Цицерон. Между Сциллой и Харибдой - Анатолий Гаврилович Ильяхов

ночью и накануне. Кого ещё призывал к мятежу и убийствам мирных граждан? Говори, а мы послушаем, не вводишь ли в заблуждение, поскольку нам и так всё известно! Где предел необузданных дерзостей твоих?! Говори, не злоупотребляй нашим терпеньем!

Цицерон видел сенаторов, по их лицам было заметно, что они сильно удивились и теперь замерли в ожидании услышать страшное обвинение. Некоторые растерялись, не понимая, как поступить дальше. В глазах Катилины отразился ужас; по бледному лицу текли ручьи пота…

– О времена, о нравы! – воскликнул Цицерон, артистично воздевая вверх руки. – Сенат и консул знают о заговорщиках и главаре мятежа, а главарь до сих пор не арестован, не осужден и, главное, ещё жив! Мало того, он, как ни в чём не бывало, продолжал являться в Сенат, участвовать в обсуждении важных государственных дел, а сам тайно замышлял предать смерти тех из нас, кого считает неугодным для своего чудовищного замысла – разрушения республики! А мы сидели рядом с ним спокойно, воображали, что всё делали для спасения государства!

Цицерон возвысил голос до такой степени, что лица сенаторов, кто ещё сомневался, посерьёзнели:

– И вы, сенаторы, и я, ваш консул, не предпринимаем ничего, чтобы обезопасить республику от гибели, уготованной Катилиной с заговорщиками. Спасти Рим, римский народ и себя самих от заговорщиков-убийц! Это случится, если мы не осудим преступных действий Катилины, если уклонимся от наказания за покушения на нашу свободу!

Цицерон перевёл дух и, не снижая накала, решительно заявил:

– Сенат и консулы способны укротить вредного для государства гражданина. Мы намерены, Катилина, отправить тебя на смерть, обратить твою голову на гибель.

До того момента Катилина ещё надеялся на то, что слова консула не предназначены лично ему, что это фарс, выпад политического противника, что всё обойдётся, поскольку у Цицерона нет доказательств. Но консул, словно издеваясь над его сомнениями, продолжал:

– Уважаемые сенаторы! Пока мы медлим и не осуждаем заговор против республики, лагерь врагов, поддержавших Катилину, находится недалеко от Рима, в Этрурии. Со дня на день растет число неприятелей Рима, а их вдохновитель находится среди нас, продолжая каждый день вредить республике, которая его приютила как любимого своего гражданина. Вот он – преступник, которого сейчас мы видим как равного среди нас внутри священных стен Сената.

Марк указал на Катилину правой рукой, словно пригвоздил к скамье.

– Вот главарь заговорщиков, уважаемые сенаторы! Вот организатор мятежа против граждан Рима и республики! – Он перевёл дух. – А теперь я спрашиваю вас, сенаторы, почему Катилина ещё живой, каждый день имея какой-либо гибельный замысел против нас? Почему мы медлим, надеемся на признание вместо того, чтобы немедленно казнить преступника?

Цицерон, говоря это, не отводил глаз от растерянного лица Катилины, умело добивая его с неистовством:

– Катилина, тебе до сих пор сходили с рук убийства, притеснения и ограбления населения городов, союзных с Римом. Если бы я распорядился, Катилина, тебя схватить, казнить, никто бы не упрекнул меня в излишней жестокости! Римляне выразили бы только недовольство, что я поздно принял решение. Но я отправлю тебя на казнь, когда не останется ни одного римлянина, который не согласится, что это сделано совершенно законно. И вот моё решение: знай, что я не намерен переносить, чтобы по твоей вине отечество пребывало в сотрясении. Вследствие этого, Катилина, оставь наш город: ворота сейчас открыты – уезжай.

Сенаторы с возмущёнными криками повскакивали с мест, кричали в лицо Катилине с неподдельным возмущением:

– Убийца!

Катилина, не терявший хладнокровия по природной наглости, сидел под шквалом негодующих криков, затем вскочил, растерянный и опустошённый. Не выдержав позора, опустив голову, выбежал прочь мимо расступившихся стражников.

