КРАМОЛА Инакомыслие в СССР при Хрущеве и Брежневе. - Коллектив авторов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мне неизвестно, чем руководствовался Генеральный прокурор, запрещая издание. Ведь в действиях периферийных органов прокуратуры по надзору за следствием в органах государственной безопасности постоянно встречалась масса мелких и крупных ошибок – от неверного определения состава преступления до нарушения процедуры информирования вышестоящих органов о возбуждении уголовных дел по государственным преступлениям. Может быть, Руденко просто не понравилась рукопись, но, скорее всего, опытный политик, сделавший карьеру при Сталине, посчитал, что издание любого регламентирующего документа о порядке следствия по делам о государственных преступлениях только свяжет властям руки и при изменении политической ситуации в какой-то мере ограничит возможность выгодных для режима интерпретаций законодательства.
Важнейшим новшеством в репрессивно-карательной деятельности властей в эпоху «либерального коммунизма» стал постепенный отказ от судебных преследований и уголовного наказания подавляющего большинства людей, «вставших на путь антисоветской деятельности», и все более широкое распространение практики мягкого давления на потенциальных оппозиционеров, так назьшаемое «профилактирование». Обычно «профилактирование» представляло собой вызов лица, замеченного в антигосударственной деятельности, для «беседы» в органы государственной безопасности, в ходе которой подозреваемого «отечески» запугивали возможными последствиями продолжения его антисоветской деятельности и отбирали подписку о полученном им «предупреждении».
Эта мера воздействия начала частично применяться уже с середины 1950-х гг. Официальный статус она получила после выступления Н.С. Хрущева на XXI съезде КПСС в 1959 г., когда впервые всенародно прозвучало понятие «профилактика». В целом, эта новая политика шла в контексте так называемого применения мер «общественного воздействия» по отношению к людям, совершившим преступления, но не представлявшим особой общественной опасности. Власти, столкнувшиеся в конце 1950-х гг. с беспрецедентным распространением мелких уголовных преступлений (мелкие хищения и хулиганство), здраво рассудили: вряд ли следует набивать тюрьмы и лагеря мелкими преступниками и превращать исправительно-трудовые учреждения в «школы уголовников». Политические же преступники (особо опасные), содержавшиеся отдельно, фактически имели все шансы оказаться в своеобразной «школе революционеров», установить связи и контакты, «обменяться опытом» и т.п. В результате после выхода из заключения человек, часто попадавший туда романтическим и наивным борцом за справедливость и «правильный социализм», мог стать опытным подпольщиком, чье антиправительственное поведение получало дополнительную мотивацию как в личной обиде, так и в переживании собственного «изгойства».
Логика была простая: чем выращивать в тюрьмах и лагерях сознательных борцов с режимом, загонять людей в угол, из которого, может быть, уже не будет возврата к нормальной жизни, а лучше сказать к формальному смирению и примирению с режимом, лучше превратить своих потенциальных противников в людей, запуганных угрозами, но не утративших социальной перспективы, ощущающих над собой дамоклов меч уголовного наказания, но имеющих шанс его избежать при лояльном отношении к власти и отказе от крамольной деятельности. Страх перед неизбежностью наказания часто бывает более эффективным средством «пресечения», чем жестокость этого наказания. В профилактировании «нездоровых политических настроений» наряду с органами государственной безопасности принимали участие партийные, комсомольские, профсоюзные организации – так называемая «советская общественность». Для усиления «эффекта» в конкретных случаях применялись исключение из КПСС, из ВЛКСМ, из учебного заведения или увольнение с работы.
Обращаясь к профилактированию как средству борьбы с крамолой, власти заботились и об идеологическом престиже «построенного в основном социализма». Новый строй должен был предстать перед восхищенным миром во всей красе, подать положительный пример, быть воплощением если не рая земного, то хотя бы благопристойного дантова чистилища. 19 ноября 1957 г. Н.С. Хрущев в беседе с корреспондентом американского информационного агентства Юнайтед Пресс Генри Шапиро утверждал: «Количество преступников в СССР значительно сократилось. Нашей милиции и судебным органам чаще приходится иметь дело с хулиганскими поступками или уголовными преступлениями, а политические преступления стали теперь у нас редкими явлениями. Среди людей, понесших за последние годы заслуженную кару за свою антисоветскую деятельность, большую часть составляют агенты, заброшенные в Советский Союз извне»[49]. В этой фразе все было неправдой: вспышка судимости за антисоветскую агитацию и пропаганду (как раз в 1957 г.) противоречила заявлению о «редкости» этого вида преступления, кивок в сторону «агентов, заброшенных в Советский Союз извне» просто был наглой ложью. В 1956-1957 гг. за шпионаж в СССР вообще никого не осудили[50]. Тем не менее, раз слова были сказаны (и не раз), следовало стремиться к тому, чтобы реальность хоть в чем-то походила на свой идеологический образ.
