Юрий Андропов и Владимир Путин. На пути к возрождению - Юрий Дроздов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В руководстве КПСС не было выработано четкой политики по отношению, например, к «пражской весне» и ее лидеру А. Дубчеку.[38] В пользу умеренности и сдержанности советской стороны в вопросе о «бархатной революции» в Чехословакии выступали такие члены Политбюро, как А. Косыгин, Н. Подгорный[39] и М. Суслов. За решительные действия, включавшие и ввод войск в ЧССР, высказывались А. Кириленко, А. Шелепин, К. Мазуров[40] и особенно лидер компартии Украины П. Шелест. Полностью за силовые методы разрешения кризиса, в котором они усматривали не что иное как контрреволюцию, голосовали советские маршалы и генералитет. Такую же позицию занимали лидеры немецких и польских коммунистов В. Ульбрихт и В. Гомулка,[41] причем, они оказывали сильное давление на Брежнева.
В основном среди «ястребов» находился и Ю. Андропов. По свидетельству Г. Арбатова:
«На основании того, что я слышал, могу сказать, что среди сторонников «решительных мер», к сожалению, был и Ю. В. Андропов, у которого после событий в Венгрии в 1956 году сложился определенный синдром нетерпимости, может быть связанный с убежденностью в том, что нерешительность и затяжки ведут к более серьезному кровопролитию».
Сын Андропова — Игорь Юрьевич позднее сделал попытку опровергнуть это утверждение, и в личном письме Арбатову написал, что на самом деле позиция отца была «значительно более многоплановой, никаких параллелей между обстановкой в Венгрии 1956 года и «пражской весной» Ю. В. не проводил». На взгляд авторов, данное утверждение есть не что иное, как попытка задним числом, с высоты новых исторических условий и изменившихся оценок слегка подретушировать если не портрет отца, то его позицию по данному вопросу. Вот что говорил Андропов на заседании Политбюро 19 июля 1968 года, когда Брежнев в своем выступлении высказался за методы политического давления на КПЧ и четко дал понять, что он с большой осторожностью относится к применению «крайних мер», в частности, призвал к проведению двусторонней встречи между руководством обеих партий и государств.
(Председатель КГБ Андропов):
«Я считаю, что в практическом плане эта встреча мало что даст, и в связи с этим вы зря, Алексей Николаевич, (Косыгин. — Авт.) наступаете на меня. Они сейчас борются за свою шкуру, и борются с остервенением… Правые во главе с Дубчеком стоят твердо на своей платформе. И готовимся не только мы, а готовятся и они, и готовятся очень тщательно. Они сейчас готовят рабочий класс, готовят милицию. Все идет против нас».
(Председатель Совета Министров СССР Косыгин):
«Я на вас не наступаю, наоборот, наступаете вы. На мой взгляд, они борются не за собственную шкуру, они борются за социал-демократическую программу. Вот суть их борьбы. Они борются с остервенением, но за ясные для них цели, чтобы превратить на первых порах Чехословакию в Югославию, а затем что-то похожее на Австрию».[42]
Жесткую, силовую позицию Андропова, как явствует из стенограммы, поддержали на этом заседании Устинов,[43] Мазуров и Капитонов. Не менее красноречива и позиция Андропова, изложенная им и в Информационной записке КГБ в ЦК КПСС от 24 июля 1968 года о дальнейшем развитии событий в ЧССР: «Существующее положение в Чехословакии требует немедленного вовлечения рабочего класса и народной милиции в борьбу с антисоциалистическими силами, а при необходимости — и создания рабочих революционных отрядов».[44]
Эти, а также ряд других документов того времени не оставляют сомнений в том, что позиция Андропова по вводу войск в ЧССР не менялась и не была «многоплановой» — она лишь ужесточалась.
Аналогична его позиция и по отношению к афганской проблеме. На заседании Политбюро ЦК в феврале-марте 1979 года, по одной версии, Д. Устинов и Ю. Андропов настояли, вопреки мнению А. Громыко, на вводе советских войск в Афганистан. По другой, Андропов вначале выступал за ввод войск, но затем заявил о пересмотре своей позиции, сказав, что революционная ситуация в Афганистане еще не созрела для смены строя. Версий может быть и больше, но документальные первоисточники остаются неизменными. Они, в частности, доказывают, что к концу ноября все члены так называемой «комиссии четырех», включая Андропова, стали склоняться «к неприятному для них военному варианту»[45] — т. е. к вводу советских войск в Афганистан.
