Жермини Ласерте. Братья Земганно. Актриса Фостен - Эдмон Гонкур

В самом деле, есть основания говорить об общности устремлений нескольких писателей, в том числе и Гонкуров, которых Золя причисляет к новой школе. Они и сами ощущают эту общность, между ними устанавливаются тесные личные связи. С Флобером Гонкуры были накоротке еще в 60-х годах, сейчас у Эдмона завязывается дружба с Доде. С 1874 года начинаются так называемые «обеды пяти», на которых встречаются Гонкур, Золя, Доде, Флобер и живущий в то время в Париже И. С. Тургенев. Разговоры на этих обедах сохранены в записях «Дневника». Единомыслие в главном не мешает писателям придерживаться своих особых позиций по ряду вопросов и критически относиться к коллегам. У Гонкура к творческим несогласиям с другими примешивается еще и личная ущемленность. Ему кажется, что талант его и брата недооценивают, приоритет их плохо помнят, романы Золя незаслуженно затмевают их произведения; появившийся в 1877 году роман Золя «Западня» вызвал фурор, по сравнению с которым успех «Девки Элизы» был более чем скромным. И тогда Э. Гонкур захотел отойти от «жестокого реализма», в котором не выдерживал соперничества с Золя, и стал искать какого-то обновления романа.

Еще до «Девки Элизы», 27 декабря 1876 года, он набрасывает в «Дневнике» замысел нового романа. «Мне хотелось бы создать книгу о двух братьях-акробатах, об их любви друг к другу, такой же, какая связывала меня с моим братом. Они, как бы соединив воедино свои мускулы, всю жизнь изобретают небывалый трюк, который для них был бы тем же, чем для ученого является найденное наконец решение трудной научной проблемы. В книге надо будет подробно рассказать о детстве младшего из них, о нежной, чуть ли не отеческой заботливости старшего. Старший — это сила, младший — грация, в соединении с народнопоэтическим жизнеощущением, находящим себе выход в том фантазировании, какое мы видим в номерах английских клоунов». Далее в этой записи следует конспективное изложение сюжета романа, который Гонкур вслед за тем создает и выпускает в свет в 1879 году под названием «Братья Земганно».

Книга эта и похожа и не похожа на прежние романы Гонкуров. По-прежнему в ней царит документальная точность. Эдмон Гонкур скрупулезно изучил цирк, приемы акробатического искусства, соответствующую «техническую» терминологию и жаргон артистической среды. Цирковые представления описаны им в книге с профессиональным знанием дела. Чтобы получить нужные сведения о жизни цыган на юге России для образа матери Джанни и Нелло, Гонкур специально консультировался у Тургенева, который подарил ему имя «Степанида Рудак» и сообщил песню «Старый муж, грозный муж». На сей раз с особенной силой выступает всегдашнее стремление Гонкуров придать описанию обыденного особую остроту, выявить в заурядном оригинальное, показав вещи в необычных сочетаниях, вследствие чего они, оставаясь вполне реальными, озаряются неким фантастическим светом. В «Братьях Земганно» этому способствует феерическая ослепительность циркового представления, мастерски переданная Гонкуром, при том, что он не скрывает бутафорских средств, которыми она создается. Совсем новым в романе был ненавязчивый, но отчетливо ощутимый лиризм, источником которого было личное чувство, вложенное Эдмоном в эту свою и брата иносказательную автобиографию. Скитания цирка Бескапе по дорогам Европы, бродячая жизнь комедиантской вольницы вызывает у читателя ощущение раздолья, простора, свободы от гнетущей атмосферы современного буржуазного города. И в других романах Гонкуров героям свойственно некое томление, но здесь оно приобретает характер романтической устремленности ко все большему преодолению сил инертной материи силой человеческого духа; поэтому роман насыщается гуманистическим содержанием. В «Братьях Земганно» воспевается искусство как неустанный труд, требующий изобретательности, неутомимости, полной самоотдачи. Описание идеальной слаженности братьев-акробатов в их смертельно опасной работе волнует и помимо автобиографического подтекста. Роман показывает в ярких картинах, что соединенные усилия людей, воодушевленных общим делом, могут творить чудеса. Нежная дружба между Джанни и Нелло, их творческие поиски, отказ Джанни от любимой профессии акробата ради душевного успокоения искалеченного Нелло — все это по-настоящему человечно и трогательно. Недаром роман заслужил теплый отзыв Максима Горького, который писал, вспоминая о своем круге чтения в детские годы: «Эта славная книга взволновала меня своей человеческой грустью и навсегда внушила мне особенно внимательное, страстное и сочувственное отношение ко всем людям, отдающим миру лучшее своей души. В то же время Гонкур разбудил у меня жажду ознакомиться с литературой Франции».[1]

