Золушка и Дракон - Елена Михалкова

Он прижал руку к сердцу, поклонился, и мы дружно зааплодировали.

– Может быть, это не самое удачное мое произведение, – созналась Лидия. – Но я вкладываю душу в стихи, и заказчики очень ценят это.

– Душу? – простонал Григорий. – Лида, да ты Лоханкин в женском обличье!

– Попрошу без оскорблений!

– Васисуалий, собственной персоной! – не унимался Гриша.

– Зато мне нет нужды создавать вокруг себя кокон из поклонников! – парировала Лидия. – Я самодостаточна! А ты, мой бедный друг, все пыжишься, ловишь новые души… Записываешь их в блокнотик, правда же?

Она рассмеялась, и Олег рассмеялся вслед за ней. Мой муж никогда не занимает ничью сторону, он всегда лишь на своей собственной. Вот и сейчас в споре Григория и Лидии ему все равно, кто победит, – он хочет лишь развлечений.

В этом он полностью поддерживает Клару Ивановну. Я исподтишка перевожу взгляд с мужа на нашу хозяйку, и мне кажется, что они похожи между собой куда больше, чем родные брат и сестра Гейдманы. Но это не из-за физиогномического сходства, нет! На их бледных лицах сквозь криво надетую маску скучающего безразличия проступает одинаковое жадное желание развлечений, скрытое упоение самым дешевым видом из всех театральных представлений – руганью клоунов, переходящей в мордобитие.

Клара Ивановна откровенно любуется нами, ждет, с какой еще стороны каждый из нас покажет себя. О, она великий экспериментатор! Впрочем, неудивительно, после стольких-то лет унижений… Мне стоит сказать ей спасибо уже за то, что она не заставила меня привезти сюда Федю.

При мысли о сыне, оставшемся на все лето с бабушкой, я вдруг чуть не расплакалась. «Господи, пожалуйста, только не это!» – взмолилась я, удерживая застывшие в глазах слезы. Клара ненавидит плакс, она может наказать нас, если увидит, что я реву. А Олег мне этого не простит.

Перепалку Лидии и Григория оборвало громкое распоряжение Клары:

– Ну все, довольно шуток! Уберите со стола. Живо!

Наступило секундное оцепенение. Но тут же мы, все четверо, вскочили и засновали между столовой и кухней, перетаскивая посуду в глубокую раковину. Я успела уловить на лице нашей хозяйки выражение болезненного удовольствия, но оно тут же исчезло, сменившись улыбкой умиротворения.

Вот так, да. Только что мы посмеивались друг над другом, делая вид, что все мы – одна компания, притворяясь равными, но Клара тут же окатила нас ледяной водой, напомнив, кто мы есть на самом деле.

Слуги.

А слуги должны знать свое место.

Я взяла салатник и поспешила уйти из столовой, чувствуя на себе взгляд Клары Ивановны. Но моя вечная неуклюжесть снова подвела меня: выходя, я ударилась плечом о дверной косяк, вскрикнула от боли – и выпустила тарелку из рук.

Сверкнув золотистой каемкой, салатник перевернулся в воздухе – и ударился об пол. Уверена: урони его кто-нибудь другой, он бы в худшем случае грустно треснул, не привлекая к себе внимания. Но в моих руках его судьба была предрешена.

На грохот обернулись все. Я съежилась над осколками, плавающими в лужице подсолнечного масла, и тихо сказала: «Извините». Но Клара Ивановна уже поднималась со стула, гневно постукивая веером о край стола, и стало ясно, что гроза неотвратима.

– Английский костяной фарфор, – визгливо сообщила она. – Но вам, милая моя, это неинтересно, правда? Вы ведь не считаете нужным заботиться о чужих вещах.

Я смотрела на нее снизу вверх и видела, что ее бледно-розовая помада скомкалась в углах тонкогубого рта.

– Я давно хочу сказать, Лилия: меня не устраивает ваша работа! Вас даже близко нельзя подпускать к посуде!

«Ну так и не подпускайте», – хотелось сказать мне, но, конечно же, я не посмела. Олег, Лидия и Григорий за моей спиной позвякивали тарелками, явно стараясь делать это как можно тише.

– Вы едва не разбили стекло в шкафу, постоянно роняете вешалку, сломали ставни на окне… – пронзительный голос Клары Ивановны набирал силу, и я с ужасом подумала, что основной разнос у меня впереди. – Там, где вы, все ломается и выходит из строя. Не понимаю, как ваш муж подпускает вас к сыну! Голубушка, да вы просто стихийное бедствие! Вы можете быть опасны для ребенка.

Я вздрогнула и выпрямилась. «Вы можете быть опасны для ребенка».

– Что вы сказали?

Кажется, я проговорила это одними губами, но хозяйка поняла меня.

– Я сказала, – с удовольствием объяснила она, разделяя слова, – что не понимаю, как ваш муж подпускает вас к сыну. Не думаю, что вы хорошая мать. Уверена, вы и сами это понимаете, милая моя.

