Житейские истории. Юмористическая проза. Рассказы. Том 2 - Анатолий Долженков

Ну, хорошо. Извини, у меня здесь дела поднакопились. Как-нибудь увидимся. Через час увидимся? С кем через час увидимся? С какой мамой увидимся через такое короткое время? С общей мамой? Нет, я сирота. Нет у меня не общей мамы, ни персональной. Уже есть? А как она называется? Теща! Ну и имя! Понимаю, что не имя, а статус. Нет, я никого не оскорбляю. Это я так шучу. Нет, сегодня я с мамой встретиться не в состоянии. Да, не в форме. Это ее не огорчит, что я без формы? Она и не такое видела за свою длинную жизнь? Я понял. Куда ехать? За мной приедут? Значит, полного доверия пока нет. Частичного тоже? Понятно. А то я тут размечтался. А кто приедет? Папа? Какой папа? Тоже общий? Уже выехал? Бывший спортсмен? Борец? За независимость угнетенных народов? Нет? Самбист? Спасибо, учту. Думаю, у нас с тобой будет любовь до гроба. Нет – до моего гроба. А папа давно выехал? Времени почти не осталось. Послушай, может мои вопросы покажутся тебе немного странными. Заранее прошу меня извинить. Ты не напомнишь, мы давно знакомы? Ну, когда познакомились мы, подружились? Вчера? Но сразу друг другу подошли, понравились. Тебе так показалось? Ты уверена. Думаешь, любовь с первого взгляда случилась? А причем здесь беременность? От первого взгляда этого не бывает, я точно знаю. Как это не важно? Еще как важно. Я не капризничаю. И истерику не закатываю. Могу не сомневаться – ребенок мой? Ребёнок какой-то получается суточный, как щи. Что – девять месяцев уже не ждут? Отменили постановлением Кабмина? Понимаю, время поджимает. Дело-то выходит политическое. Как уголовное? А чем докажешь, что эта скороспелка от меня? Какая экспертиза? Медицинская? Что у вас там всё схвачено? Это надо же какой у меня взгляд плодовитый.

Вижу, ты обо мне знаешь больше, чем я сам. Ты не сомневаешься. Хорошо. Тогда вопрос на засыпку. Не знаешь, что у меня здесь за старик валяется в прихожей? Нет челюсти не при нем. Разбросаны по квартире в хаотическом беспорядке. Твой дедушка. Приставлен за мной присматривать? Кем приставлен? Понятно, глупый вопрос. А чего он в морской форме? Боевой флагманский офицер царской армии? Нет, я понимаю, что бывший, не настоящий. Да дедушка – это уже история. Кстати, тебе-то сколько лет? Сколько? Это тебе или твоей маме? Тебе. Это ничего, что я с Вами на «ты» разговариваю. А с беременностью Вы ничего не напутали? Возраст все-таки, знаете ли, не шуточный. Да я понимаю. Бывает и не такое. Да не расстраивайтесь Вы так. Не брошу я Вас. Что я каких-то три года потерпеть не смогу? Хотя судя по дедушке, Вы из долгожителей. Какой симпатичный старикан. Как с комфортом расположился. Голова на унитазе, а ногами прихожую перегородил – не пройдешь. Сам без сознания, а лег так удачно, что через входную дверь не выскользнешь. Бдит. Видно Ваш старикан не во флоте, а в конвойных войсках службу проходил. Сам до того напился, что полностью сознание потерял, а туда же присматривает. Вот школа-то. В замечательную, видно, семью я попал! Как старика выдрессировали! Звонят. На этот раз в дверь. Папа Ваш приехал. Так, что до встречи двух любящих сердец. Скоро увидимся, любимая!

Диагноз

Вот так всегда по жизни бывает. Живёт себе человек, беды-горя не знает. Ест, пьёт, размножается и никому, вроде бы, не мешает, даже если в браке состоит. Гражданском, естественно. А судьба-злодейка подстерегает. Вот она, кривая, рядом стоит и дубиной над головой размахивает. А удар по темечку, как водится, случается в самый неподходящий момент при полном кажущемся благополучии. И вот ты уже имеешь неприятность на фоне, казалось бы, сияющего безоблачного неба. То полиартрит коленных суставов настигнет так удачно, что потом эти колени из брюк не вынешь, то печень на два пальца ниже рёберной дуги высунется, а не должна бы. Ещё, какая-нибудь гадость прицепится, да в таком месте, что, как говорится, и сказать неудобно и показать стыдно.

