Грааль и Откровение Иоанна Богослова. Философия благородства - Александр Леонидович Роцков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Даже если допустить, что где-то на востоке и на самом деле имело место иносказательно символическое предание об этой иудео-христианской диаспоре, не думаем, что переданные крестоносцами эти сведения смогли бы породить такие грандиозные по духовному значению и последствиям катарскую ересь, тип куртуазной культуры и гениальное поэтическое наследие. Скорее всего, не крестоносцы, а сами агенты некоей действительно великой общины, появившись на юге Франции, проделали очень серьезную работу по продвижению своей концепции образа жизни. Что же касается совпадения этого с крестовыми походами по времени, то объясняется это совпадение тем, что действительно в это время сознание европейского человека расширилось, и было готово воспринять нечто новое, особенно в атмосфере вольномыслия Лангедока.
История и символы
В исторической науке самый главный критерий достоверности – это "его величество, факт". Как правило авторы исторических книг, выдвигая, например, сомнительную, но интересную историческую гипотезу, обычно стараются обосновать и доказать ее подборкой достоверных исторических фактов, подтверждающих эту гипотезу. Мы же, говоря о Граале, наоборот, отчасти хотим воспользоваться противоположным методом: предложить к рассмотрению совершенно бесспорную идею, которая абсолютно достоверна сама по себе, и в истории попытаться угадать ее нить и проявление. С точки зрения исторической науки это не только не достоверно, но даже и не научно. Но если идея точно такова, то, что первично: она, или ее понимание людьми, и соответствующая этому пониманию деятельность, т.е., в конечном счёте, история? Если подойти к критерию достоверности через факты истории ("как на самом деле все было?"), то Библия, например, это сплошные неувязки и противоречия. Если же истина – это идея или принцип, то Библия предельно конкретна и достоверна, т.к. все, например, пророки говорят одно и то же и на одну и ту же тему, которую кратко можно обозначить как моральную. Правда, не всем это понятно и интересно.
Для исторической науки идея всегда вторична, т.е. представляет собой плод умственной деятельности людей. И тогда она не более интересна, чем умственная деятельность этих самых людей. Но в нашем случае, ведь мы говорим о Граале, необходим именно синтез. Синтез истории и философии. И только когда идея первична, т.е. истинна и вечна, а люди только к ней прикоснулись своим умом, тогда и мы тоже можем к ней прикоснуться, пережить ее в своей внутренней жизни и судьбе и через неё увидеть и почувствовать суть не только истории, но и метаистории (если учесть масштаб самой идеи). Истинность идеи определяется по совершенству ее красоты. Только это есть критерий: проистекает ли она от Логоса, или от тварного и корыстного ума. Божественность идеи есть главный критерий ее истинности. Но способен ли человек различить: от Бога идея или нет? Наверное, все-таки, да, способен. Было бы только настоящее желание.
Когда кто-то говорит, что он хочет избавить свое, например, искусство от всякой идеологии, наверное, он имеет в виду, что хочет избавиться от ложной идеологии или от насильственной и косной идеологии, т.е. такой идеологии, которая взята за непререкаемую застывшую догму. Но на самом деле любому человеку нужна идеология, нужны идеи, и не просто идеи, но постоянный поток идей. Прекрасных, возвышенных, имеющих вкус и аромат истины. Только если человек живет в потоке таких идей, он живет очень долго и очень счастливо. И, знаете, в одиночку это бессмысленно да и невозможно. Идеями надо обмениваться, делиться. Друг друга, надо как бы угощать ими, собравшись в тайный философский клуб. Тайный, потому что кто ж вам позволит открыто говорить истину? Кроме того, если идеология не поэтична, то это, скорее всего, лживая идеология. Под поэтичностью здесь имеется в виду специфическое обобщение реальности в образах, доступное только поэзии. Наука, особенно философия, тоже пользуется обобщением, но без тех самых специфических поэтических обобщений истина не полна и в результате непостижима. Умный человек за свою жизнь обычно меняет свое мировоззрение несколько раз и всегда открыт для новых идей. И если будет предложено нечто достаточно убедительное, всегда готов это рассмотреть и поменять свои убеждения, при этом, совершенно не обещая, что они теперь останутся неизменными.
Но вернемся к достоверности в истории. Итак, мы предложили в нашем исследовании за основу взять идею, хотя и на чей-то взгляд этот способ все-таки не достоверен, но и опять же, в чем другом искать достоверность? Сама история, например, при всей своей якобы фактичности недостоверна просто "по определению". Что есть история? Ее пишут победители, а сколько их было? Например, когда-то христиане во главе с епископом Феофилом сожгли знаменитую Александрийскую библиотеку, о чем Иоанн Златоуст с удовлетворением писал: "с лица земли исчезли все следы старой литературы и старой философии Древнего мира". Потом турки-мусульмане сожгли Византийскую библиотеку. Или другой пример: Иоанн Грозный приказал полностью уничтожить все исторические книги на Руси, что и было добросовестно проделано. После этого он собственноручно написал историю России заново. История писалась и переписывалась, а уж версии объяснения истрических событий порой оказываются не менее противоречивы, чем сами события. А может быть, варианты осмысления истории даже больше являются историей, чем реальные поступки исторических персонажей? Ведь вполне можно признать, что творческая человеческая мысль и ее плоды – это тоже история. Если так, пусть тогда и наша книга тоже вольётся в историю, или как-то на нее повлияет. Ведь ради этого и пишутся исторические книги: для продвижения философско-исторических проектов. Именно это и является стимулом для писателей. Сначала где-то в тонком плане появляется идея