В ноябре в Кабул стали прибывать под разными предлогами и с разными «легендами» офицеры спецподразделений КГБ. В декабре в Афганистан был направлен специальный отряд ГРУ. После того, как Х. Амин[46] обратился к руководству СССР с просьбой направить в Кабул мотострелковый батальон для охраны его резиденции, эту просьбу удовлетворили.[47] И, наконец, 12 декабря 1979 года Постановлением ЦК КПСС № 11 176/125 были одобрены «соображения и мероприятия, изложенные т.т. Андроповым Ю. В., Устиновым Д. Ф., Громыко А. А.»
Как видно из этого документа, рассекреченного лишь в 1992 году, инициатива о вводе войск в Афганистан принадлежала в том числе и непосредственно Андропову.
Громадная военная машина СССР пришла в движение.
По свидетельству бывшего командующего 40-й армией Б. Громова,[48] только в декабре, в развитие и во исполнение данного решения ЦК КПСС было принято более 30 различных директив по развертыванию и передислокации многих боевых частей и соединений, их материально-техническому и иному обеспечению. Однако уже в феврале-марте положение в Афганистане после свершившегося военно-политического переворота стало существенно ухудшаться. Осложнилась и вся международная обстановка в связи с действиями «ограниченного контингента советских войск в Афганистане».
Скажем несколько слов и о таком явлении в общественно-политической жизни СССР как борьба с диссидентами и «инакомыслием», и об отношении к этому Андропова как руководителя КГБ.
«Несомненно, что вся эта борьба существенно подрывала авторитет Советского Союза, особенно в лево-либеральных, социал-демократических и даже коммунистических кругах большинства западных стран. Также несомненно, что Ю. В. Андропов несет за всю эту борьбу с оппозицией прямую ответственность… Андропов никогда не стыдился своей роли в борьбе с диссидентами. При всей своей образованности и интеллекте он был убежден в важности этой борьбы и не допускал мысли о возможности открытой демократической оппозиции или критики в адрес КПСС или советского государства. Он вовсе не был сторонником плюрализма или гласности…», — писал депутат Верховного Совета СССР Р. Медведев в 1991 г..[49]
Таким образом, личная политическая позиция Андропова на протяжении 30 лет являлась жесткой, силовой, государственнической. В течение 15 лет Андропов руководил КГБ, придавая ему не только контрразведывательные и охранные функции, но и внутриполитические, — более того — функции, несвойственные спецслужбам по охране трудовой и производственной дисциплины. Об усилении не только значимости поста председателя КГБ, но и роли самих органов госбезопасности в общественно-политической системе страны свидетельствует тот факт, что Андропов на этом посту вскоре становится членом Политбюро ЦК КПСС.
По опубликованным данным, численность личного состава КГБ была доведена Андроповым до 480 тысяч человек, а с учетом внештатных сотрудников и работающих по совместительству — свыше 1 млн. человек.
В 1974 Андропову было присвоено звание Героя Социалистического Труда. В 1976 году — звание генерала армии. Он награжден четырьмя орденами Ленина, тремя орденами Трудового Красного Знамени и рядом других высших наград страны.
В мае 1982 года Юрий Владимирович избирается секретарем ЦК КПСС, а в ноябре 1982 года Генеральным секретарем ЦК, — на этом посту проработал 15 месяцев. Для Запада такое возвышение стало большой неожиданностью, так как в советской иерархии тех лет шеф КГБ занимал лишь седьмое — восьмое место.
С июня 1983 года Андропов занял пост Председателя Президиума Верховного Совета СССР и председателя Совета обороны. Налицо тенденция к максимальной концентрации всей верховной власти в одних руках.
Глава 3. Мифы об Андропове
«Явка» в Оружейном переулке
Здесь, будучи и секретарем ЦК, и председателем КГБ, Андропов, который исключительно большое внимание уделял полной конфиденциальности своих взглядов и суждений и особенно тщательно хранил их от зарубежных разведок, проводил неформальные встречи с представителями научной, творческой интеллигенции, диссидентами, руководителями спецслужб. Особенно его интересовали проблемы развития «теневой экономики», программы решения острых социально-экономических проблем советского общества застойного периода.