Мифы о «либерале» Хрущеве (к созданию которого, как мы видели, приложил руку и он сам), так же как и о «консерваторе» Брежневе (бытовавший в кругах столичной интеллигенции), нуждаются в более строгой исторической интерпретации, поскольку в общей историографии советского общества они до сих пор выступают в роли некой самоочевидной истины.
В 1996 г. в журнале «Источник» был опубликован документ из Архива Президента Российской Федерации, составленный, по всей вероятности[51], в 1988 г. председателем КГБ при Совете Министров СССР В. Чебриковым по поручению М.С. Горбачева. На его основании составлена Таблица 1.
Таблица 1. Статистические сведения о числе лиц, осужденных за антисоветскую агитацию и пропаганду и за распространение заведомо ложных измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй, за период с 1956 по 1987 г.*
Годы Осуждено по: ст. 70 УК РСФСР ст. 190 УК РСФСР По обеим статьям В среднем осуждений за год 1956-1960 4676 – 4676 935,2 В том числе: 1957 1958 1964 1416 – 1964 1416 1964 1416 1961-1965 1072 – 1072 214,4 1966-1970 295 384 697 135,8 1971-1975 276 527 803 160,6 1976-1980 62 285. 347 69,4 1981-1985 150 390 540 108 1986-1987 11 17 28 14 Итого 6543 1609 8152 254,8* Подсчитано по: Источник. 1995. № 6. С. 153.
Данные таблицы 1 зафиксировали всплеск политических репрессий в 1957-1958 гг. Количество осужденных за антисоветскую агитацию и пропаганду в течение этих двух лет составляет 41,5% от общего числа всех осужденных за 32 года «либерального коммунизма»! На этот всплеск политических репрессий после XX съезда КПСС, противоречащий мифу о хрущевской «оттепели», уже обратили внимание некоторые авторы[52]. Е. Паповян, понимая вопиющий характер противоречия между данными судебной статистики и стереотипными представлениями о хрущевском времени, подчеркнула в начале своей статьи о применении статьи 58-10 УК РСФСР в 1957-1958 гг.: «У людей, специально не интересующихся современной историей, упоминание о репрессиях второй половины 1950-х годов вызывает удивление»[53].
Вспышка репрессивной активности власти косвенно отражала глубокие трансформации в советском обществе. В 1957-1958 гг. социальные иллюзии, порожденные разоблачениями «культа личности» на XX съезде КПСС и мифом о наступившей «оттепели», с одной стороны, трудности адаптации значительных групп населения к новой политической интерпретации недавнего прошлого – с другой, наложились на противоположные по своей политической направленности и потому дезориентировавшие общество события: откровенная демонстрация сталинистских мускулов – подавление советскими войсками народного восстания в Венгрии и удаление в 1957 г. из политического руководства наиболее «крутых» сталинистов (в действительности, может быть, и не намного более «крутых», чем Хрущев, но ставших опасными для него Молотова, Кагановича, Маленкова и «примкнувшего к ним» Шепилова). Взаимодействие этих разнонаправленных факторов, отразивших серьезные противоречия среди коммунистических олигархов, активизировало практически всех потенциальных оппонентов режима: от «истинных марксистов» и «либералов» до националистов и сталинистов.
Подавление венгерского восстания вызвало протесты прежде всего образованных или относительно образованных романтиков как марксистского, так и «протолиберального» толка. Они хотели от власти логики и последовательных действий на пути к «истинному ленинизму» или абстрактно понимаемой «свободе». В свою очередь, отставка Молотова, Кагановича и Маленкова («верных ленинцев и сталинцев») спровоцировала вспышку «народного сталинизма», вообще простонародную оппозиционность власти, проникнутую недовольством условиями жизни и традиционными для России эгалитаристскими и античиновничьими настроениями[54].