Наполеон. Путь к славе - Игорь Пронин

Еще в самом начале их поездки Карл Иванович учил Остужева никому за границей не доверять. Уже в Польше стал требовать, чтобы Александр всегда был при оружии. Лично отвез молодого секретаря к знакомым уланам, которые учили его стрелять. Штольц попросил их и к сабле приучить руку Остужева, но уланский майор только отмахнулся: на это нужно больше времени, чем пара дней. Зато Остужев видел, как слегка размялся сам Карл Иванович — в свои пятьдесят лет он имел немалый живот и сильно вспотел, но в дружеской рубке не уступил улану. Александру все это показалось весьма странным: все же они лишь дипломаты, и их оружие — переговоры, документы, иногда деньги. Впрочем, о цели их миссии во Францию и об инструкциях, полученных Штольцем лично от графа Аракчеева, секретарь ничего знать не мог. И это волновало, обещало нечто удивительное… Но не такое же: Ханс, их добрый слуга, на глазах превращался в кого-то другого, незнакомого и опасного! Всегда все знающего, опытного начальника рядом не было. Остужев осторожно скосил глаза на пистолет.

— Любезный Ханс, вы что-то хотите мне сказать этими речами?

— Возможно, Александр Остужев. Вы мне симпатичны вашей молодостью, незрелостью, детской наивностью… Возможно, я хочу вам сказать: будьте тверже. И никогда не спешите верить тому, что вам говорят. В наши времена люди редко говорят правду.

Ханс смотрел Александру прямо в глаза и слегка усмехался. «Кучер из Эльзаса! Они могут быть знакомы! — пронзила мозг Остужева простая мысль. — Да туда ли мы вообще едем, куда собирались?! А у меня чемодан Штольца, там нечто очень важное!»

— Штольц ведь не кажется вам наивным человеком, правда? — Немец будто прочел его мысли. — Вы нравитесь мне, Александр. И старику Карлу нравитесь. Да, кучер наш не случайно немец. Это проверенный, давно известный мне человек. Думайте о моих политических воззрениях и моей жестокости что хотите, но речь сейчас пойдет о другом. Люди с мушкетами на улицах Парижа! И чемодан, который вы везете, Александр. Эти люди хотят чего-то большего, чем расстрелы санкюлотов. Например, короля, что пришлют из Англии. А чемодан — оружие, с помощью которого мы им этого не позволим. Вот что я уполномочен вам сообщить. Только это — не все.

— Кто вы, Ханс? — Добродушный пруссак стал совсем не похож на себя. Остужев положил руку на пистолет. — Вы друг или враг?

— Друг, — уверенно ответил Ханс. — А еще я специалист по некоторым вопросам. В частности, это я убедил Карла не брать чемодан с собой, отправляясь на прием к Богарне. И уверен, я был прав. Вот только теперь по некоторым признакам я вижу, что наша предосторожность и даже выбор окольного пути не помогли. Враги здесь. Карета спереди, карета сзади. Нас взяли в клещи и скоро атакуют. Люди с мушкетами… На нас еще не набросились, потому что это может спровоцировать ненужную перестрелку на улицах Парижа, которая, не дай бог, перерастет в очередной мятеж. Все может вот-вот вспыхнуть! А этого не нужно ни нам, ни им. Значит, они атакуют в укромном месте. И такое место я им, к сожалению, предоставил, составляя план поездки. К дому Жозефины Богарне мы подъедем сзади, а там довольно обширный и пустынный в это время сад. Там нас ждет засада.

— Так нужно… Нужно свернуть и поехать другой дорогой! — Остужев схватил пистолет. — Мы обманем их ожидания!

— Специалист по этим вопросам я, а не вы! — напомнил Ханс. — Свернуть нельзя, они тут же набросятся на нас. Их больше, они лучше вооружены. Чемодан, вот что вы должны доставить Штольцу. Это важно, Александр! Более важно, чем наши жизни, хотя набит он… довольно-таки презренными вещами. Ну, все. — Он выглянул в окно. — Сейчас въедем в сад. Я в вас верю, герр Остужев. Как только карета остановится, вы выпрыгнете из нее с чемоданом и, прикрываясь им справа — запомните, справа, слева вас прикрою я, — прикрываясь им, добежите до ограды. Потом повернете налево и вскоре увидите дом. Лакеи предупреждены, вас встретят и проводят. Если так получится, что вы останетесь один, запомните: ничего никому не говорите, кроме Штольца.

— Да почему я должен вам верить?! — взорвался Остужев. — Мой начальник всего лишь приказал мне доставить чемодан в дом Богарне!

— Ну так и сделайте это. Только не забудьте пистолет, когда будете выпрыгивать. Может пригодиться.

За окошками экипажа замелькали деревья, карета въехала в сад. Всхрапнули лошади, резко останавливаясь, выругался кучер, экипаж качнулся на рессорах, едва не сбросив Остужева с сиденья. Он поднял оружие, лихорадочно соображая, в какую руку взять чемодан, чтобы ловчее было выхватить второй пистолет, лежавший в кармане сюртука. Выходило, что в правую, но тогда пистолет придется держать в левой — неудобно. Его охватила паника.

— С Богом! — по-русски крикнул Ханс, распахивая дверцу. — Не верь никому, кроме Штольца! Пошел, Саша, пошел!

Прозвучали выстрелы. Немец выпрыгнул первым, с двумя пистолетами в руках. Когда Остужев оказался снаружи, уже сильно пахло пороховым дымом, а прямо возле кареты лежали два мертвеца: Ханс не потерял даром ни мгновения.

— Дай! — Уверенным движением, будто сам его туда запихивал, немец выдернул из кармана Александра пистолет. — И беги! Прикройся чемоданом, я же говорил!

Он еще не был уверен, делая первые шаги. Его прикрывали, и бежать — стыдно! Надо принять бой! Но чемодан Штольца, тот, что дороже их жизней, следовало непременно доставить Карлу Ивановичу. Раздираемый этими противоречиями, Остужев побежал было, потом оглянулся и увидел, как на землю рухнул с крыши кареты кучер-эльзасец, роняя откуда-то появившийся мушкет. Ханс, припав на одно колено, держался за раненую руку.

— Беги, Саша!

Прямо перед Остужевым откуда-то взялся показавшийся огромным незнакомец с обнаженной саблей. Александр выпалил в него раньше, чем успел подумать. Гигант пошатнулся, но не упал. В панике Александр побежал — чемодан! Главное не их жизни, а чемодан! Сзади снова стреляли. На бегу он поднял свой драгоценный груз и прикрыл им голову. Глупая предосторожность! Он целятся не в голову, а в спину, и теперь, когда он уже потерял те первые, драгоценные секунды, враги вряд ли промахнутся. И все же, возможно, у него еще есть крохотный шанс… Он с размаху налетел на ограду.

Темно. Позади все стихло, и означать это могло только одно — Ханс мертв. Остужев, спотыкаясь и бормоча про себя молитвы, побежал влево, как учил Ханс. И почти сразу увидел огни. Большой, светлый дом Жозефины Богарне полнился гостями, и там понятия не имели, что случилось минуту назад. Впрочем, обеспокоенные лакеи, вооруженные мушкетами и факелами, заняли позиции на заднем дворе — выстрелы они слышали. Но в революционном Париже часто постреливали по ночам.