К Петру Николаевичу беда подкралась незаметно. Жил себе человек тихо, пристойно, никого не трогал ни руками, ни словом. Дом содержал в достатке и строгости. Скуповат был – это да, такое за ним водилось. Но скажите, положа руку на сердце, разве столь полезная черта характера – грех? По нынешним-то временам это достоинство, и немалое! В общем, человек как человек. Выпивал по праздникам обязательно, а как же; по будням – по настроению, но не каждый день. Выкуривал по три сигареты в день не столько для того, чтобы здоровье подорвать, а даже наоборот поправить. Вычитал он как-то в научно-популярном журнале, что никотин есть ни, что иное, как витамин «РР» и в малых дозах организму даже полезен. Ну что ещё такого нужного и важного может происходить в жизни среднестатистического человека на фоне будничного течения жизни? Ходил на работу, смотрел телевизор, стучал в домино с соседями. В общем, жил как все и ничем особенным из общей серой массы не выделялся.

Но однажды всё это кажущееся благополучие и плавное течение жизни было нарушено самым неприятным образом. Как-то вечером придя с работы, почувствовал он лёгкое недомогание и слабость во всём теле. Отмечалась также некоторая потливость и дрожь в коленях. Что-то не по себе стало. В боку закололо, голова закружилась, и вообще подташнивало и нудило. Дальше – хуже и к утру, после бессонной ночи, прихватило настолько основательно, что стало ясно, само по себе не отпустит. Крути не крути, а в больницу ползти надо. А не хочется. Ой, как не хочется. Как вспомнит, сколько времени под кабинетом выстрадать надо, да ещё на медосмотр направят – это уж точно, поскольку давно лечебное учреждение не посещал; да процедур назначат немерено. Печальный опыт лечения у Петра Николаевича был и немалый. Как-то в молодые резвые годы замкнуло ему желудочно-кишечный тракт. Времена между окончанием социализма и началом капитализма были такие, что никто особо пищей не перебирал. Слава Богу, молодой организм переваривал всё, что попадало в рот естественным путём. И надо же тебе такой конфуз – живот прихватило. Ох уж и намучился он тогда с анализами разными. Вначале терпел, сколько мог. Ходил, сдавал в лабораторию, что просили из анализов. Потом неосторожно выразил неудовольствие словами в адрес медперсонала. Что вы, мол, совсем озверели, черти. Третий день по больнице брожу, а результатов – ноль. Не наблюдается результатов. Расслабился в неподходящий момент, с кем не бывает?

Лечащий доктор проникся остротой момента и даже медсестре замечание сделал.

– Видишь, – говорит, – недовольство больной проявляет. Недостаточно, выходит, внимания мы ему уделяем. Не дорабатываем где-то на отрезке между входом пищи и её выходом. Сама должна понимать – больной всегда прав и мы должны идти ему навстречу вооружённые последними медицинскими достижениями и открытиями. Вставь-ка, – приказывает, – пациенту, ректороманоскоп в прямую кишку. Посмотрим, как он там с изнанки устроен. Ну, а если в противоположном конце этого биологического тоннеля не увидим синего безоблачного неба, лечить будем серьёзно, не щадя ни себя, ни его.

А та и рада стараться. Затолкала эту дюймовую трубку так надёжно и глубоко, что после процедуры Пётр Николаевич целый месяц ел, пил и спал только стоя, слегка наклонившись вперёд. От этих медицинских процедур у лечащегося народа такие ненормальные привычки вырабатываются, что не сразу и отвыкнешь.

Кишечник кое-как вылечили, но зато на нервной почве у него образовался тик левого века. С месяц моргал к месту и не к месту. Сколько через эти подмигивания мучений принял – больно и обидно вспоминать. Одним это дело нравилось, поскольку принимали мигание на свой счёт. Вроде бы как намёк на флирт. Мужчина-то видный. Другие просто не обращали внимания, а кое-кто и расстраивался с испугом думая, что случайно встретил давно забытого знакомого или дальнего родственника, и тот сейчас станет просить взаймы или пожить в квартире недолго. Ну, а сосед, живущий через дорогу, так тот просто сатанел при виде мерцающего Петра Николаевича. У него, к несчастью для окружающих – жена-красавица, а он при ней, вроде, как бы Отелло. И душить не душит, и посторонних не подпускает. Хотя и не мавр, но очень свиреп, подлец. Ревновал свою благоверную даже к глубоким старикам и юным пионерам.

Как-то Пётр Николаевич вышел из дома хлебца купить да колбаски, чтобы вечером было, что пожевать перед телевизором. А напротив, на лавочке вся соседская родня на солнышко высыпала погреться. Сам гориллоподобный сосед – глава семьи. Супруга его – царевна, тесть, тёща, кумовья. А тут Пётр Николаевич со своим тиком, как говорится, лицом к лицу и без всякой задней мысли давай семафорить контуженым веком в открытую природу. Соседа, ну просто зашкалило.

«Вот, – думает, – сволочь, какие заигрывания при живом-то муже и стольких свидетелях. А какие безобразия здесь творятся в моё отсутствие»?