Почти живые - Сергей Дышев

— Что-то мне плохо, — бормочет она.

Ольга мысленно проклинает себя за то, что родилась такой непутевой, взбалмошной и упрямой, и помогает маме добраться до постели.

В военкомате принимают посылки для ребят, служащих в Чечне.

— Мамаши, дорогие! — громко, чтобы перекричать шум в зале, объявляет майор с седыми висками. — Спиртное отправлять категорически запрещается! И тушенку не отправляйте! С тушенкой там все в порядке!

Среди «мамаш» Ольга, пожалуй, самая молодая. Майор оценивающе смотрит на нее, потом начинает проверять содержимое посылки.

— А не много ли шоколада, милая? — бормочет он, перебирая плитки в разноцветных обертках. — Не в детский сад отправляем, а на войну. Там сигареты в цене.

— А он у меня некурящий, — отвечает Ольга. — И сладкое очень любит. А сколько у него друзей!

Майор смотрит на нее удивительно чистым и пронзительным взглядом. Ольге становится не по себе. На выходе она нос к носу сталкивается с Катей. Катя прижимает к груди объемный пакет. Узнав Ольгу, плотно сжимает губы и нарочно задевает ее плечом.

Значит, Сергей и от нее получает посылки? Может быть, и письма?

Эта мысль долго отравляет Ольге сознание.

Ей хочется уехать с Ксюшей на край света, чтобы никого не видеть и лишь получать письма от Сергея. Как, оказывается, мало надо для счастья!

На выходные они уезжают на дачу. Мама чувствует себя неважно. Ее знобит, она сидит у печки и кутается в плед. Ольга с Ксюшей идут в лес. Там еще много снега, но воздух уже напоен запахами весны. Небо высокое, чистое. Ольга рассказывает дочке про Сергея: как он борется с бандитами, какой он сильный и храбрый. Ксюша долго слушает ее молча, потом спрашивает:

— Ты хочешь на нем жениться?

— Да, — отвечает Ольга, приседает перед дочкой, поправляет на ней шарфик. — Я хочу выйти за него замуж. Я хочу, чтобы он жил вместе с нами и стал твоим папой.

Ксюша задумалась, нахмурила лобик:

— А бандиты его не убьют?

Они возвращаются, заходят в дом. Ольга слышит, как трещат в печи дрова. Зовет маму, но она не откликается. Чувствуя неладное, кидается в комнату. Мама лежит на диване. Глаза ее закрыты, лицо бледное. Она едва дышит. Ольга тормошит ее, кричит, но мама не отвечает.

Ольга бежит на станцию. Там есть телефон, можно связаться с райцентром и вызвать «Скорую». Сугробы мокрые, как сырой бетон. Ноги попросту увязают в них. Она падает на каждом шагу и скоро окончательно выбивается из сил. «Это все из-за меня! — мысленно повторяет она. — Мама очень переживала… У нее слабое сердце…»

Кассирша на станции протягивает ей трубку. Ольга путано объясняет врачу, что случилось с мамой. Спрашивают адрес.

— Это дачный поселок! — отвечает Ольга.

— Какой поселок?

— Луговое!

— Но там ведь нет дороги!

От напряжения у Ольги немеют и теряют чувствительность пальцы. Она перекладывает трубку в другую руку.

— А что же мне делать?! — слабеющим голосом спрашивает она.

— Ищите трактор, — отвечает врач, — везите маму на шоссе. А там ловите попутку… Другого выхода нет. «Скорая» никак к вам не проедет. Я знаю, что такое Луговое. В ваших оврагах танк застрянет…

Ольга плачет от безысходности. Кассирша советует бежать в деревню за фельдшером.

— Если он не пьян, то укол сделает, — успокаивает она.

И тут Ольга вспоминает Диму Новикова. Набирает номер его мобильника.

— Где ваша дача? — спокойным голосом спрашивает Дима.

Ольга вытирает слезы и старается говорить отчетливо.

— Через час я приеду, — заверяет Дима.

Кажется, Ольга несколько раз назвала его Сергеем.

Он приехал через час на забрызганном грязью джипе. Привез двух врачей. Ольгу попросили выйти из комнаты. Она стояла рядом с Димой на терраске и плакала, а он молча курил.

— Шансы есть. Их достаточно много.

Ольга сидит в кабинете у врача и смотрит на его крепкие волосатые руки. Он говорит ровным, спокойным, даже почти равнодушным голосом. Зато она уверена, что он говорит правду, а не приукрашенную дутым оптимизмом ложь.

— На сегодняшний день у нас есть два пути, — продолжает врач. — Первый: найти донора с генетически совместимой кровью и пересадить вашей матери его костный мозг. И второй: очистить от раковых клеток собственный костный мозг вашей матери и пересадить его заново.

