Гриада (Художник Л. Смехов) - Александр Колпаков

Во время нашего путешествия по планете управляемая роботами «Урания», как спутник, должна была вращаться вокруг неё.

Вдруг, почти пересекая наш путь, беззвучно пронеслось большое отсвечивающее в солнечных лучах эллипсоидальное тело. Метеорит?! Нет! Слишком правильная форма.

— Видел?! Нет, ты видел?! — возбуждённо сказал академик. — Спутник!… Искусственный спутник! Если сразу же встретился один, их должны быть здесь десятки!…

Последние сомнения исчезали. Здесь есть разумные существа! Необходимо удвоить осторожность: неизвестно ещё, как нас примут неведомые собратья по разуму, удастся ли вовремя втолковать им цель нашего путешествия…

Наконец в районе экватора я заметил обширную равнину, пригодную для посадки на планету.

— Ну, что ж… — хриплым от волнения голосом сказал я и вопросительно посмотрел на академика. — Будем собираться?…

Он кивнул головой, торопливо рассовывая по карманам микрофильмы, магнитофон, электроанализатор. Взял в руки даже портативную электронную вычислительную машину размером с саквояж.

— Пошли, — решительно сказал Самойлов и сделал несколько шагов к люку, ведущему в ангар «АВ-2».

И тут началось непонятное… Астролёт вдруг стал резко замедлять движение. Мы кубарем покатились на пульт. Зазвенело разбитое стекло прибора: я угодил в него головой. Благо, мы были в скафандрах! Вслед за тем страшный рывок сотряс весь корабль. «Урания» дважды перевернулась и неподвижно повисла в пространстве носом к планете. Меня больно защемило между стойками робота-рулевого.

— Что это?!! Что происходит с нами?!! — крикнул я, цепляясь за механические руки автомата и поручни пульта.

Петра Михайловича швырнуло в угол, к счастью, на мягкую обивку стены. Он шарил по стене руками, пытаясь встать.

Однако учёный не потерял своего неизменного спокойствия, и я услышал, как он пробормотал:

— Нас, кажется, не желают принимать. Даже в эту минуту его не оставило чувство юмора.

Всё плыло и дрожало перед глазами. Я лихорадочно всматривался в экраны обзора, надеясь открыть причину происходящего. Экраны то пылали всеми цветами радуги, то потухали, становясь чёрными зловещими овалами. Астролёт продолжал висеть в пространстве. Странно, почему он не падает на планету под действием её притяжения?

Мало того, к величайшему нашему изумлению, мы не только не падали на планету, а наоборот, стали удаляться от неё в мировое пространство. Что же делать?

Я бросился к сектору управления и включил главный двигатель. Из дюзы вырвался сверхмощный сноп энергии. Но тщетно! Двигатель пронзительно завизжал, а корабль ни на метр не продвинулся к планете. Я осторожно переводил двигатель на всё большую и большую мощность, а «Урания»… продолжала медленно ползти — «вверх». Мы походили на неумелых ныряльщиков, которых вода выталкивала обратно. Тогда двигатель был включён на полную мощность, и я чуть не потерял сознания от сильнейшей вибрации. Академик совсем ослабел: он сидел, уронив голову на грудь.

Экраны вдруг «прозрели»: слева стал вырастать колоссальный ребристый диск километров двадцати в диаметре — вероятно, искусственный спутник. Чудовищная сила неумолимо влекла нас к диску, словно смеясь над содрогавшимся от напряжения двигателем. Так продолжалось несколько часов…

Внезапно наступила тишина: умолк громоподобный гул реактора, работавшего на пределе. Я стоял, опустив руки, и с ужасам смотрел на стрелку прибора, измерявшего запасы топлива. Она показывала «ноль». Астролёт опять перевернуло, теперь уже дюзой от спутника-диска. Я не мог сообразить, диск ли наплывал на нас или мы притягивались к нему. Я вообще уже ничего не соображал… Мне показалось, что сейчас произойдёт неминуемое столкновение с диском. И вдруг астролёт отбросило назад: очевидно, реактивная тяга «Урании» долго сдерживала страшный напор извне.

