Держи голову выше: тактики мышления от величайших спортсменов мира - Брэндон Снид

И вот тут мы подходим к оборотной стороне истории, когда тебе кажется, что всё вокруг словно прокляло тебя, когда твое тело это не твое тело вовсе, а некий новый враг, когда ничто не дается тебе легко, когда кажется, что законы Вселенной специально переписали со злым умыслом против тебя.

Мои страхи, как на поле, так и вне его, становились всё сильнее и сильнее, пока не начали проявлять себя физически посредством мандража. Видели когда-нибудь фильм «Высшая лига – 2»? Мы смотрели его в командном автобусе каждый раз, когда ехали на какую-нибудь игру. Там есть персонаж, кэтчер по имени Руби Бэйкер, который не умел даже бросить мяч назад питчеру. Мандраж, так это называется. У Руби был чудовищно запущенный случай мандража, прямо как у парней, не способных закатить мяч в лунку, забросить штрафной или забить филд-гол.

Одним из моих прозвищ было Руби.

У меня всегда была рука-пушка – одно из моих сильнейших качеств; я очень любил подлавливать на второй базе раннеров, оторвавшихся слишком далеко, порой делал это прямо с коленей – но с тех самых пор, как я начал играть в Младшей лиге, этот бросок мяча обратно на питчерскую горку всегда был для меня поводом понервничать, а в старшей школе стало только хуже. Как-то раз, одним дождливым днем, в матче American Legion, случившемся летом, незадолго до начала выпускного года, мой бросок питчеру вышел неудачным, мяч улетел в сторону, отчего питчер устроил мне нагоняй. Потом это продолжилось, и спустя немного времени уже каждый мой бросок питчеру оборачивался небольшой панической атакой, из-за которой я напрягался так сильно, что чувствовал, как плечо моей бросковой руки деревенеет.

На всем протяжении первого года моей учебы в колледже я чувствовал себя так, будто мой мозг непрерывно горит огнем. Я начал представлять себе маленьких драконов, летающих внутри моего черепа и сходящих с ума. Я чувствовал себя потерянным и беспомощным. Тренер не знал, как помочь мне. Родители пытались, но тоже не знали, как помочь. Книги, которые я читал, не помогали. Библия не помогала. Церковь не помогала. Бог не помогал. Люди в родном городе поражались, когда видели, с какими трудностями я столкнулся, но и они не знали, как помочь.

Я чувствовал, что мандраж теперь сопутствует мне во всем. Я запарывал сигналы, лажал в простых розыгрышах, запускал мячи в аутфилд. Порой мне казалось, что я забыл, как правильно размахиваться битой. Как-то раз – и я сейчас не выдумываю, – когда я стоял на первой базе, отчаянно желая сделать что-нибудь хорошее для команды, я сделал тэг-ап после поп-флая, прилетевшего к кэтчеру. Даже за пределами поля я стал вести себя как не совсем здоровый головой человек. Я чувствовал себя так, будто не знаю даже, как… тусить. Как просто быть обычным чуваком. Уличный баскетбол, который я когда-то обожал, стал напрягать меня так сильно, что я едва соображал. В иные дни, просто сидя за рулем, я так сильно сжимал руками рулевое колесо, что даже не осознавал этого – пока руки не начинало сводить судороги.

Я ЧУВСТВОВАЛ СЕБЯ ПОТЕРЯННЫМ И БЕСПОМОЩНЫМ. ТРЕНЕР НЕ ЗНАЛ, КАК ПОМОЧЬ МНЕ.

Хороший сезон я так и не провел.

У меня было несколько хороших игр с несколькими хорошими эпизодами, иногда я выключал из игры раннеров, иногда делал хоум-раны – в одной игре мне даже удалось сделать «цикл», – а несколько раз я даже затесался в самый костяк очередности бьющих. Но со временем Тренер – хороший, но старомодный человек – просто пожал плечами и сказал: «Похоже, что у тебя просто не тот склад ума». Я не помню свою статистику, но я уверен, что никогда не бил лучше чем на.200[10], никогда не делал больше двух-трех хоум-ранов за сезон и определенно ни разу не попадал в состав команды «Всех звезд».

После окончания колледжа в мае 2009-го я всё же должен был жить счастливо. Жизнь была отличной. Я женился на своей давней подруге Кэти. Она была потрясающей, умной и сама была той еще спортсменкой (три года подряд капитанила в баскетбольной и софтбольной командах, входила в команду штата в обоих видах спорта, была номинантом на премию Wendy’s High School Heisman, могла играть в любом из этих видов в практически любом колледже, если бы захотела). Мы познакомились, когда нам было по десять лет, после того как моя семья перебралась в дом на соседнюю улицу от той, где она жила, в дом, который построил ее отец. Я был влюблен в нее с тех самых пор, но мы не начали встречаться вплоть до того лета, что разделило второй и третий годы учебы в колледже. Она перебралась в Джорджию, ходила в колледж искусств и дизайна Саванны, и из-за этого мы оказались в шести часах езды друг от друга на время учебного года. Тем летом мы опять стали проводить много времени вместе, а потом в один из дней, когда я уже собирался домой, она украла мои ключи, чтобы я не смог уйти. Я погнался за ней и преследовал, пока мы не оказались у бассейна ее родительского дома, где я схватил ее так, что мы чуть не упали в него, а потом поцеловались.

