принести сюда, Брукбузельда.

Та, принявшись быстро снимать белые чехлы с кресел и диванов, стоявших вдоль стен, удивленно на меня посмотрела и согласилась:

— Пойдем, пусть мой славный принц спит, — проговорила она, поглядывая на него, свернувшегося клубочком посреди огромной кровати, — видимо, придется мне отдать молоко кошкам…

— И молоко, Брукбузельда, принеси Сато, Сато любит молоко больше, чем ленивые кошки… — опять проскрипел деревянно клоун.

Брукбузельда рассмеялась и, забрав узел с пыльными чехлами, махнула мне рукой и добавила вслух:

— Только сначала схожу, напою белого олененка в конюшне, Никитари вчера из леса привел, маленький такой, славный и на лбу рыжее пятнышко, как солнышко…

В этот раз гнусливый клоун промолчал, а голова Мильки слегка повернулась в нашу сторону.

— Ну, пошли, О, кормить мужчин…

— И я… — Милька подскочил мигом, — и я пойду кормить мужчин…

— Нет, Милиен, лучше ты пойдешь кормить олененка, — засмеялась я, беря его привычно за руку.

Брукбузельда погасила огонь, махнув рукой в сторону светильника и едва шевельнув губами…

Мне же оставалось лишь смотреть и удивляться этим удивительным событиям, разворачивающимся на моих глазах, и надеяться, что когда-нибудь все вопросы мои найдут ответы, и я найду свое место в этом мире, или найду выход из него. Но этого мне хотелось все меньше и меньше…

3

Спустившись вниз по лестнице, и войдя в открытую дверь под ней, мы оказались в большой, жарко натопленной кухне. На выбеленных стенах были развешены большие сковороды, половники… Вдоль правой стены стояли два буфета с посудой, посредине — стол, заваленный овощами, тут же рядом с овощами было блюдо внушительных размеров, накрытое белоснежной салфеткой с вышитыми на ней золотыми вензелями… Сладкий дух свежей выпечки заставил меня вспомнить, что я ужасно голодна. А жарящееся на сковороде щедрыми ломтями мясо заставило заскулить жалобно мой желудок.

— Да здесь еще конь не валялся! — воскликнула хозяйственная Брукбузельда, отправляя тюк с бельем во встроенный возле двери в стену шкаф. Тюк ухнул, судя по звуку куда-то вниз, слышно было, как он еще пару секунд летел и глухо ударялся о стенки и, наконец, приземлился где-то в неведомых для меня недрах замка.

Никитари сидел на маленьком деревянном стульчике у большой печи и подкладывал дрова в топку. Блики огня весело плясали на его лице, глаза щурились, глядя на пламя… Милька, подойдя к нему, взобрался на колени, и затих, подперев щеку рукой. Никитари, обнял его и обернулся к нам и, также умиротворенно щурясь, ответил:

— Мясо, Брукбузельдочка, жарится… Чего тебе еще желать, кошечка моя? Да брось ты эту кастрюлю, опять за свои овощи принялась… — он говорил лениво, разморившись от огня и спокойствия, — овощами твоими только мясо портить… И хлеба не надо…