Некондиционный (СИ) - Юрий Силоч

- Он забаррикадировался! – визгливо кричал кто-то.

- Сукин сын! – ревел одновременно брутальный бас.

Я не слушал никого из них. В голове вертелась лишь одна мысль: «Минус три патрона».

Время чертовски растянулось. Совсем как в виртуальной тюрьме – когда быстродействие мозга ускоряется в тысячи раз, и час, проведённый в тюремном терминале, оборачивается сотнями лет абсолютного бездействия для сознания. Ужасные мучения.

Мне казалось, что за оставшиеся минуты я могу сделать так много, как никогда раньше, поэтому боялся уже не смерти, а этого призрака вечности. Да, было страшно прожить слишком долго, и я буквально рвался на пули, дабы поскорей всё закончить.

Боевые имплантаты плюс ярость, помноженные на отчаяние. Нехитрое уравнение с заранее известным результатом. Море крови и горы трупов.

Баррикаду смела своим весом рванувшаяся вперёд толпа народу. Судя по панике в глазах, никто не хотел первым покидать спасительное укрытие и попадать ко мне в лапы, но у бедолаг просто не было выбора – их вынесли наружу, как из вагона метро в час пик. Под моими руками захрустели первые кости, снег оросила первая кровь. Какой-то идиот выпалил поверх голов атакующих, и пули улетели куда-то в сторону центра Нейро-Сити.

Было очень много криков и аппетитного хруста. Я стоял в дверном проёме и вовсю работал руками, как будто плыл баттерфляем в море плоти. Волна атакующих быстро закончилась, и я поймал грудью и лицом первые пули, вылетевшие из темноты. Они опрокинули меня на спину - и стало понятно, что это начало конца.

Я откатился и выстрелил в тех, кто прорывался на крышу, ступая по трупам своих менее удачливых коллег. Мозг автоматически отсчитывал пули в магазине «Кольта».

Четыре.

Пять.

Шесть.

Семь.

Всё.

Четыре пули – четыре трупа. Прицеливание, учитывая то, с какой скоростью я двигался и думал, было плёвым делом. Головы подонков взрывались фонтанами мозгов и крови одна за другой.

Опустевший пистолет я бросил в пятого по счету охотника за моей шкурой – огромного заросшего латиноса с укороченным дробовиком. Тяжёлая пушка, попав в лоб, сломала ему шею, нестриженная голова, полная вшей, запрокинулась назад, коснувшись затылком спины.

Из дверей снова начали палить, прямо в спины тех, кто рвался на крышу.

Мне пришлось откатиться в сторону – еще одно хреновое решение. Я проиграл сражение за вход, потерял удобную позицию, и моё окружение было делом времени. Никакая броня не выдержит такого количества выстрелов в упор. Прощайте, офицер Морт.

Я спрятался за огромной стальной коробкой вентиляции, по которой тут же забарабанили пули. Судя по голосам и не прекращавшейся пальбе, на крышу уже протиснулась пара десятков нападающих, и в будущем их число могло только увеличиться. Не высунешься – слишком плотно прижали огнём. Сейчас они обойдут меня с обеих сторон и расстреляют до состояния дуршлага. Вон, уже кричат «заходи слева».

Так же, как и патроны в пистолете, мой мозг отсчитывал мгновения до гибели. Почему-то показалось ужасно интересным, через сколько секунд это произойдёт.

Один.

Два.

Три.

Четыре…

Непонятный, но знакомый звук заставил меня обернуться назад, к краю крыши.

Сначала я вообще не понял, что происходит, но потом, когда пришёл в себя и отвлёкся от рассматривания проносившейся перед глазами жизни, осознал, что обшарпанный полицейский вертолёт, поднимавшийся над зданием, – настоящий.

Старичок BFC-13, патрульный работяга, на котором я в своё время налетал уйму часов. Все эти модели подчистую списали пять лет назад, когда расформировывали полицию, но, видимо, этому экземпляру повезло попасть в правильные руки. В глаза бросилось, что на пилонах вместо спецсредств для разгона толпы установлены вполне себе взрослые пулемёты и блоки неуправляемых ракет.

Зрелище, что ни говори, эпичное, только «Полета валькирий» в качестве саундтрека не хватало.

Пальба прекратилась на доли секунды, но быстро возобновилась с удвоенным рвением. Теперь нападающие стреляли не по моему укрытию, а старались сбить вертолет. «Хрен вам», - злорадно подумал я, поскольку броня «вертушки» огонь легкого оружия сдерживала играючи. Те из головорезов, что были поумнее, разбегались в стороны и старались укрыться.

Пулемёты на пилонах зашевелились, и я понял, что сейчас произойдёт. Упал мордой в грязь, закрывая голову руками, и тут же услышал грохот крупнокалиберных выстрелов и свист пролетавших надо мной пуль.

