Киллер из Лиги справедливости - Алексей Макеев

Широким движением руки Зеленский смахнул со стола пустую бутылку. Она приземлилась на пол возле батареи и со звоном разлетелась вдребезги. Андрей Павлович поднялся на ноги, обвел мутным взглядом помещение и направился к холодильнику.

Гуров хранил молчание. Ему уже не раз по долгу службы приходилось сталкиваться с подобным поведением людей, потерявших близких. И слова утешения тут не действовали. Тут ничего не действовало, кроме времени – беспощадного монстра, равнодушно сжиравшего и перемалывающего все, что попадалось на его пути.

Зеленский достал из холодильника новую бутылку водки и вернулся к столу. Долго возился с пробкой.

– Когда шесть лет назад моя жена умерла от рака, я чуть не сошел с ума, – признался он. – Готов был биться головой о стену. И тоже много пил… Но тогда я справился. Ради Маши. Я понял, что должен справиться ради нее. А теперь… Ради кого?.. Ради чего?.. Хотите водки? – предложил Зеленский, сумев все-таки откупорить бутылку.

– Нет. Спасибо, – отказался полковник. – Я на службе.

– Понимаю. А денег?

– Что?

– Хотите денег?

– Каких денег? За что?

– Да просто так. Ни за что. У меня их много… Очень. Всю жизнь работал, крутился, шел на различные ухищрения, на обман… Даже мошенничать приходилось. Могу предоставить вам всю информацию. – Зеленский пьяно ухмыльнулся. – Меня есть за что посадить… Я считал, что это самое важное – скопить много денег. Я хотел обеспечить детей, внуков, правнуков… А теперь… Куда их теперь? Я за всю жизнь не смогу истратить их все.

По его щекам потекли слезы. Медленно. Беззвучно. Продолжая обнимать бутылку водки, он баюкал ее, как маленького ребенка.

– Вы меня простите, Андрей Павлович, – откашлялся сыщик, – я понимаю ваше нынешнее состояние, но мне необходимо задать вам несколько вопросов.

– Задавайте… Раз нужно…

– У вашей дочери были враги? Или недоброжелатели? Может, имели место какие-то конфликтные ситуации в последнее время?

Зеленский даже не стал раздумывать над вопросом.

– Я не знаю. Мы очень мало общались. К сожалению… Особенно в последнее время. Я постоянно был поглощен своими делами, бизнесом… А Маша… Она стала жить своей жизнью, которую я не одобрял. Вы ведь уже знаете?.. В курсе, что она была лесбиянкой?

– Ну…

– Значит, в курсе, – констатировал Зеленский, ни на секунду не выпуская из рук бутылку. – Я не знаю, как так случилось и почему в какой-то момент Маша стала увлекаться девочками… Может быть, в этом была моя вина, недоглядел. Но, так или иначе, это случилось… Я пытался что-то изменить, перенастроить ее как-то, но все наши разговоры кончались только скандалами. Она выбрала свой образ жизни. И что такого?.. Теперь я согласен на все. Пусть бы спала с кем хотела… А так… Получается, она ушла из жизни, ненавидя меня. Если бы я только знал… А насчет врагов или недоброжелателей я действительно ничего не знаю. Такой вот я хреновый отец. Вернее, был им… Вам лучше спросить об этом подруг, с которыми Маша спала. Им она доверяла больше, чем мне.

– Подруг? – переспросил Гуров. – У Марии была не одна девушка, с которой она состояла в интимной связи?

– Насколько я знаю, да, – равнодушно ответил Зеленский. – У них в клубе это было нормой. Что она и пыталась мне каждый раз доказать.

– Вы имеете в виду биатлонный клуб, за который она выступала? «Нерпу»?

– Названия я не знаю. За все время я ни разу не посетил ни одной ее гонки… – Зеленский с досадой ударил себя кулаком по лбу. – Если бы можно было все вернуть… Если бы…

– Андрей Павлович, а это не могло быть связано с вашим бизнесом? – осторожно поинтересовался полковник. – Вы не допускаете такой мысли?

– Что связано?

– Убийство вашей дочери.

– Каким образом?

– Ну… Возможно, это ваши недоброжелатели или конкуренты хотели таким образом нанести урон лично вам. Мне приходилось сталкиваться с подобными случаями.

Впервые за все время их разговора в глазах Зеленского мелькнуло что-то осмысленное. Слова сыщика заставили его призадуматься. Он снова потянулся к бутылке, но передумал. Лицо его сделалось злым, и он тихо проговорил:

– Такой вариант не приходил мне в голову. Вы считаете?..