Мы стояли всего в нескольких шагах друг от друга, и я хорошо видела выражение ее глаз под нарисованными бровками, вздернутыми в ожидании моего ответа. В них плескалось веселье – и что-то еще, похожее на свирепую радость охотника, ждущего зверя в засаде с ружьем наготове.

Клара Ивановна забавлялась.

На ее шее отливали перламутром крупные бусы из жемчуга, и взгляд мой застрял на глубокой морщине прямо над ними. Клара Ивановна нестарая женщина, но шея у нее старческая, длинная, как у гусыни, и такая же красная. И еще эта морщина… Точно пунктир, подсказывающий ребенку, по какой линии отрезать.

– Вы успокоились? – осведомилась хозяйка. – Тогда займитесь делом. И выкиньте уже, наконец, этот кусок!

Только проследив за ее указующим пальцем, я заметила, что держу в руке осколок салатника, острый, как бритва. Осторожно положив его на край стола, словно он мог сам порезать меня, я вышла из комнаты. В голове колотилась одна мысль: «Все, хватит. С меня довольно».

От унижения и гнева у меня защипало в глазах. Щеки горели так, словно мне надавали пощечин. Отчасти так оно и было.

«Не думаю, что вы хорошая мать».

Рывком вытащив чемодан из-под кровати, я распахнула дверцу шкафа и схватила в охапку вещи вместе с вешалками. Мятое, скомканное, свернутое в узел – пускай! Лишь бы оборвать это издевательство! Пусть они играют в эти игры без меня, раз их устраивают правила.

Сзади скрипнула дверь, но я не стала оборачиваться. Конечно же, это Олег: поднялся не спеша (он никогда ничего не делает в спешке) и теперь стоит за моей спиной, сунув руки в карманы.

Петли еще раз скрипнули, и еще… Удивившись, я обернулась и застыла над чемоданом с пижамой в руках.

Они стояли там все трое: Лидия, Григорий и Олег. Лица их были одинаково мрачны и серьезны. Мне стало не по себе.

– Это она отправила вас сюда? – спросила я, чтобы хоть что-то спросить. Зря: голос подвел меня, дрогнул, словно от страха.

Олег покачал головой:

– Не выдумывай. Она уже не сердится, так что можешь успокоиться. Бежать незачем.

Тихий бесцветный голос моего мужа обладает парализующим действием, гасит мою волю, и я, зная об этом, стараюсь не слушать его.

– Ты не можешь нас так подвести, – своим низким голосом сказала Лидия. – Взаимопомощь! Помни об этом!

Мне хочется стукнуть ее чем-нибудь тяжелым, но под рукой у меня только чемодан, а его я не смогу бросить, даже если очень захочу. Взаимопомощь!

– Лиля, признайся, что ты погорячилась, и все обойдется, – вплетает свой вкрадчивый голос в их трио Григорий. – Извинишься перед Кларой, сделаешь реверанс… Не глупи. Ты не можешь уехать.

– Конечно, не может, – с улыбкой подтвердил мой муж. – Она просто пугает нас.

– Лилечка, ну перестань! Все, все, успокойся. Ты же знаешь, мы на твоей стороне.

– Неужели?! – вырвалось у меня.

– А ты не знала? – Олег подошел ко мне и забрал из моих рук скомканную пижаму. Я попыталась не отдавать ее, но он сильнее меня, а улыбка на его лице, которая сделалась злой, лишила меня сил.

Тем временем Лидия, ни слова не говоря, вынула мои вещи из чемодана. Я дернулась, желая остановить ее, но Олег крепко взял меня за локоть и держал, не отпуская. Пальцы у него цепкие, как паучьи лапы: просто поразительно, как в таком слабом на вид человеке таится такая сила.

– Пойми, мы желаем тебе только добра, – уговаривал он, удерживая меня. Лидия и Григорий хором подтвердили, что да, только добра и ничего другого. – Клара – сложная женщина, мы все становились жертвами ее характера. Так что ты не исключение. Относись к этому как к игре. А главное, помни, что мы выигрываем! Своим поступком ты ставишь под угрозу нас всех. Но если ты больше не желаешь позаботиться о нашей выгоде, как мы договаривались, – он понижает голос и теперь говорит со мной почти шепотом, ласковым и заботливым, – тогда подумай о том, что выигрываешь конкретно ты. Подумала? А теперь закрой чемодан, будь умницей.

Лидия и Григорий дружно кивают, словно близнецы, забыв про свои распри. Они слышат лишь слова, а я слышу то, что за ними, и Олег знает, что я все понимаю. Голос его ни на секунду не стал жестким, нет, он мягок и тих. Но ослушаться его невозможно.

Муж наконец отпустил меня, поняв, что сопротивление сломлено. Я обреченно закрыла чемодан и медленно задвинула его под кровать. Он показался мне невозможно тяжелым, хотя всего десять минут назад я легко достала его.