След Полония - Никита Александрович Филатов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я очень рад, господин Закатов, что вы согласились уделить мне немного вашего драгоценного времени.
— Надеюсь, общение будет взаимно полезным.
— Мы можем разговаривать достаточно откровенно?
— Да, конечно. — Гость качнул бородой и приготовился слушать.
— Видите ли, уважаемый господин Закатов, прежде всего мне хотелось бы попросить вас об одной веши… надеюсь, эта просьба не окажется слишком бестактной?
— Смотря о чем идет речь.
— Поверьте, в высшей степени важно, чтобы не только этот разговор, но и сам факт нашей встречи ни при каких обстоятельствах не стал достоянием гласности. Понимаете?
— Пока не очень, — усмехнулся Закатов.
— Видите ли, я пригласил вас на эту встречу по собственной инициативе. Однако и у вас и у меня имеются определенные обязательства перед определенными людьми…
— Вы хотите сказать, что об этой встрече не догадывается даже ваш… хозяин? — Ахмед Закатов намеренно выделил интонацией последнее слово.
Глаза сидящего напротив человека опасно сощурились: он всегда был болезненно, до отчаяния самолюбив, и, если не встал тотчас же и не ушел, хлопнув дверью, значит, причины для этого имелись серьезные.
— Я предпочел бы в дальнейшем использовать слово «друг»… если не возражаете.
— Хорошо-хорошо, конечно!
Серьезный разговор — это не кавказская кухня, тут главное не переперчить и не пережарить.
— Как бы то ни было, мы с вами находимся на территории государства, предоставившего многим противникам нынешнего московского режима не только политическое убежище от преследований в России, но и возможность продолжать борьбу… Насколько мне известно, здесь, в Англии, местные мусульманские общины из года в год собирали весьма значительные средства на нужды вооруженного чеченского сопротивления. Однако сейчас, после известных событий, общественное мнение Великобритании…
— Вы имеете в виду теракты в лондонском метро? — пригладил бороду Ахмед Закатов.
— Совершенно верно.
— Вы их осуждаете?
— А вы разве нет? — ответил вопросом на вопрос собеседник.
— Из-за этих взрывов некоторые наши английские друзья считают теперь преступниками и нас… Однако, надеюсь, это не все, что вы хотели мне сказать, приглашая на встречу?
— О, нет, конечно же, не все, уважаемый господин Закатов…
Неожиданно что-то громыхнуло — раскатисто и неопасно: звук был приглушен то ли расстоянием, то ли толстыми стенами.
— Гроза? — прислушался Ахмед Закатов.
За годы, прожитые в эмиграции, он так и не смог привыкнуть к причудам и неожиданностям лондонской погоды.
— Нет. — Человек, сидящий напротив него, отрицательно покачал головой. — Просто внизу начинается вечернее представление.
— Какое представление?
— «Гамлет, принц Датский». Здесь, кстати, любопытная труппа. И режиссер… Не видели еще?
— Не довелось, — сокрушенно покачал головой Закатов.
Где-то там, в зрительном зале, оркестр исполнял что-то красивое и торжественное, однако сквозь стены проникал лишь тревожный рокот ударных инструментов.
— Вот так всегда: война, политика, работа… опять война, а жизнь проходит мимо. Можно даже сказать, уже прошла.
— Что значит — проходит, уважаемый? Что значит — прошла? Вслед за молодостью у мужчины, как известно, наступает зрелость. А старость… Вряд ли наши многочисленные враги предоставят нам с вами возможность узнать, что же это за штука — старость.
Ахмед Закатов улыбнулся — очень скупо, одними губами:
— Враги, да… враги… Знаете, как один умный человек говорил? Он говорил: «Господи, спаси меня от друзей, а с врагами я как-нибудь сам справлюсь!»
— Золотые слова… — покачал головой собеседник.
И тот, и другой могли привести массу примеров того, как причудливо трансформируются под горным кавказским солнцем привычные, казалось бы, понятия: друг, враг, измена, выгода…
Например, оба едва ли не из первых уст знали историю о том, как наряд ОМОНа задержал в зоне боевых действий двух подозрительных бородачей без документов. Сговориться удалось по-божески: всего за тысячу долларов и пять миллионов российских рублей по тогдашнему курсу боевиков отпустили восвояси. Но то ли жадность их обуяла, то ли просто стало — слю-шай! — обидно… Словом, дети гор пришли к родственникам, в республиканскую прокуратуру, созданную из Москвы, но укомплектованную местными кадрами. Там у них с радостью приняли заявление, все показательно оформили, выписали постановления на задержание омоновцев… и отправили гонца к подполковнику, командиру сводного отряда. Отправили не с лихим конвоем военной комендатуры, а с выгодным коммерческим предложением — выкупить дурно пахнущие документы всего за пятнадцать миллионов!
И подполковник заплатил. Не сам, конечно: что-то вернули «виновники торжества», что-то пришлось взять из казенных, выделенных на скудное милицейское пропитание сумм… А как прикажете поступить? Мог получиться показательный процесс, а туп столичная комиссия, пресса…
Карьера дороже!
А прибыль местные товарищи между собой поделили по-честному — долю пострадавшим боевикам, долю в прокуратуру… Еще и с наваром остались.
Играть словами, впрочем, можно было еще очень долго — следовало переходить к делу.
— Послушайте тогда еще одну умную мысль. Вот ваш писатель Тургенев еще сто пятьдесят лет назад сказал: русский за границей — если не шпион, то дурак! На дурака ты вроде не похож…
— А я не русский, — мгновенно отреагировал собеседник. — Я по паспорту — украинец…
— Смешно, — оценил его ответ Закатов. — Так чего же вам все-таки надо?
— Мне нужны деньги.
— Попросите у вашего… друга.
— Мне нужно много денег.
— Попросите у ваших английских друзей.
— Вряд ли они заплатят мне столько, сколько я хочу. Нет, конечно, англичане заинтересуются, однако… однако я почему-то посчитал более правильным и разумным обратиться в первую очередь именно к вам — и к вашим… хозяевам, уважаемый господин Закатов.
* * *
Собачка была какой-то неопределенной породы — во всяком случае, Стивен Ремингтон затруднился бы сказать что-то конкретное о ее родителях. Немного от спаниеля, немного от лохматого карманного шпица… Хвост колечком и длинная, с подпалинами, черная шерсть на боках.
Кинолог, парень в новеньком форменном комбинезоне, отдал команду и щелкнул карабином поводка. Чувствовалось, что волнуются оба — и он, и его четвероногая подопечная.
— Легендарная сука! — прокомментировал над ухом мистера Ремингтона чей-то голос по-английски, но с отчетливым местным, эстонским, акцентом.
Собака тем временем двинулась в указанном направлении.
На большой деревянной скамье с поломанной спинкой расположилась компания откровенно асоциальной ориентации — какие-то волосатики неопределенного пола и возраста, парни в коже с заклепками, татуированные девицы. В общей сложности человек десять. И вели они себя соответственно принятым в этой среде представлениям о свободе: сладковатый дымок, дешевое пойло в бутылках, пластиковые стаканы и закуска не первой свежести…
Трава вокруг них была до неприличия изгажена плевками и окурками.
Пока собака преодолевала расстояние до скамейки, рядом с компанией уже остановился полицейский «форд». Еще один патрульный наряд, пеший, перекрыл потенциальным правонарушителям пути возможного бегства.
С места, где стоял Ремингтон, расслышать содержание разговора представителей власти с молодежью оказалось практически невозможно.