В романе разлита некая атмосфера таинственности, сюжет не свободен от мелодраматизма. Загадочна Степанида («непостижимость цыганской души»), загадочна злодейка Томпкинс, миллионерша и циркачка-любительница, придумывающая для себя экстравагантные, сверхизысканные наслаждения. В этих мотивах романа сказываются уже декадентские настроения. Поиски оригинальности выливаются в интерес к странному и извращенному. Но так как дикие причуды Томпкинс объясняются реалистически — ее богатством — и сама она персонаж отталкивающий, то любование ее «сатанинской личностью» лишь слегка ощутимо в романе.

Гонкур предпослал роману предисловие, в котором заявил, что будто бы для окончательной победы «реализма, натурализма, этюда с натуры» необходимо перейти от изображения низов общества к воспроизведению «светских мужчин и женщин в образованной и благовоспитанной среде», создать «реалистический роман об изящном»; только тогда, по мнению Гонкура, «классицизм и его охвостье будут биты». «Братья Земганно» еще не решали этой задачи; они представляли собой, по словам Гонкура, еще только «опыт в области поэтической реальности», но предисловие, которому был придан тон манифеста, давало обещание на будущее.

Золя в статье о «Братьях Земганно» высоко отозвался о романе, но восстал против идей предисловия. Он отверг выражение «литература о простонародье», считая, что оно «придает душераздирающей правде жизни парижской улицы оттенок шикарного и этим низводит значение литературных исследований жизни до уровня безделушек, украшающих этажерку». «Для меня «Жермини Ласерте» не «литература о простонародье», — пишет Золя, — а превосходная картина кровоточащей человеческой души». Еще большее негодование Золя вызвала мысль, что будто бы «литература о простонародье» исчерпана. «Нельзя разом «исчерпать» столь обширное поле для наблюдений, как народ», — писал он. Что же касается высших классов, то Золя убедительно показал несостоятельность утверждений Гонкура об их «изяществе». «Когда Эдмон де Гонкур захочет правдиво изобразить парижскую гостиную, ему, безусловно, предстоит описать немало красивого — наряды, цветы, вежливые, утонченные манеры, неуловимые нюансы; однако, если он отважится раздеть своих персонажей, если он перейдет из гостиной в спальню, если он проникнет в область интимного, в частную каждодневную жизнь, которую обычно скрывают, ему придется во всех подробностях разбирать чудовищные явления, тем более отвратительные, что они возникли в более культурной среде».

Свою мечту о новом типе романа Гонкур осуществил, опубликовав в 1884 году роман «Шери» («Милочка»), заполненный описаниями ощущений и переживаний некоей аристократической девицы, внучки маршала. Героиня умирает в раннем возрасте от утонченности натуры, а главным образом потому, что автор не знает, что с ней делать. Этот худосочный роман выявил полную правоту Золя, показав, что изображение «изящной реальности» глубоко бесплодно, если остается невскрытой ее изнанка.

Но еще до «Шери» Гонкур выпустил в свет роман «Актриса Фостен» (1882). В нем много живого и интересного. Правда, Гонкур отдает здесь некоторую дань декадентским увлечениям: ночь любви в гостиничном номере в Бельгии, куда доносятся звуки органа из примыкающей к отелю церкви; безудержная страсть, толкающая Фостен к лорду Эннендейлу и заставляющая ее бросить сцену; образ загадочного «сатаниста» Селвина и таинственные отношения между ним и лордом; неожиданная «сардоническая агония» лорда, имитируемая его любовницей, — все это мотивы, близкие к тем, что станут вскоре расхожими в декадентской литературе. Гонкур ввел их в роман одним из первых, почувствовав веяние времени, и ставил себе это в заслугу. «Мои собратья не замечают, что «Актриса Фостен» совсем не похожа на мои прежние книги. Они, по-видимому, и не подозревают, что в этом романе есть нечто совершенно новое: в изучение действительности введены поэзия и фантазия, — и что я попытался продвинуть реализм вперед, придать ему некие литературные полутона и светотени, которых ему недоставало… Да, в моей последней книжке есть что-то новое, и, быть может, лет через двадцать вокруг нее возникнет целое направление, так же как ныне есть направление, восходящее к «Жермини Ласерте» («Дневник», запись от 8 февраля 1882 г.).