Ольга с трудом поднимает глаза и смотрит на врача, как на бога.

— Вы думаете, — шепчет она, — это поможет?

— Думаю, поможет, — тем же тоном отвечает врач. — Но проблема не столько в этом.

— А в чем же?

— В деньгах, — с убийственной прямолинейностью отвечает врач. — Такая операция стоит очень дорого.

Она ходит по квартире. В голове хаос. Она мысленно твердит, что надо успокоиться, взять себя в руки, но внушение не помогает. Если бы эта квартира была записана на нее, а не на маму, то Ольга немедленно продала бы ее! Но мама ни за что не согласится. Она даже слушать ее не станет.

Ксюша хвостиком идет за ней и жалуется, что платье для ее любимой куклы почему-то стало мало. Ольга открывает шкатулку, высыпает на стол все свои украшения. Дешевка! За эти безделушки она получит копейки. Где же выход? Что же делать?

Она все чаще кидает взгляд на телефон, но ее что-то удерживает. Если бы Сергей был сейчас рядом! Он бы обязательно что-нибудь придумал! Он сильный и надежный человек. Он умеет преодолевать любые препятствия.

Ольга заглядывает в платяной шкаф. С ненавистью перебирает свои платья и кофты, а потом с силой захлопывает дверцу. Тряпки! Никто это не купит!

Она закрывает глаза и успокаивает дыхание. Потом решительно подходит к телефону и звонит в магазин.

— Отари Арутюнович, — говорит она директору, — мне нужны деньги. Одолжите мне тридцать тысяч долларов.

Ей стыдно, она чувствует, как кровь ударяет в лицо.

— Оленька, дорогая, — бормочет Манасян. — Ты же знаешь, на какие бабки мы попали по налогам. И срок аренды истекает, договор пролонгировать надо. Через полгода — пожалуйста. А сейчас ничего нет…

Она кусает губы. Ей хочется плакать.

— Через полгода поздно будет, — отвечает. — Мне сейчас надо.

Манасян шумно дышит в трубку.

— Я могу взять ссуду у знакомого банкира, — говорит он. — Тысяч семь он мне даст. А больше не даст — хоть убей!

Она опускает трубку и продолжает смотреть на телефон. Дочь дергает ее за руку. Она просит, чтобы Ольга почитала ей сказку. «Ты должна позвонить ему!» — мысленно приказывает себе Ольга. А внутренний голос возражает: «Конечно, друзья познаются в беде, но совесть иметь надо!»

Некоторое время она борется с собой, но все-таки поднимает трубку и набирает номер Димы.

— Что случилось? — доносится его спокойный голос.

К ней возвращается уверенность.

— Мама серьезно больна, — говорит Ольга. — Нужны деньги на операцию. Большие деньги.

— Сейчас я приеду! — отвечает он.

Ольга опускает трубку. В душе — пустота. Нервы — как пружина. Ксюша снова дергает ее за руку и просит почитать сказку. Ольга чувствует, как в ней что-то ломается. Она вскакивает со стула и, не сдержавшись, шлепает дочь:

— Отстань от меня со своими сказками! Отстань! Глупая девчонка! Эгоистка!

Дочь отбегает, становится у стены и недоуменно смотрит на маму, моргая мокрыми ресницами. Ольга падает перед ней на колени, обнимает ее и вымаливает у нее прощение.

Она сидит в машине Димы и нервно теребит застежку на своей сумочке.

— Сколько надо денег? — спрашивает Дима.

Ольга отвечает не сразу. В горле стоит комок.

— Семь я нашла. Осталось двадцать три тысячи, — едва слышно отвечает она.

— Рублей?

— Нет, долларов.

Дима хмурится, но голос у него по-прежнему твердый.

— Сейчас сделаем, — говорит он и достает мобильник.

В это мгновение она ненавидит себя. Ей кажется, что она начинает просачиваться сквозь сиденье. Дима негромко говорит с каким-то Эдиком, просит у него телефон риелтора. Потом говорит с риелтором.

— Мне бабки срочно нужны, понимаешь?! Срочно! Я согласен на любой вариант… Да, квартира моя, общая площадь сорок квадратных, третий этаж… Даешь взамен ее коммуналку, и мы в расчете!

До Ольги начинает доходить смысл переговоров. Она смотрит на Диму почти со страхом.

— Подожди! — кричит она и хватает его за руку.

Дима отключает телефон и с удивлением глядит на Ольгу.

— Ты чего?

— Подожди! — повторяет она тише. — Не надо. Я… я передумала.

Дима хмурится. Он сбит с толку.

— Как то есть передумала?

— А так, — отвечает она и, пряча глаза, открывает дверцу. — Извини…