Дальнейшее происходило без нашего участия. Астролёт описал замысловатую кривую вокруг диска, перевернулся ещё несколько раз, точно его перебрасывали гигантские руки, и, подчиняясь неведомой силе, снова притянулся к диску. Только сейчас я разглядел, что поверхность спутника не ребристая, а безукоризненно отшлифованная и прозрачная. Словно в гигантском аквариуме, внутри спутника вырисовывались длинные переходы, каюты, лаборатории, сложные установки, эскалаторы, движущиеся между этажами. Мне показалось даже, что я рассматриваю океанский корабль в разрезе.

— Не вздумай включать двигатель, — хрипло шепнул пришедший в себя Самойлов. — Мы находимся в сильном поле тяготения, которое создали здешние жители… Астролёт, кажется, хотят уложить в колыбель…

Я хотел сказать ему, что всё топливо «вылетело в трубу» в результате неравного поединка с чужой техникой, но Пётр Михайлович вдруг вытянул руку:

— Смотри, сейчас нас будут пеленать!…

Я увидел, как в днище диска раскрылись гигантские створки: в них свободно уместились бы два таких астролёта, как наш Словно игрушка, «Урания» была взята в створки, которые беззвучно сомкнулись над ней. Наступила непроницаемая темнота…

Собратья по разуму

— Не кажется ли вам, Пётр Михайлович, что мы в плену?

— М-да, — сконфуженно согласился академик. — «Туземцы» оказались более расторопными, чем можно было ожидать. А ты заметил, какие у них технические возможности? Остановить «Уранию» в пространстве!… Ни за что не поверил бы этому раньше.

— Того ли ещё надо ожидать, — угрюмо предположил я. — Если когда-нибудь мы и выберемся на свет из этой космической ловушки, то лишь затем, чтобы попасть в здешний зоопарк. Представьте себе: клетка номер один — академик первобытной цивилизации Земли Пётр Михайлович Самойлов! Ваш покорнейший слуга удовольствуется соседней клеткой.

…— Ты слишком мрачно смотришь на вещи, — не сдавался Самойлов. — Никогда не соглашусь, чтобы столь высокая образованность — о ней свидетельствует уровень их техники — сочеталась с подобным варварством в обращении со своими собратьями.

— Можете не соглашаться. Это ничего не меняет в нашем положении, которое…

Вдруг стены астролёта стали прозрачными, и в него хлынул голубоватый свет. Я быстро выключил освещение салона. Наступил полумрак, но с каждой секундой он всё более рассеивался. Наконец стены точно растаяли, и мы увидели себя в центре огромного цирка, не менее двух километров в диаметре. До самого купола цирка амфитеатром поднимались ложи, заполненные существами, напоминавшими людей, одетых в свободные одежды нелепой для нашего глаза расцветки. Нас рассматривали с оскорбительной бесцеремонностью. Я внутренне возмутился, но тут же съёжился, встретив взгляд высокого старика с чёрно-бронзовым лицом. Его огромные фиолетово-белёсые глаза, беспощадно внимательные, спокойно разглядывали меня, словно б кашку. Громадный череп старика, совершенно лишённый волос, подавлял своими размерами. Лицо, испещрённое тончайшими морщинами, было бы вполне человеческим, если бы не клювообразный, почти птичий нос и необычные челюсти. Это было непривычно для земного человека и отталкивало. Но глаза! Они скрашивали черты его лица. Бездонные, как Космос, настоящие озёра разума, в которых светилась мудрость поколений, создавших эту высокую, даже по сравнению с нашей, цивилизацию. Я с удовлетворением отметил, что во всем остальном это были именно люди. Однако «собратья» сохраняли странное спокойствие, молчали и сидели неподвижно, точно изваяния.