Временами я был счастлив, но очень часто – и как мне казалось, с каждым месяцем все чаще – мои маленькие ментальные драконы устраивали пожары в моей голове. Отчасти я полюбил Кэти потому, что с ней чувствовал себя самим собой – глупым, счастливым, беззаботным, – а это случалось очень редко. Когда она находилась рядом, я был в мире с самим собой. Но со временем и это ушло в прошлое, и жар драконьего пламени стал еще горячее.

Меня угнетало не то, что я потерпел неудачу. Неудача способна подарить как минимум несколько хороших историй.

Меня угнетало то, почему я провалился.

Я чувствовал, будто существует два разных меня, будто «настоящего», хорошего Брэндона постоянно третирует этот другой парень, неуверенный в себе, боящийся принять себя и компенсирующий это заносчивым поведением задиры – лишь бы только не раскрыть своей истинной натуры. Я не просто нервничал или демонстрировал вспышки ярости, как это делает каждый из нас, нет, казалось, что, когда этот другой «я» появляется рядом, он тут же берет верх. Чем дольше я был женат на Кэти, тем чаще вел себя как полный мудак. Я ходил развязной походкой, отведя плечи назад и выпятив грудь, говорил только о себе и никогда не спрашивал, как дела у нее. В ретроспективе очевидно, что причина была на поверхности: все это поведение было лишь щитом.

ВРЕМЕНАМИ Я БЫЛ СЧАСТЛИВ, НО ОЧЕНЬ ЧАСТО – И КАК МНЕ КАЗАЛОСЬ, С КАЖДЫМ МЕСЯЦЕМ ВСЕ ЧАЩЕ – МОИ МАЛЕНЬКИЕ МЕНТАЛЬНЫЕ ДРАКОНЫ УСТРАИВАЛИ ПОЖАРЫ В МОЕЙ ГОЛОВЕ.

Внутри же я был трусом.

Я пытался отвлекаться. Работа. Церковь. Тренерство. Благотворительная работа. Вещи, которые я обожал, когда был ребенком, когда был дурачком, совершавшим поступки просто для того, чтобы окружающие люди улыбнулись. Но теперь это не доставляло мне радости.

Я не мог отпустить бейсбол, даже несмотря на то что хотел это сделать. Когда я пребывал в одиночестве, а вокруг всё было тихо, я продолжал думать о том, как много трудился и сколь многим жертвовал, и о том, насколько в конечном счете всё это оказалось бессмысленным. Любой неудачный розыгрыш в уличном баскетболе и любая ошибка в Выходной лиге бейсбола, любой козел, пытавшийся жульничать или поддевать меня словесно, – всё это с новой силой распаляло пожар в моей голове. Порой я грезил о том, как попаду в аварию и останусь парализованным на всю жизнь – только бы лишиться возможности даже мечтать о том, чтобы сыграть вновь.

Я знал, что думать подобным образом ненормально и что, вероятно, мне требуется профессиональная помощь, но обращаться за ней тоже было страшно, и мысли о ней только сильнее раззадоривали моих драконов разума.

Тогда я стал активнее пытаться отвлечься, поступательно становясь всё менее напыщенным и всё более клишированным. Я даже не понимал, зачем занимаюсь тем, чем занимался половину своего времени бодрствования.

Я сомневаюсь, что это замечал кто-нибудь, кроме Кэти. Я был хорош по части маскировки. Люди могли периодически подмечать вспышки моего темперамента во время баскетбольных или софтбольных матчей – но дома у меня постоянно были ложь, крики, боль и слезы, сожаление, а в какой-то из дней – даже слова Кэти о том, что она с трудом узнаёт меня. А когда тебя не узнаёт твоя собственная жена, тебе явно нужна помощь. Но я всё равно не обращался за ней сам. Кэти пришлось, наконец, сказать «хватит». Если я хочу сохранить наш брак, я должен поискать помощь. Это был не ультиматум, это был очевидный факт. Она вот-вот могла потерять меня, потому что я сам уже терял самого себя.

Мы отправились в одно из самых пугающих мест в мире.

Терапия.

Мне потребовалось время. Было больно. Хирургия разума. Пустая оболочка человека, которым я притворялся, препарировалась без анестезии. Но благодаря этому мы смогли увидеть, что и где поломано, как случились эти поломки и что можно с ними сделать.

Со временем терапия начала работать. Во-первых и в-главных, она дала мне ответы. Депрессия. Тревожность. Обсессивно-компульсивное расстройство. Может, что-то еще.