– Я ничего не считаю, – поспешно перебил собеседника Гуров, – я могу только предполагать. И подобной возможности не исключаю. Но это всего лишь версия. Я понимаю, что вам сейчас сложно собраться с мыслями… Сразу после трагедии… Давайте поступим так. – Полковник достал из кармана блокнот, вырвал из него один лист и написал на нем несколько цифр. – Это мой номер телефона. Мобильный. Так что звонить можете в любое время. Если что-то вспомните или у вас появятся какие-то подозрения – сообщите мне.

Сыщик положил листок на стол, но Зеленский к нему не притронулся. Похлопал себя по карманам в поисках сигарет, ничего не обнаружил и взял из пепельницы один из смятых окурков. Расправил его, пристроил во рту.

– У вас нет спичек?

– Извините, не курю. – Гуров поднялся, собираясь уходить, но вдруг остановился посредине комнаты и обратился к Зеленскому: – Кстати, Андрей Павлович, имя и фамилия Виктора Церепко вам ни о чем не говорит?

– Нет, – ответил тот и выплюнул окурок на пол. – А кто это?

– Банкир. Возможно, вы имели с ним какие-то общие дела. Или с его банком…

– Я никогда не имел дел с российскими банками, – презрительно поморщился директор фабрики. – Мне всегда казалось это слишком ненадежным. А фамилию, которую вы назвали, я никогда прежде не слышал.

– А фамилию Столяров? Геннадий Столяров.

– Тоже не слышал, – отрицательно покачал головой Зеленский. – Еще один банкир?

– Нет. – Гуров протянул руку для пожатия, но хозяин дома никак не отреагировал на этот жест. Скорее всего он его просто и не заметил. Все внимание Зеленского вновь сосредоточилось на бутылке. – А номер моего телефона вы все же не выкидывайте, Андрей Павлович, – добавил сыщик. – Любая информация может оказаться полезной в расследовании.

Понимая, что до выхода его провожать никто не собирается, он развернулся и вышел из комнаты.

Мне не нравится этот долгий и пристальный взгляд. Он не предвещает ничего хорошего. Знаю по предыдущему опыту наших встреч. У сидящего напротив человека – два состояния. Либо он доволен и тогда может часами заливаться, как курский соловей, на любую, даже самую отвлеченную тему. Либо он не в духе и старается показать это длинными, ничем не оправданными театральными паузами, полными напряженного драматизма.

Урод! Ну и черт с ним! Пусть говорит и делает что хочет. Сделанного уже не вернешь. С того света не возвращаются.

– Ответь мне на один вопрос. – Он неторопливо распечатывает пачку жвачки. – Всего лишь на один. Хорошо?

Я коротко киваю в ответ. Вполне стандартное для него начало.

– Я не буду учинять длинных допросов или читать тебе лекции… Это ни к чему. Верно? Мы оба уже взрослые люди. Но не задать один-единственный вопрос я не могу. Не имею права. Он просто напрашивается сам собой. Извини… Один? Хорошо?

Я снова киваю. Он выдерживает паузу. Отправляет в рот тонкую пластинку жевательной резинки – он любит, чтобы изо рта приятно пахло, и старательно следит за этим, – и спрашивает:

– Какого хрена?

Мне нечего ответить, и я предпочитаю сохранять молчание. Тем более когда вопрос поставлен в такой грубой форме. Если он хочет нормального человеческого общения, то пусть выражается прилично. Терпеть не могу быдла.

Он понимает свою оплошность и согласно кивает головой:

– Хорошо. Я перефразирую… Зачем? ЗАЧЕМ это нужно было делать?

– Она заслужила. И ты прекрасно об этом знаешь.

– Знаю. – Он коротко оглядывается через плечо и понижает голос до шепота, хотя рядом с нами никого нет. Даже соседние скамейки опустели, едва из тоннеля вынырнул «нос» электрички. Многочисленные пользователи метрополитена дружной толпой двинулись на посадку. Все, кроме нас двоих. – И полностью с тобой согласен. Зеленскую необходимо было ликвидировать. И мы обязательно сделали бы это, но не сейчас, а чуть позже. Всему свое время. Пойми! Я контролирую ситуацию. И самое главное… Ее ликвидация должна была пройти иным способом. В нее нельзя было стрелять из снайперской винтовки. Ни в коем случае.

– Почему?

Я знаю ответ на этот вопрос. Слабоумием я, слава богу, не страдаю. И даже прекрасно понимаю всю логику выдвигаемых им претензий. Понимаю, что он прав. На все сто процентов. «Косяк» на мне. И, может быть, даже «косяк» фатальный, способный создать необратимые для всех нас последствия… Но молчать тоже было бы глупо. Нужно как-то оправдываться, «прикинуться шлангом» и попытаться «разрулить» ситуацию. Я прекрасно осознаю тот факт, что в случае крайней необходимости для него не составит труда пустить меня в расход. Он уже делал это прежде. И совесть его не мучает. Для него это так же просто, как жевать резинку. Он всегда знает что делает.