Граф и Анна - Сергей Могилевцев

А н н а (отчаянно-безнадежно). Афродита, отдай мне мой перстенек! Отдай, у тебя он даже на мизинец не налезает.

А ф р о д и т а (не поворачивая головы, продолжая играть в карты). А вот мы сейчас валет дамой покроем! (Кроет дамой вальта.) А вот мы сейчас козырной сверху ударим! (Ударяет сверху козырной; обращаясь к К у б ы ш к е.) А скажи-ка мне, подруга Кубышка, что это за муха так нудно жужжит как раз напротив моей веранды? не та ли это девка из приморской таверны, что протирает целыми днями грязные, облитые пивом столы, да подносит впопыхах посетителям свежие кружки, надеясь заработать монетку-другую на свой скромный и постный ужин?

К у б ы ш к а (оглядываясь на улицу). Она, она, Афродита!

А ф р о д и т а (продолжая смотреть в карты). Которая рада каждой лишней монетке, отложенной про запас на новое скромное платье?

К у б ы ш к а (так же радостно). Да, да, это она, Афродита!

А ф р о д и т а (собирая со стола карты в колоду). Которая вбила себе в голову, что этот вот несчастный и полоумный преступник, виновный в смерти своего родного отца, а также во всех без исключения преступлениях, происходящих в нашем несчастном городе, и наказанный за это Всевышним пусканием слюней у меня на веранде, что этот вот мой несчастный и полоумный сынок в конце-концов каким-то чудом очнется от сна, и предложит ей свои руку и сердце?

К у б ы ш к а. Да, да, это она!

А ф р о д и т а. И они вместе, бок о бок, как два голубка, улетят отсюда на поиски счастья?

К у б ы ш к а. Да, да!

А ф р о д и т а. Что они уже давным-давно обручились, и ждут – не дождутся только подходящего часа, чтобы оформить законный и одобренный обществом брак?

К у б ы ш к а. Да!

А ф р о д и т а (вскакивая, бросая карты на стол, гневно поворачиваясь в сторону А н н ы). Ну так знай же, несчастная нищая подавальщица пива, протиральщица грязных столов, разносчица дешевой жареной рыбы! знай же, что этого никогда не случится; что пока жива я, Афродита, женщина, давно позабывшая свое настоящее имя, похоронившая любимого мужа и содержащая из жалости этого несчастного идиота (небрежный кивок в сторону Г р а ф а)…

С т а р и к (перебивая). Не надо лгать, Афродита! Твой муж просто сбежал; он не выдержал тяжести твоей, Афродита, любви, замешенной на твоих гипсовых свиньях, свиных шкварках, корытах жирного холодца, которые подавала ты ему на первое, второе и третье; он не мог выносить общество твоих вечных подруг, всех этих склочных и грязных старух, от которых давным-давно убежали не только мужья, но также дети, кошки, собаки и местные рыжие тараканы, которые, говорят, еще более злые, чем знаменитые немецкие пруссаки; твой муж, Афродита, просто бросил тебя, он уплыл с первым попавшимся ему на глаза пароходом, – туда, в большой сверкающий мир, подальше от твоих грязных халатов, твоих похожих на альфонсов дружков (кивок в сторону К р а с а в ч и к а) и твоих вечных и нудных нравоучений, от которых киснет свежее молоко и сходят с ума такие чистые и ранимые дети, как Граф. Да, Афродита, ты просто села ему на шею, ты превратила его в подушку для своих собственных булавок и шпилек; в вечного козла отпущения для целого города, на которого так легко спихивать ваши общие грехи и делишки; ты не даешь ему проснуться, очнуться от бесконечной и постыдной дремоты, стать наконец-то взрослым и нормальным мужчиной; не даешь потому, что заранее знаешь – он бросит тебя точно так же, как бросил тебя когда-то твой муж, убежав от твоего дешевого и жирного счастья. Не знаю, как долго еще будет этот несчастный мальчик сидеть в своем игрушечном кресле; быть может, ему поможет она (подталкивает А н н у вперед), потому что только любовь может помочь вечному мальчику повзрослеть и стать наконец-то мужчиной. Не мешай этой любви, Афродита, не топчи ее, не пачкай своими липкими и жирными пальцами; отдай Анне перстень, ты не имела никакого права забирать у нее эту вещицу!

А н н а. Да, Афродита, отдай мне мой перстень; ты не имела никакого права отбирать его у меня!

А ф р о д и т а (пренебрежительно, Ч е с н о ч к у). А скажи-ка, любезная и верная подружка моя Чесночок, не спуститься ли нам всем вместе на улицу, на мощеную булыжником старую и древнюю мостовую, на которую выливали помои не только я, но и моя мать, и моя бабка, и все женщины нашей семьи, коротавшие вечера на этой веранде, кажется, еще с Сотворения Мира, – не спуститься ли нам всем вместе на мостовую, да не выцарапать ли глаза этой бесстыжей дряни, которая почему-то носит не прозвище и не кличку, как все в этом убогом городе, а настоящее женское имя? не проучить ли нам эту гордячку, не вылить ли на нее ушат грязных помоев?

Ч е с н о ч о к (весело). Спуститься, Афродита, еще как спуститься! проучить, и вылить на эту гордячку ушат свежих и грязных помоев!

