К неведомым берегам - Георгий Чиж

Весна и охота принесли облегчение. Пришел и «Михаил». Все оживились, но окрепли только к июлю, и тогда корабли, осторожно переходя от острова к острову, стали пробираться к востоку, до самого крайнего, еще не обжитого Кадьяка…

Враждебная встреча со стороны туземцев не смутила Григория Ивановича. Приходилось, как он, впрочем, и предполагал, начинать с завоевания дружбы. Приветливое отношение к туземцам, подарки им, помощь в охоте, а вместе с тем и демонстрация силы — огнестрельного оружия — все было пущено в ход для установления сносных отношений.

Через три года Шелихов чувствовал себя в полной безопасности даже на сборищах местных племен. Добрые отношения с населением острова по обычаю подкреплялись выдачей аманатов.

В исследованных местах были построены укрепленные пункты с оборудованием для охоты и рыбной ловли.

С собой Шелихов увозил человек сорок туземцев, чтобы показать им ближайшие русские города — Охотск, Иркутск, а некоторых даже представить в Петербурге. Уходя на корабле «Три святителя», другие два он оставлял на месте для открытий новых земель и постоянной связи с Охотском.

Об одном Шелихов как будто забыл — об обогащении: он уезжал без пушнины. Не это было сейчас его целью. Надо было прежде всего обеспечить существование постоянных российских поселений и их рост на островах и американском континенте.

3. Неожиданные заботы

Так же как и три года тому назад, они стояли рядом на палубе и, не отрываясь, пристально всматривались в дали сурового океана, стараясь увидеть родные берега.

Да, они стояли так же рядом, но на этот раз далекие друг другу: Григорий Иванович весь был поглощен думами и тяжелыми заботами о дальнейшем устройстве начатого дела; Наталья Алексеевна, считая свой долг исполненным, мечтала о шумном и веселом обществе, о богатстве, которое отныне потечет в их, шелиховские, руки непрерывной широкой струей. Она отошла от мужа и в каюте долго разглядывала себя в зеркало…

Стоял конец июля. Сильные ветры задерживали и отводили в сторону неповоротливое судно с измученной, обессилевшей командой островитян, плохо владевшей искусством лавирования. Добравшись до первого Курильского острова, пришлось прервать путешествие и отстаиваться в одной из крохотных бухточек. Бросить же якорь у Большерецка удалось только в августе.

— Оставайся на судне, — даже не оглядываясь, коротко и повелительно сказал жене Григорий Иванович, направляясь к трапу, к которому едва-едва удалось подвести плясавшую на сердитых волнах байдарку. — Рыбы надо купить…

Наталья Алексеевна следила за ныряющей байдаркой, пока та не скрылась из виду в белой пене сердитого моря.

— Зря хозяин поехал-то — видишь, какая непогодь… — показывая на бушующее море, сказал подошедший штурман, прислушиваясь к свисту ветра в снастях и беспокойному скрипению подергивающегося на якорных канатах корабля. — Иди ужо, Наталья Алексеевна, в каюту — вишь, разгулялось как…

Байдара вернулась только к вечеру, с мокрым и сердитым байдарщиком. На вопрос вышедшей из каюты Натальи Алексеевны он грубо ответил:

— Водки бы дала обогреться. Уж и не знаю сам, как уцелемши добрался… Три раза дорогой опрокидался… «Куплю свежей рыбки, найму бот да на ем и доберусь», — сказывал Григорываныч. Думал, они уже под парусом здеся давно…

— Мотри, какая буря поднялась, — перебил разговор штурман. — Счастлив твой бог, что вернулся… Как бы с якорей не сорвало. Барометр, поди…

Но он не досказал, что с барометром, и яростно закричал: «Аврал!» Несколько десятков босых ног зашлепали по палубе.

Оторвавшийся корабль стал боком к ветру и резко накренился, почти касаясь воды мачтами. Казалось, что он покорно лег в страхе перед навалившимся на него ветром.

— Надо быть, хозяин погиб со своей рыбой, господи помилуй, — сказал штурману байдарщик и перекрестился.

Наталья Алексеевна бросилась на постель в каюте и лишилась чувств.

А в это время Григорий Иванович, закрывая глаза от крутящихся вихрей и пригибаясь к земле, шаг за шагом добирался до укрытого в бухточке бота с рыбой.

— Не сумеем добраться до корабля, хозяин, — заявил рулевой нанятого бота. — Опрокинет враз, только выйдем…

— Попробуем, утихает, — успокаивал Григорий Иванович.

Проба оказалась неудачной: подхватило и понесло от Большерецка к югу. Не успели оглянуться, как бот выбросило обратно на берег мыска.

Вновь до Большерецка добрались пешком только через неделю. Тут Шелихов узнал, что его давно уже похоронили. Погиб, считали здешние жители, и его корабль, который сорвался с якорей и был унесен в море в сторону Охотска.

Шелихов купил трех верховых лошадей, собираясь пробраться к Охотску кружным путем, берегом моря. И вдруг узнал, что в Петропавловске уже несколько дней стоит английский корабль, нагруженный до отказа разными товарами.

Дух захватило от одной мысли, что личное свидание с английскими моряками, быть может, позволит завязать торговлю с чужими странами. И стало страшно, когда подумал, что англичане уже побывали на островах и накупили там пушнины, — каждая упущенная шкурка могла подорвать установившиеся цены. Их выгоднее купить самому даже в убыток, лишь бы не дать просочиться на рынок… Успеет ли? Решать надо было сейчас же — корабль мог уйти… И Шелихов тут же поскакал в Петропавловск, успокаивая себя тем, что если корабль погиб, его все равно не воскресишь, а если цел — несколько дней ожидания дела не изменят. С трудом отгонял тревожные мысли о жене.

Вскоре капитан английского корабля и два его офицера сидели с Григорием Ивановичем в Казенном доме.

Началась оживленная пантомима, разговор одними выразительными жестами: прибывшие знали только английский язык, а хозяева — только русский. Тем не менее сильно вспотевшие собеседники переговорили о многом: Шелихов узнал, что корабль вышел из Индии и побывал в Кантоне, что он принадлежит Ост-Индской компании, желающей завязать со здешними жителями торговые отношения, что на нем доставлены товары для обменной торговли с островитянами и, наконец, что фамилия капитана Петерс.

Григорий Иванович был приглашен затем на английский корабль. После обильного угощения любезные хозяева показали все свои товары, хотя Григорий Иванович и делал вид, что нисколько не интересуется ими. Привезенные товары ошеломили его количеством, качеством и разнообразием.

Явился и долговязый камчатский исправник, барон Иван Штейнгель, но и тут дело не клеилось: он не говорил по-английски, а немецкого не понимали приезжие. Не помогло и предложение воспользоваться латинским: англичане его не знали. Однако пантомимы до известной степени удалось избежать: англичане не говорили, но кое-как понимали по-французски.