Сороковое восхождение французов на Монблан - Поль Верн

Одно особое обстоятельство еще больше подчеркнуло красоту зрелища. С итальянской стороны надвинулись облака и закрыли долины Пеннинских Альп, не заслонив, однако, горных вершин. И скоро перед нашими глазами появилось второе, нижнее, небо: облачное море, откуда вздымался целый архипелаг скалистых пиков и покрытых снегами гор. В картине этой было нечто магическое, подвластное разве что великим поэтам.

Вершина Монблана образует вытянувшийся с юго-запада на северо-восток гребень длиною двести шагов и шириной около метра. Ее можно сравнить с перевернутым килем вверх корпусом корабля.

Мы стали свидетелями крайне редкого явления: температура воздуха была довольно высокой — десять градусов выше нуля. Воздух оставался почти полностью неподвижным, только время от времени ощущался легчайший бриз.

Проводники озаботились в первую очередь тем, что развели нас по гребню, поставив лицом к Шамони, чтобы снизу легко было заметить восходителей и убедиться, что все живы и здоровы. Многие туристы следили за нашим восхождением с Еревана и из Сада. Они могли воочию убедиться в нашем успехе.

Однако подняться на вершину — еще не всё; теперь пора было подумать о спуске. Самое трудное, если не самое мучительное, еще предстояло сделать. И вот мы нехотя покинули макушку горы, достигнутую ценой стольких усилий. Теперь нет уж той энергии, что влекла нас наверх, того стремления забраться повыше, столь естественного и столь властного. Нам предстоит брести вниз, часто оглядываясь назад.

А решаться — самое время. Наконец после прощального причащения традиционным шампанским мы отправляемся в путь. На вершине мы пробыли около часа. Порядок следования теперь изменился. Караван господина N. занял место впереди, и мы — по требованию его проводника Паккара — связались все вместе. Он очень устал, этот господин N.; его физические силы иссякли, чего нельзя было сказать о решимости. Можно было опасаться падений, и тогда нашими общими усилиями, может быть, удалось бы остановить сорвавшихся. Действительность подтвердила наши опасения. Спускаясь по крутой стене, господин N. не раз оступался. Его проводники, ребята крепкие и очень ловкие, смогли, к счастью, удержать его, однако наши гиды, не без основания полагая, что весь караван может быть увлечен в бездну, решили отвязаться. Мы с Левеком этому воспротивились, и караван, принимая величайшие меры предосторожности, благополучно спустился с той головокружительной крутизны, что предстояло преодолеть прежде всего.

Но нельзя было предаваться иллюзиям: под ногами разверзлась почти бездонная бездна, и случайно задетые кусочки льда срывались в нее с быстротой молнии, наглядно показывая, что ожидает путников, если кто-нибудь из них оступится. Сделав как-то неверный шаг, я задышал чаще. Мы спускались по пологому склону, который выводил к вершине Коридора. Подтаявший от тепла снег проседал под нашими шагами; ноги увязали в снегу по колено, и это делало переход мучительным. Мы все время шли по собственным утренним следам, но вот Гаспар Симон, обернувшись ко мне, сказал:

— Месье, у нас нет выбора, потому что Коридор непроходим. Придется спускаться по той же самой стене, на какую мы карабкались утром.

Я передал эту малоприятную новость Левеку.

— Только вот, — добавил Гаспар Симон, — не стоило бы нам оставаться в одной связке. Впрочем, надо сначала посмотреть, как поведет себя господин N.

Мы подошли к ужасной стене. Караван господина N. начал спуск, и мы услышали несколько крепких выражений в его адрес, произнесенных Паккаром. Склон стал таким крутым, что мы больше не видели ни самого господина N., ни его проводников, хотя все еще оставались с ними связанными.

Как только шедший передо мной Гаспар Симон осознал происходящее, он остановился и, обменявшись со своими коллегами несколькими фразами на диалекте, объявил, что необходимо отвязаться от каравана господина N.

— Мы отвечаем за вас, — добавил он, — а за других отвечать не можем. Если они сорвутся, то утянут за собой и нас.

Сказав это, он развязал узел.

Мы собрались было протестовать, но наши проводники оставались непреклонными. Тогда мы предложили послать двоих в помощь проводникам господина N. Они с готовностью приняли наше предложение, но, поскольку веревки у них уже не было, проект этот нельзя было привести в исполнение.

И вот мы начали свой ужасный спуск. Один из нас готовился сделать шаг, и в то время, как он его совершал, остальные, изогнувшись в дугу, готовились оказать ему помощь, если бы он вдруг поскользнулся. Первому проводнику, Эдуару Раванелю, досталась самая опасная роль: ему пришлось восстанавливать ступеньки, в той или иной мере разрушенные первым караваном.

Мы продвигались очень медленно, с большими предосторожностями. Тропа вела прямо к одной из трещин, раскрывшихся у подножия склона. Поднимаясь, мы ее не видели, а вот на спуске зияющая зеленоватая пасть так и гипнотизировала нас. Все ледяные глыбы, сдвинутые нашими ногами, казалось, сговорились: сделав три подскока, они исчезали в пропасти, словно в глотке Минотавра[44]. Только пасть Минотавра после каждого проглоченного куска закрывалась, здесь же этого не было: ненасытная бездна оставалась разверзнутой и словно ожидала более крупной «порции», чтобы сомкнуться. Нам нельзя было стать такой «порцией», и все наши усилия сосредоточились на этом. Стараясь выйти из столь тягостного очарования, из такого морального головокружения, если можно так выразиться, мы пытались шутить над своим опасным положением, попасть в какое не пожелаешь и горной серне. Мы даже напевали кое-какие куплеты маэстро Оффенбаха[45], но, если уж говорить всю правду, я должен признаться, что шутки наши были плоскими, а пели мы довольно фальшиво. Должен заметить, что я совсем не удивился, когда Левек пытался вставить в знаменитую арию из «Трубадура»[46]слова из «Синей Бороды»[47], что потребовало от него недюжинных усилий. Наконец, чтобы поднять свой дух, мы поступили как горе-храбрецы, орущие нараспев в темноте, дабы себя ободрить.

Около часа мы оставались подвешенными между жизнью и смертью, и это время показалось нам вечностью, но в конце концов добрались до подножия ужасного склона.

Там мы встретили живых и невредимых господина N. и его проводников.

Отдохнув несколько минут, мы продолжили спуск.

На подходе к Малому плато Эдуар Раванель внезапно остановился и воскликнул, повернувшись к нам:

— Посмотрите, какая лавина! Она скрыла все наши следы.