Воин - Дональд Маккуин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И сейчас он с удивлением обнаружил, что события этого утра подогрели давнишнее возмущение. Гэна так и подмывало ввязаться в драку при первом же грубом замечании, адресованном ему или Сайле. Он был охвачен предчувствием неизбежной потасовки, но пока что-то удерживало его, еще взбудораженного утренней схваткой.
И вот настал тот момент, которого он в душе и желал, и опасался. Трое мальчишек, еще недостаточно взрослых, чтоб носить собственное оружие, выскочили из прохода между шатрами и стали открыто издеваться над ним. Самый дерзкий махал ему рукой, как бы прощаясь — так воины Людей Собаки насмехались над разбитым противником. Это было тяжкое оскорбление, и Гэн остановился, инстинктивно схватившись за мурдат. В замешательстве он дал им удрать. Мальчишки, достигнув своей цели, унеслись, радостно вопя.
Взглянув, откуда они появились, Гэн понял, что его ожидания оправдались — на него с самодовольной ухмылкой глядел воин постарше. Он чуть замешкался, не успев спрятать усмешку, и теперь с нервным вызовом смотрел на подходящего к нему Гэна. Гэн рассчитанно остановился вне пределов досягаемости удара мечом — среди воинов это означало, что он не собирается нападать на противника. Поняв это, воин снова нагло ухмыльнулся. Однако его усмешка сразу исчезла, когда Гэн спросил:
— Кто надоумил твоего младшего брата испытывать терпение человека, с которым ты боишься встретиться лицом к лицу?
Воин напрочь все отрицал. Лицо Гэна приняло притворно удивленное выражение.
— Я не обвиняю. Я спрашиваю. Тебе не кажется, что это — трусливое, позорное дело?
Мужчина проворчал что-то о том, что у него нет времени на болтовню и ему еще надо встретиться с друзьями, но подавился последним словом, получив сильный удар по голове. Гэн пожалел, что воин отлетел слишком быстро и не было видно, насколько действенным оказался его последний аргумент. Он надеялся, что гостья не разглядела символ на куртке мужчины, говорящий, что этот презренный трус принадлежал к его собственному Северному клану.
Юноша присоединился к Сайле и Ниле, в нервном напряжении ожидавшим окончания стычки. Впрочем, у них хватило такта продолжить путь, не упоминая о происшествии.
Сайла и Нила подошли к шатру. На пороге их встретила полная женщина, с резкими складками в углах рта и напряженными, беспокойными глазами.
— Я знаю тебя, Жрица Сайла. Я — Коули, целительница моих людей. Вождь Войны желает, чтобы я поговорила с тобой. — Ее голос резал уши. Он всегда казался Гэну похожим на листья крапивы, такие безобидные с виду, но больно жалящие при неосторожном прикосновении.
Сайла слегка поклонилась.
— Здравствуй, Коули. Я приветствую тебя как сестру.
— Я не принадлежу к Церкви.
Засмеявшись, Сайла протянула руку, как будто желая коснуться целительницы. На лице Коули мелькнула гримаса. Не обращая внимания на полученный отпор, Сайла легко продолжала:
— Я знаю. Но мы — сестры по нашему призванию. Я врачую раны. А чем занимаешься ты?
Коули покраснела.
— Мы — простые люди. Я знаю некоторые травы, кое-какие способы лечения.
Ее темно-карие глаза на мгновение вспыхнули. Всего лишь на миг, но Сайла успела ощутить тайную глубину, скрытую в этой женщине с обманчивой внешностью. По спине у нее пробежала дрожь. Сайла натянуто улыбнулась.
— О чем мы будем разговаривать?
Гэна восхищала властность, скрывавшаяся под любезностью Сайлы. Он впервые наблюдал, как столкнулись две женские воли, и эта тихая борьба зачаровала его. Пересиливая любопытство, Гэн сделал движение, собираясь уйти.
Сайла покачала головой.
— Подожди, Гэн. Некоторые вещи могут оказаться для меня непонятными. Будет удобнее, если ты останешься. Поможешь ответить на вопросы, если они возникнут.
Извинившись, Нила удалилась с поспешностью, которая показалась Гэну неподобающей. Следуя за женщинами, он прошел в глубь шатра и неловко примостился на подушках в углу, где указала Коули.
Палатка была небольшой и темной, с двойной занавесью — защитой от чужих ушей. Пара масляных ламп создавала мерцающий ореол слабого света. Две женщины тоже устроились на подушках, лицом друг к другу, и Гэн с сожалением отметил, что темнота скрыла красоту Жрицы Роз, что явно обрадовало Коули.
