Звуки тишины - Татьяна Алхимова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тогда Сорин перегородил подход к двери, так и не дав выдернуть ключ из замка.
— Прекрати это, пожалуйста. Я не хочу с тобой ругаться, но и оставить всё как есть, тоже не могу.
— Должен, — быстро бросила я ему в лицо жестом и, отпихнув, почти упала в свой тёмный коридор.
— Ничего я не должен! — ворвался следом за мной он, запирая дверь.
Мы стояли во мраке, пытаясь рассмотреть друг друга. Сорин крепко вцепился в мои плечи, словно я могла убежать или раствориться в воздухе. Объясняться казалось бессмысленным, поэтому изловчившись, я достала телефон, ослепив нас ярким светом, и быстро набрала то, что хотела бы сказать:
“Это всё очень тяжело. И я не могу об этом говорить”.
Ответом был слишком сочувствующий взгляд, слишком искренний и добрый. Кто, как не бессменный друг, мог понимать всю сложность ситуации и моего к ней отношения? Осторожно обняв меня, он зашептал проникновенно:
— Может, тебе стоит поговорить с начальством и вернуться в свой отдел? Или вовсе сменить работу? Ну нельзя же себя изводить бесконечными страданиями… Есть места, где тебе точно будут рады и не станут сомневаться в способности нормально работать только из-за того, что ты не говоришь… А, может, снова попробуем терапию? Нельзя сдаваться… Не могу видеть, как ты живёшь одинокую, ограниченную жизнь. Нико… Ты ведь интересная, весёлая, добрая девушка. Пожалуйста, не издевайся над собой…
Попробуем… Конечно! Попробовать должна я одна, а Сорин будет проводить это время с Катериной, что вполне естественно и понятно. Одинокая жизнь… Он и сам прекрасно видел, как ко мне относились люди, и почему я прекратила попытки устроить личную жизнь, вступить в отношения. Признаться себе в том, что ты отличаешься от других людей, оказалось проще, чем научиться с этим жить. И работа оставалась единственным элементом, создающим иллюзию нормальности.
Я оттолкнула его, пытаясь собраться с мыслями, чтобы пересилить себя и указать на дверь. Но Сорин прекрасно знал меня, предугадывая каждый мелкий шаг.
— Когда-нибудь ты прекратишь вести себя как обиженный на весь мир подросток. И не говори, что не обижаешься. Вместо того чтобы искать тихие заводи, ты бросаешься в бурный поток, с которым никогда не имела дел. Ну почему так сложно чуть умерить собственную гордыню и сменить работу? — твердил он, помогая мне снять куртку. — Перестань делать вид, что ты совершенно обычная девушка. Ты — не обычная. У тебя есть особенность, но она никаким образом не влияет на человеческие и профессиональные качества. И жутко глупо убеждать себя в том, что ты можешь игнорировать то, что отличает тебя от других.
Он зажёг ночник и усадил меня на диван, сам же опустился на корточки и заглянул в глаза. Я воспользовалась моментом и высказала ему то, что очень хотела:
— Хочу быть как все! Почему я должна уходить в тень, менять работу или заниматься чем-то другим? Почему нужно уступить своей особенности? Разве она победила меня? Не хочу, чтобы она управляла моей жизнью!
— Нико! Но ведь это сейчас и происходит! Тем более бесконтрольно! Ты как тот ёжик, который продолжал есть кактус. Может быть среди тех, кто имеет такие же проблемы, как и ты, тебе станет легче? Они такие же люди.
— Ты мне предлагаешь устроиться работать с инвалидами? — в груди вспыхнул пожар. Я вовсе не считала себя безнадёжной… И эта мысль ещё сильнее ударила в самое сердце. Никто не виноват в своих особенностях, а я действительно страшилась людей, похожих на меня, будто бы они были заразными. На самом же деле заразна я — своей безмерной гордыней и глупостью, предвзятым отношением к тем, кто ничего не может в себе изменить. Я тихо всхлипнула и опустила голову. Дышалось с трудом.
— Ты вовсе не думаешь о них плохо? Ты не такая, я знаю, Нико… Не думаешь же ты, будто общаясь с ними, лишишь себя шанса на выздоровление?
Я покачала головой. Конечно, думала. Постоянно думала. Потому что не хотела сдаваться, жаждала борьбы и боялась её, страшась неутешительных результатов. Пока что у меня ещё была надежда, благодаря которой удавалось жить довольно сносно и местами даже вполне счастливо.
— Ты не плачь только… Мы вместе что-нибудь придумаем! Может быть всё не так плохо? Ты расскажи хоть, что происходит на работе? А то я строю догадки, строю… — зазвонил телефон, и Сорин, быстро сбросив звонок, продолжил уже не так спокойно и рассудительно. — Сейчас обязательно поужинай, прими тёплый душ и ложись спать, не думай ни о чём. А завтра напиши мне все-все подробности, я постараюсь сообразить, как тебе помочь. И не отбрасывай вариант терапии, пожалуйста.
Не удержавшись, я погладила его по голове: такие приятные мягкие волосы, душистые. Ладонь соскользнула и тут же принялась говорить за меня:
— Сорин, просто иди домой. У тебя есть Кати, позаботься лучше о ней. Не хочу быть яблоком вашего раздора. Я справлюсь. Спасибо за помощь.
— Эй, Нико… Ты чего? Не отталкивай меня!
— Твоя жизнь меняется! И моё присутствие может всё испортить.
— Нет! Ты так давно знаешь Кати, да и она тебя…
— Дело не в этом. Друзья не должны быть важнее любимых и семьи, не должны отнимать слишком много сил и времени!
— Глупости! Ты — тоже моя семья. И тоже любимая девушка — совсем как сестра.
— Это ты говоришь глупости. Уходи, пожалуйста. Не заставляй меня чувствовать вину перед Катериной.
— Не узнаю тебя, — глухо пробормотал Сорин, пытаясь поймать мои ладони.
Резко поднявшись, я отошла к окну, надеясь, что этот посыл будет понят верно и однозначно. Но мой драгоценный друг не собирался уходить. Он снова сбросил звонок и мягкими шагами подошёл ко мне.
— Я могу уйти, если ты хочешь. Но совесть говорит о том, что мне нужно остаться.
Дурацкие стыдные слёзы всё ещё катились по щекам, собираясь под подбородком и капая на свитер и руки, которые крепко сжимали меня. Пара движений — и я уже толкала Сорина к выходу, стараясь сдерживать рыдания изо всех сил. Пустые, тихие, судорожные рыдания. Безысходные.
Он сдался. Тихо открыл дверь и понурый вышел под яркий свет лампы над лестницей. Сорин никогда не обижался, не сделает этого и теперь — я была уверена. Но боль, вина и сожаление о содеянном, о собственной участи и ожидание завтрашнего собрания, звенели
