Последний Инженер - Евгения Мелемина

– Сучонок! – удивился Джерри и замолотил дубинкой, стараясь не попасть по Караге.

Парень держался цепко, несмотря ни на что. Он тяжело дышал, всхрипывал от боли, но задался целью повалить Карагу и мрачно вгрызался в его щеку. Потекла густая кровь, быстрыми струйками спускаясь по шее к вороту зеленого свитера.

– Слезай! – заорал Джерри. – Убью, тварь!

Размахнувшись, он врезал дубинкой в висок парня, и тот моментально разжал руки, откинулся назад и грохнулся о цементный пол с таким звуком, с каким сталкиваются бильярдные шары.

Карага прислонился к стене, прижал ладонь к лицу.

– Кусок оторвал, зараза, – хрипло пробормотал он.

– Отгрыз, – подтвердил Джерри, – мяса клок… погоди, вызову кого-нибудь с аптечкой. Руками не трогай, а то занесешь чуму какую-нибудь. На клочке кожи висит…

– Бинт, – сказал Карага. – Бинт принеси.

В дальней камере в два голоса хохотали уличные красотки. Джерри, пробегая мимо них, с остервенением ударил дубинкой по прутьям, и все стихло.

Карага выдвинул из-за стола стул сержанта, повалился на него и тоже засмеялся. Он по-прежнему держался за лицо, кровь текла между пальцев, но уже медленнее – процесс восстановления начался. Осталось только зафиксировать повреждение и ждать.

– Прекрасный экземпляр! – радостно сказал он вернувшемуся с бинтом Джерри. – Кусается, падла! Воюет! Беру! Замотай мне рожу, будь добр…

Все было оговорено и решено в кратчайшие сроки. Почесывая нестерпимо зудящую под бинтом щеку, Карага старательно вывел на клочке бумаги пароль к банковскому счету, предназначенному для оплаты таких операций, договорился о доставке и предупредил:

– Смотри за ним внимательно, чтобы деру не дал. Не уверен я, что грузчики его удержат, если он примется им морды глодать.

– Прививку от бешенства сделай, – буркнул Джерри, впрочем, очень довольный сделкой. И не удержался от любопытства: – Что с ним дальше-то будет?

– Как всегда, – ответил Карага. – Продам. Он молодец, но слишком агрессивный. Для любителей хард-хобби самое оно, а у меня как раз такой клиент и есть.

– Удачи парню, – усмехнулся Джерри.

– Документы на него имеются?

– Пока да.

– И как его зовут?

– Сейчас посмотрим… Написано – Кеннет Барц, но сам понимаешь… регистрационного чипа у него нет.

– Ерунда. – Карага поднялся, пощупал бинт. – Спасибо, Джерри.

– Доставлю в лучшем виде, – пообещал капитан и вскоре остался в подвале один, не считая двух бездомных девиц, осознавших, что никто не собирается их покупать.

Обе они стали очень серьезными. Рыжая больше не улыбалась, брюнетка выплюнула жвачку.

– Других клиентов у тебя нет? – тихо и тревожно спросила рыжая, и Джерри отрицательно покачал головой.

– И что теперь будет?

– Сольют вас, – пояснил Джерри, устало потирая запястье. – Не надо было попадаться, дамочки. Закон есть закон, а лимит стерилизации на наш район давно превышен.

Брюнетка вдруг разрыдалась.

– А что ты думала, – спросил капитан, не глядя на нее. – Думала, наплевала на регистрацию и живи свободно? Думала, попадешь в участок – и тут тебе красный ковер, цветы и шампанское? Думала, операцию сделают, чик-чик и все готово – трахайся дальше сколько влезет? Или считала, что вас для хобби разберут и будут вам ноги миндальным маслом натирать? Сказки кончились, – подытожил Джерри. – Начинается порноистория с летальным исходом. Сержант!

Глава 2

Юга была известна слабеньким и скучным характером. Все ее действия казались смешными, старание доходило до абсурда, а покорность – до идиотизма. Ее не могли любить, потому что она не позволяла себя любить и вызывала только жалость.

Она походила на вечный насморк или слякотную серую погоду с теплым моросящим дождиком – ничего особенного, слегка неприятно, но жаловаться не на что.

Такое впечатление Юга производила на тех, кто общался с ней редко. Карага знал и другую ее сторону: нечеловеческую преданность, уникальную исполнительность и верность. Если Юга доверялась, то отбрасывала всякую критику: всучи ей Карага пакет с человеческой головой, Юга точно так же старательно доставила бы его на место, не считая нужным рассуждать. Исполнительность была ее идолом – ее попросили об услуге, и собственная жизнь после этого казалась ей дешевле, чем важность задания.

Именно поэтому Карага вручил ей пакет без опасений. Он знал, что Юга скорее умрет, чем потеряет или задержит доставку.

Он не ошибся. Юга притащила пакет туда, куда ей было сказано, но задержалась под металлической дверью, набирая код за кодом и ожидая, пока система идентифицирует посетителя. Дверь была старой и работала с перебоями. Три раза система сбрасывала старательно введенный код, пять раз зависала на фазе сканирования и в итоге распахнулась с жутким скрипом.

Юга поднималась по лестнице, робея, как всегда, перед встречей с кем-то из приближенных Кали.

Пробравшись мимо глазков суетливо жужжащих камер, она вступила в жарко натопленную залу, напоминающую смесь бара и музея. Эвил любил живопись эпохи конструкта и собрал небольшую, но ценную коллекцию. Картины башнями возвышались за его спиной. Вращаясь, они демонстрировали скопление черно-белых линий и треугольников. Долгое рассматривание наводило на зрителя панические атаки, неврозы и паранойю. Конструкт отрицал ценность человеческого здравомыслия.

На переднем плане, оторванная от шипящих башенных картин, стояла перламутровая барная стойка, за которой восседал скелет бармена. Над ним в три ряда висели хрупкие бокалы. Был ли скелет декорацией, никто не знал, а Эвил не распространялся.

Он ежедневно менял скелету галстуки-бабочки. Сегодня это был желтый галстук в мелкую черную клетку.

Эвил восседал в глубоком кожаном кресле и с выражением крайнего отвращения на лице грыз сухое печеньице.

У Эвила было всего два выражения: этого самого отвращения, словно он жует горсть клопов и все никак не может проглотить, и другое – обычное, крайне благотворно влияющее на женщин, потому что Эвил принадлежал к тому типу мужчин, которых охотно приглашают рекламировать кофе.

Портила его только ямка на подбородке, такая глубокая и круглая, будто кто-то ткнул пальцем и провертел дыру в еще неостывшей массе, а потом масса затвердела и стала лицом Эвила.

Этот изъян сложно было заметить, потому что первое пристальное внимание обращали на себя глаза Эвила, а точнее – их пронзительный взгляд. Эвил всегда смотрел так, будто собирался кого-то сожрать. Женщинам это нравилось.

В остальном он был менее примечателен, хотя по-особому правилен – правильной формы нос, скулы, даже уши – совершенно симметричные и аккуратные. Волосы и брови темные, глаза – еще темнее. Эвил любил солнце и загар и всегда был смуглым, словно зреющий каштан.