Коули начала первой:
— Людям Собаки нужен сильный вождь. Уже десять лет Кол Мондэрк избегает войн и набегов. Молодые люди, никогда не бывавшие в сражении, хотят показать себя. Кроме того, мы пережили две плохие зимы. Пострадали стада. Приходится больше, чем раньше, платить племенам земледельцев за пшеницу и хлопок, и нашим женщинам стало трудно добывать продовольствие. Торговцы сосут у нас кровь. Теперь вот приехала ты — неожиданно, незваная. Многие думают, что ты хочешь разузнать о наших слабостях и рассказать о них в Оле. Наверное, ты знаешь — ребенком меня послали в Олу, чтобы научить целительству. Там я поняла, что мы должны защищать право на наш собственный путь.
— На свете много религий. Церковь не бросает вызов ни одной.
— У Олы нет друзей. А Церковь стремится подорвать все другие веры; каждый это знает.
Открытая насмешка Коули встревожила Гэна, но, казалось, никак не задела Жрицу. Она спокойно ответила:
— Сестра, я привезла сообщение от моего короля для ваших вождей. Это — моя обязанность. Церковь же посылает меня только затем, чтобы принести другим мои знания.
Какое-то время Коули сидела, как будто не слушая ее, и Гэн видел, что ее мысли блуждали. Когда она заговорила, то была задумчива.
— Мы, кто не из Олы, жили в аббатстве Фиалок, но нас не допускали к тайнам Церкви или аббатства — для них мы были дикарями. — Раздраженная воспоминаниями, она вновь взглянула на Сайлу. — Четыре года, гордая Жрица Роз. Наблюдали. Не доверяли. Я осталась и боролась, чтобы научиться, потому что моим людям было нужно все, что я смогла бы приобрести. Церковь не дала мне ничего. А теперь ты, так рискуя, приехала в этот далекий край для того, чтобы принести нам свою мудрость.
— Моя настоятельница и мой король приказали мне.
Коули хмыкнула, повернувшись на подушках, и засыпала Сайлу вопросами о ее намерениях и квалификации. Гэну было неловко за ее резкость. Казалось, прошли часы, прежде чем Коули наконец поднялась, разминая затекшие ноги.
— Я буду настаивать, чтобы тебе позволили оставаться у нас до тех пор, пока не научусь у тебя всему. Но не дольше.
Она протиснулась через выход — разрез в матерчатой стене. Легкое дуновение потревожило огонь масляных ламп, бросавших трепетные, туманные блики на колеблющуюся ткань.
Казалось, что Жрица внимательно смотрит вслед Коули, и Гэн был пойман врасплох — он глазел на Сайлу, когда та резко обернулась. Ее глаза задержались на юноше.
— Могу я доверять тебе?
Гэн с трудом протолкнул единственное слово через непослушное горло:
— Да.
Казалось, ее улыбка забирала все его силы. Гэн решил, что он никогда не сможет стать достойным этой женщины. Придя в себя, он обнаружил, что стоит рядом с Сайлой у выхода из шатра, имея самое смутное представление, как до него добрался. Полог откинулся, и появилась Нила, лукаво взглянувшая на него.
— Наших отцов позвали на встречу старейшин. Кол говорит, что вы можете отдыхать, сколько хотите, Жрица.
— Мои друзья называют меня Сайлой.
Нила улыбнулась и повторила имя. Обернувшись, она собиралась уйти с Гэном, но Сайла остановила их, сказав юноше:
— Я не знаю, уместно ли будет незнакомке говорить о Скарр. Пожалуйста, прости меня. Она была просто замечательной собакой.
Глядя на ковер, Гэн сухо ответил:
— Да, она была замечательной. Ей было бы приятно услышать эту похвалу от тебя.
Глава 5
Напряженное ожидание чего-то грандиозного наполняло пещеру. Звериный рев гудел в ее стенах — глухие стоны чудовища, достаточно могучего, чтобы бросить вызов горам и рекам.
Стройные шеренги зеленых огоньков сильно поредели. Между ними зияли большие промежутки. Оставшиеся трепетали, сначала несогласованно, потом в унисон, быстро пульсируя, как будто управляемые несмолкающим звуком. Их пульсация приобрела математическую точность, каждый огонек мигал в одном темпе, и в непроницаемой темноте появились блестящие дуги. Точек больше не было, они превратились в правильные линии.
Внезапно гора дрогнула и раздался совсем иной звук — грохот, который пещера никогда еще не слышала. Часть потолка рухнула на пол.
Единая игра огоньков разбилась на фрагменты. Некоторые угасали со звонким, звенящим звуком. Другие умирали молча. Все движение замедлилось, а потом замерло совсем.
Огромное число огней исчезло.
В пещеру вливались заунывные, различающиеся на октаву по тону звуки, заполняя вновь обретенную тишину безумным хором несогласованного завывания — с высокого тона на низкий, с низкого на высокий.