BFC-13 как следует прошёлся по крыше длинными очередями и, когда счёл, что его работа окончена, завис, открыв дверь, ведущую в десантное отделение. Я, не заставляя себя ждать, поднялся и, несмотря на боль, одним прыжком заскочил внутрь. Вертолёт сорвался с места, набирая высоту, но я успел напоследок увидеть, что на крыше валяется целая куча кровавых ошмётков, а белый лимузин Коромальди догорает где-то внизу.

5.

Я был спасён. В самый последний момент. Что я чувствовал? Сложно описать. Фигурально выражаясь, мою голову вытащили из гильотины тогда, когда её лезвие уже начало падать. Я в полной мере ощутил на своей шее прохладный ветерок, предшествующий моему обезглавливанию.

Шок.

Да, я был в шоке. Меня трясло, как в лихорадке. Хотелось кричать – но не от радости, а просто для разрядки. Складывалось полное впечатление, что я был не рад собственному спасению и сам хотел бы остаться там, на крыше, позволив охотникам довести дело до конца.

К тому моменту, как я взял себя в руки и выглянул в узкий иллюминатор вертолёта, мы отдалились от района V километров на двадцать. Я не узнавал улиц, над которыми мы летели, но это было, в принципе, и неважно – муравейник везде муравейник. Намного более интересным было осознание, что меня везут не куда-нибудь на окраину, а в центр города. Дороги становились шире, а движение на них интенсивнее, дома – всё выше и выше. Вдали промелькнуло несколько небольших пятидесятиэтажных кондоминиумов.

В воздухе появились цветастые частные вертолёты, летевшие по чётко очерченным трассам, незаметным для обычного глаза, не использовавшего специальные зрительные имплантаты. Увидеть разметку можно было только через программу дополненной реальности.

Мы летели под самыми облаками, из которых на город высыпались мириады снежинок.

Изнутри старичок патрульный, на котором я летел, выглядел так же, как и снаружи – обшарпанным и затасканным. Салон освещала тусклая красная аварийная лампочка. Огнетушителя нет, аптечки тоже – наверняка утащили ради обезболивающих, содержащих опиаты. Даже обивка с сидений содрана. Вообще, вертолёты этой серии были достаточно комфортабельными – при условии, что не были списаны и не служили в качестве боевой машины террористической организации.

У меня была масса вопросов, которые было бы здорово задать пилоту, но BFC-13 такой возможности не предоставлял – десантный отсек от кабины отделял толстый лист металла. Не нужно быть инженером для того, чтобы понять – это далеко не лучшее конструктивное решение.

Так или иначе, я летел в неизвестность со стойким ощущением, что продал душу дьяволу. Лихорадка после внезапного спасения сменилась гнетущим чувством, будто меня впереди не ждёт ничего хорошего, и, если как следует вспомнить историю моей жизни, можно было сделать вывод, что так оно и есть. Не то, чтобы я был таким уж выдающимся неудачником, просто взлётов в моей жизни было намного меньше, чем падений, да и те оказывались какими-то невысокими и неубедительными. Например, сегодня. Я избежал гибели от рук гангстеров. Это плюс. Мне придётся работать на террориста, который рано или поздно пошлёт меня на заведомо смертельное задание ради каких-то своих идей. Это минус.

Я всегда прекрасно умел влипать в истории.

Единственное, чего бы мне сейчас хотелось, это остаться в живых, обрести покой и шанс начать жить заново. Не тяготиться прошлым, не бегать от гангстеров по всему городу и не ввязываться в чужие войны. Несложная работёнка, пусть и с маленькой зарплатой, съёмный угол и немного виски. Я был бы счастлив.

Вертолёт неожиданно спикировал, заставив мой желудок на мгновение зависнуть в невесомости, а потом плюхнуться всем весом вниз. Я вылетел из кресла и со всего маху протаранил головой какую-то железяку. В глазах потемнело, я едва не потерял сознание. Машину болтало так, будто она уходила из-под обстрела. Влево, вправо, крутое пике – резкий набор высоты.

- Ах! Ты ж! Дерь! Мо! – выкрикивал я, летая по всему вертолёту и стукаясь о стены, пол и потолок.

Наконец, вертолёт заложил особенно крутой вираж и стал заваливаться на левый борт. Я, как мешок картошки, рухнул в сторону, ставшую теперь низом, и с удивлением обнаружил, что вместо люка в корпусе вертолёта зияет оплавленная дымящаяся дыра. В неё я и выпал, наблюдая за происходящим, будто в замедленной съемке, даже не сообразив, что покидать вертолёт подобным образом может быть опасно для жизни.