Берова тропа - Марианна Красовская

она… так загадочна! Голос молодой, звонкий. Пальцы нежные, кожа мягкая, запах такой сладкий… Наверное, хороша собой. Даже если и не слишком — буйное воображение уже не в меру разыгралось.

Марика помогла ему натянуть чистые прохладные штаны, завязала пояс, сменила повязки на груди.

— Заживает как на собаке, — с довольством в голосе сообщила бледному, закусившему губу Ольгу. — Через седьмицу и повязки не нужны будут. Молодость свое берет, да и мои снадобья помогают. Сегодня за столом есть будешь, но не сейчас. Я вчера устала очень, силы истратила. Надо еще мне поспать, прости.

— Колдовала? — вырвалось у него.

— Самую малость, — уклончиво ответила ведьма. — Слушай, если кто звать меня будет, ты разбуди. Сам не высовывайся пока, ладно?

— Понял я.

Заставил ее лечь на тюфяк — не дело женщине на полу лежать, шкурами ее укрыл, словно ненароком касаясь ее волос, щеки, шеи. Как бы хотелось ее увидеть! Мысленно рисовал себе женщину красивую, статную, с толстой русой косой и веселыми светлыми глазами — такие ему всегда нравились. Чтобы кровь с молоком, и грудь высокая, и бедра крутые. Судя по говору, она его чуть старше, но это и хорошо, что не девица. Не жеманится, не стесняется мужчины, голым его видела и не испугалась ничуть. А он, между прочим, княжич, не крестьянский сын, заплатит ей щедро и за спасение, и за ласку. Вдруг да и не прогонит?

Нет, Ольг, конечно, не зверь, и насиловать никого и никогда не будет, но ведьма — женщина одинокая. Неужто не захочет мужского внимания да удовольствия? Морки все до любви телесной охочие, а ему еще ни одна не отказывала. Более того, женским вниманием он был обласкан всегда. Сначала за него едва не дрались девушки кохтэ, он был им диковинкой: светлоглазый и белокурый среди смуглых черноволосых степняков, а потом, когда он вернулся домой — его очень быстро затащила в постель сенная девка княгини Вольской. А дальше — стоило лишь улыбнуться и пальцем поманить. Так что он хорош собой и желанен, с чего бы какой-то ведьме лесной ему отказывать?

Не подозревающая даже о коварных мыслях своего подопечного, травница крепко спала. Шевельнулась, утыкаясь лбом в голое плечо княжича, вздохнула блаженно, обхватила руками. Ольга бросило в жар. Несмотря на ноющие раны, тело отреагировало быстро и однозначно. Ох, если бы не повязки на глазах, он бы поглядел!

3-2

Осторожно прикоснулся к ее плечу, притянул к себе, нос (едва высовывающимся из-под повязки) в ее растрепавшиеся волосы сунул. Провел рукой по узкой спине до самого изгиба поясницы и ниже, радуясь, что женщина так приятна на ощупь.

— Ты сдурел, парень? — вздрогнула всем телом Марика, мгновенно просыпаясь. — А ну лапы свои убрал!

— Не злись, красавица, я только потрогаю.

— Если бы я тебя сама из-за грани не вытаскивала, сейчас бы руки повыдергала, — холодно сообщила ведьма, отодвигаясь. — Скажи спасибо беру, что я жадная и свои труды не хочу загубить.

— Я что, совсем тебе не нравлюсь? — обиженно спросил Ольг, ничуть не обескураженный отказом. — Аль не красив? Аль жених у тебя имеется?

— Отчего же, красив, хоть куда, — усмехнулась Марика, пальцем проводя по крепкому белому плечу. — Молод, полон сил, — руки поправили повязку и спустились ниже, на опушенный золотыми волосками живот. — Все при тебе. И мужика у меня нет, давно не было, твоя правда. Вдова я.

— Тогда в чем дело?

— А ты считаешь, что женщинам только это нужно? Молодое тело и то, что между ног?

— А разве нет? Замуж, что ли, хочешь?

Она расхохоталась звонко, чуть с надломом. Ольг ждал ответа, чутко прислушиваясь к движениям ее пальцев, небрежно скользящих по завязкам его штанов.

— Нет, замуж мне нельзя, — наконец, снизошла травница до ответа. — Да ты и не возьмешь.

— Отчего же? Может, ты мне сына родишь? В терем тебя приведу, своей женщиной назову, а?

— У тебя и терем есть? Кто же ты такой, Олег, беров побратим?

— Княжич Бурый я.

— О! — Он не видел, как округлились губы женщины и широко раскрылись глаза. — Что же ты, князь, в лесу забыл, да один, без охраны?

— С бером братался, сама же видела. Теперь он мне брат старший… раз не убил.

— Каков молодец! — восхитилась Марика. — Смельчак! Что к беру, что к бабе, не спросившись, лезет, а потом удивляется, что ему не рады.

— Да полно тебе кривляться, чай не девочка. Я тебе нравлюсь, чувствую же. Не нравился бы — не трогала бы так нежно.

Марика, обнаружившая вдруг, что нежно оглаживает живот и бедра невыносимого этого мужчины, резко отдернула руку и залилась краской. Прав он: нравился и очень. Было на что посмотреть, было что потрогать. Вот только… не дело это.

— Много о себе возомнил ты, Олег, — сухо сказала, поднимаясь. — Раз уж поспать не дал, наточи хоть нож мне. Все руки не доходят.

— Так нравлюсь? — не отставал наглец, хватая за рукав и к себе снова притягивая. — Ну признайся, ведьма. Скажи правду.

— Да нравишься, нравишься, — фыркнула женщина как лисица. — Толку с того? Вместе нам не быть, а я в детские эти игры давно не играю.

— Зря. Ни одна девица еще не жаловалась, все довольные оставались. Так почему бы тебе не позволить мне… сделать приятно обоим?

— Ох и баламошка ты, княжич, — засмеялась снова Марика. — Вставай уже, охальник. Дам тебе нож и точильный камень.

Вот ведь обаятельный змей! Вроде гадостей наговорил ей, а Марике смешно. И… не отказалась бы от ласки мужской, верно он угадал. Никогда не отказывалась, охоча до этого дела была. И замужем ей нравилось очень, жаль, недолго счастье длилось. Ничего не скажешь, мужчина под боком навевал на грешные мысли. Только не стоит забывать про проклятье старого волхва. Вот теперь-то она и ощутила его в полной мере.

Злясь на себя, на Ольга, на Зимогора, она бросила на стол чугунок и проворчала:

— Ишь, гость дорогой, сразу видно, что княжеских кровей. Вон, похлебку долакал, а посуду мыть челядь будет.

Знала, что не права, что он с повязкой на лице и ослабший после ран и не смог бы, да и не должен,