К р а с а в ч и к (вскакивая на ноги, со стаканом в руке). Стойте, стойте, почтенные женщины! не надо кипятиться, не надо никого пачкать помоями; все поправимо, достойная Афродита, и вовсе не так трагично, как кажется тебе и этим достойным особам (кивок в сторону оживленных т о в а р о к). Бог с ним пока, с этим перстнем, хоть и сияет в его оправе изумруд чистой воды, какие не каждый день увидишь в здешних заброшенных Палестинах; разве что на руке какого-нибудь заезжего негоцианта, приставшего на минуточку к нашим брегам пополнить запасы воды и провизии; вот уж верно говорит народная мудрость, что счастье липнет к рукам детей и последних придурков. (А н н е.) Понимаешь ли ты, сумасбродная фантазерка: детей и последних придурков! Выйди же наконец из мира блаженного детства, из мира золотых снов и фантазий; покинь наконец свои зеленые, поросшие весенними цветами поляны; взгляни в глаза суровой реальности, которая для девушки незамужней в этом мрачном портовом городе наполнена всевозможными опасностями и потерями. (Кричит, простирая руки, в одной из которых стакан с недопитым вином.) Тебе необходим надежный защитник, преданный покровитель, способный вытащить тебя из любой переделки; в этом городе женщина не может долго находиться одна; она должна или стать чьей-то законной женой, или погибнуть, став жертвой чьей-то изощренной и злобной фантазии; иного быть просто не может. Пойми же, дурочка, – ты не мужчина, способный бросить все, сесть на корабль, и навсегда покинуть здешние неспокойные воды; для тебя такой вариант, к сожалению, невозможен; ты должна или пасть, или составить счастье достойному и уважаемому человеку (торжественно кланяется). Человеку, давно и прочно стоящему на ногах, без пяти минут хозяину и владельцу большого и доходного дела, которое ты, надеюсь, за несколько лет успела изучить досконально. Оставь пустые мечты и грезы; оставь мечты детям и идиотам; взгляни на мир реально и беспристрастно; согласись, черт возьми, стать моей законной супругой; ибо другого выхода у тебя, милая Анна, просто-напросто нет и не будет! (В волнении ставит стакан на стол, вынимает из кармана платок и вытирает им потный лоб.)

А ф р о д и т а (насмешливо). Что же ты ждешь, милая Анна? Ответь Красавчику, ведь он только что сделал тебе настоящее предложение; объяснился в любви, как самой настоящей барышне из столицы; клянусь своей белой свинкой (ласково смотрит на копилку из гипса), никому из присутствующих здесь почтенных особ никогда не делали таких предложений!

К у б ы ш к а. Это уж точно, нам таких предложений не делали никогда!

Ч е с н о ч о к. Нас просто брали за руку и тащили в первый попавшийся угол; соглашайся, Анна, не будь такой несговорчивой дурой; оставь своего непробиваемого идиота, прими наконец предложенье Красавчика, ведь он, ей-ей, сделал его от чистого сердца.

К р а с а в ч и к пытается что-то сказать, но от избытка чувств ничего не говорит, прижимает правую руку к сердцу и вопросительно глядит в сторону А н н ы.

С т а р и к и А н н а в растерянности.

Г р а ф неожиданно поднимается со своего кресла, делает шаг к перилам и порывается что-то сказать, но некоторое время не говорит ничего; лицо его искажено судорогой страдания; по щекам и лбу катятся крупные капли пота; он борется сам с собой и не решается перейти через невидимый для всех рубеж.

Г р а ф (после паузы). Анна… я… мы были обручены… поляны с цветущими весенними первоцветами… венки из желтых, горящих на солнце цветов… (Неожиданносправляется с собой, спокойным голосом.) Анна, любимая моя, забытая в детстве девочка по имени Анна, я все хорошо помню и ничего не забыл. Я помню наши прогулки вдоль берегов весеннего пенного моря, наши первые невинные поцелуи и клятвы соединить в будущем наши судьбы. Я все это помню и никогда ни от чего не откажусь; не откажусь ни за что; но, понимаешь, сделать последний шаг, выйти из мира детских мечтаний мне не дает одно очень большое, очень значительное обстоятельство; оно так важно и так болезненно для меня, что я не могу переступить через него из страха немедленной и неминуемой гибели. Тогда, в детстве, девять лет назад, возможно даже день в день, я совершил нечто страшное и ужасное, нечто такое, за что человека невозможно простить. (С улыбкой, С т а р и к у.) Милый Старик, прости моей маме эту ее невинную выдумку относительно якобы погибшего мужа. Относительно мужа, убитого собственным сыном. Разумеется, это не так, и не в этом состоит тот ужасный проступок, который я силюсь вспомнить вот уже девять лет. Прости маме эту невинную выдумку, она, очевидно, помогает ей переносить тяготы вынужденного одиночества; пускай себе бранит и пилит меня, если это доставляет ей удовольствие; но, знаешь, Старик, там, в детстве, лежит нечто гораздо более страшное; нечто такое, от попыток вспомнить которое внезапный пот покрывает все мое тело, а сквозь сердце и грудь проскакивает заряд бешеного электричества; я пытаюсь вспомнить этот страшный и ужасный миг моего детства, но, лишь только память моя подходит к нему, к страшной двери запретных воспоминаний, ужас охватывает меня, – ужас настолько непреодолимый и тяжкий, что перенести его я не могу; очень часто при одном желании вспомнить я теряю сознание и часами, поникнув, лежу в своем кресле, не в силах прийти в себя; нет, лучше быть вечным и окончательным идиотом, злодеем, виновным в грехах целого города, чем пытаться вспомнить то, чего вспомнить мне не дано. Оставь меня, добрый Старик, оставь, и уезжай отсюда подальше. Оставь меня, любимая Анна, оставь, и становись скорее женою Красавчика. Не связывайтесь с пропащим и законченным дураком, одно лишь знакомство с которым приносит вам такие несчастья. (С улыбкой, А н н е.) Прощай, любимая, прощай навсегда, ибо вот здесь (показывает себе на лоб) лежит причина, положившая между нами вечную пропасть. (Поворачивает голову, с мечтательной улыбкой полного идиота смотрит на море.)