* * *

Назавтра стало известно, что в ту же ночь Луций Сергий Катилина оставил Рим. На это и рассчитывал консул Марк Цицерон, ибо добровольным бегством главный заговорщик признал свою недоказанную никем вину…

Возмездие

С утра Форум кипел. Римляне заговорили о консуле как о человеке, способном действовать решительно и, главное, своевременно. В атмосфере всеобщей признательности Цицерон, используя благоприятную для себя ситуацию, взошёл на ростры, откуда произнёс проникновенное обращение:

– Римский народ, не знаю, как и сказать: изгнал я Луция Катилину, или он ушел сам. Будет вернее, он удалился, ускользнул от вашего справедливого гнева. Исчез перед натиском неопровержимых доказательств о готовящемся им преступлении, что предъявил ему я, ваш консул. Одно нам ясно, что в Риме больше нет вашего врага, желавшего вам смерти…

Захватив внимание толпы, Цицерон в подробностях изложил, как ему удалось проявить бдительность, выявить главаря и тем самым предотвратить кровавый мятеж против республики. После торжествующей речи консула у римлян не оставалось сомнений, что заговор действительно готовился, и Катилина, будучи инициатором, вовлекал в него единомышленников из жителей Рима. Но люди понимали, что опасность существует до тех пор, пока не выявлены все заговорщики. Они с надеждой смотрели на консула как на спасителя. Второй же консул, Гай Антоний, занял выжидательную позицию, вызывая у Цицерона подозрения в поддержке заговора против республики.

* * *

Тем временем Катилина, испытав перед опасностью ареста естественное состояние растерянности и страха, направлялся к военному лагерю сообщников в Этрурию. К полудню спохватился и уже сожалел, что совершил непростительную ошибку – попросту попался «на крючок» красноречивого Цицерона. Катилина клял себя за оплошность: вчера перед сенаторами он ни словом не обмолвился, не признался в организации заговора, в чём его обвинил консул. Ведь Цицерон так и не произнёс ни одного имени якобы задержанных заговорщиков, не привёл ни одного случая измены республике… Одни только догадки! А он, Катилина, вместо того чтобы защитить своё честное имя, позорно сбежал, что означало признание обвинения Цицерона…

К тому же закон требовал соответственных процедур – это Катилина был обязан помнить. Прежде нужно, чтобы консул подал заявление о возбуждении уголовного дела в придачу с доказательствами причастности Катилины к преступлению. Даже сейчас, когда обвиняемый в бегах, закон позволяет избежать судебного расследования до его добровольной явки на суд. Так что неизвестно, что получится из затеи Цицерона…

Цицерон предполагал, но мало надеялся на неожиданное исчезновение из Рима главного зачинщика мятежа. А тут – свершилось, и это отразилось на росте популярности консула Марка Цицерона. Но не приходилось рассчитывать на то, что Катилина успокоится, он рождён, чтобы сеять зло. Он слишком расчётлив и коварен, этот враг Рима, при поддержке наёмников постарается добиться задуманного.

С той ночи, как Катилина бежал, встревоженные римляне ежедневно приходили к Сенату и на Форум. Требовали от консула подробностей о заговоре, дальнейшего расследования и поиска других преступников. Марк успокаивал, убеждал, что сделает всё возможное и не допустит мятежа. Говорил о Катилине:

– Он похож на опаснейшую ядовитую змею! Дотронешься – ужалит до смерти. Как себя обезопасить? Если змею схватить посредине, она тоже ужалит, а если же ухватить её за голову, тогда с ней можно справиться.

Хотя консул успокаивал граждан, обещал принятие охранительных мер и призывал успокоиться и не бояться новых заговоров, страх не оставлял сердца римлян. Всё имело основание, так как в городе оставались сообщники Катилины, они притаились и ждут нового приказа главаря. А имена их до сих пор неизвестны! На улицах редко слышались радостные возгласы, не устраивались торжества и публичные развлечения,