Свет в окошке. Земные пути. Колодезь - Святослав Владимирович Логинов

церкви учил. Это надо сразу уяснить, а то получится вот этакое безобразие… — Афанасий шагнул и ловким ударом развалил ещё одного ангела.

— А я ничего этакого и не ждал, — осторожно произнёс Илья Ильич, на всякий случай умалчивая о своём упорном безбожии. — Потому и удивился, когда встретил раёк.

— Раёк что надо, — протянул Афанасий, скучающим пинком обваливая садовую беседку. — Я ведь испугался, что ты его создал. А это какое-то старьё, они тут попадаются время от времени. Сотворит его какой-нибудь олух царя небесного, все деньги расшвыряет, а потом мается.

— Я тут тоже кое-что создал, — сказал Илья Ильич, показывая палку.

— Это ничего… пустяки. Небось одну лямишку потратил?

— Монетку, что ли?

— Ну да, лямишку. Которая маленькая. Она как будто из ляминия сделана, вот и зовётся лямишкой.

— Тогда как раз лямишка и ушла. А костюм попросил — ничего не вышло.

— Костюм — это дороже… Да ты не боись, я всему научу, раз уж я тебя сыскал. Только это… я ведь тут брожу, разыскиваю вас, потеряшек, время трачу, силы… ну, ты понимаешь?

— Сколько? — спросил догадливый Илья Ильич.

— Твёрдых расценок нет, — честно сказал Афанасий. — Кто сколько даёт… Иной в нихиле так намучается, что готов всё, что есть, высыпать. Но вообще-то, десять мнемонов будет нормально. Сам посуди, сдеру я с тебя сейчас лишку, так ты же потом со мной и здороваться не будешь.

Илья Ильич развязал кошель, отсчитал десять монет покрупнее, протянул сыщику.

— Так?

— Правильно! Я же говорил, что ты толковый мужик! — Афанасий вытянул из-за пристежного воротника кисет и высыпал туда получку. Кисет был точно такой же, как у Ильи Ильича, только заметно полегче.

— А всё-таки, как бы приодеться? — напомнил Илья Ильич, которого начинало тяготить, что он стоит голый, словно новобранец на медкомиссии.

— Это мы сейчас, живой рукой! Дай-ка мнемончик, покажу, как это делается…

Илья Ильич покачал головой, но мнемончик достал беспрекословно. Афанасий зажал монету в кулаке и спросил:

— Какой тебе костюм-то?

— А какой был за день до смерти, — сказал Илья Ильич, мимоходом подивившись, как легко слова о собственной кончине слетели с губ. — Хороший костюм был, почти новый.

— Значит, тот самый… Так мы могём. Вот новое что выдумать, это к портному надо.

В следующее мгновение Илья Ильич почувствовал на теле одежду. На нём и впрямь был его старый, «почти новый» костюм. Даже затёртое пятно на лацкане, которое не сумела изничтожить химчистка, оставалось на месте.

Афанасий разжал кулак. На ладони вместо одной крупной монеты лежало несколько лямишек.

— Сдача! — возгласил Афанасий, протягивая ладонь. Очевидно, мимо его внимания не прошло выражение лица Ильи Ильича, когда у него потребовали монету.

— Оставьте себе, — сказал Илья Ильич. — Мне их и класть-то некуда.

— Для денег место всегда найдётся, — возразил Афоня, но лямишки мигом прибрал.

Илья Ильич огладил полы пиджака, сунул руку во внутренний карман, где обычно лежал паспорт. Конечно, никакого паспорта там не оказалось, да и вообще ничего не было. Карманы были пустыми, как после химчистки, которая, вопреки рекламе, не сумела вывести пятна. Но теперь Илья Ильич знал, что, если понадобится, он и паспорт себе сможет сотворить. Вот только понадобится ли ему паспорт?

— А я монетку под ноги клал… — сказал Илья Ильич и, обкатывая новое слово, добавил: — На нихиль.

— Это необязательно. Главное, достать деньги и захотеть. Если денег не хватает, то ничего и не получится. Только так сразу деньгами швыряться не надо, пока цены не узнаешь и всё такое прочее. Ну да я подскажу по первости. А теперь пошли отсюда, я же тебя ещё должен к людям вывести…

— И что, — решился спросить Илья Ильич, — те люди, которые раньше умерли, друзья, родные, они все здесь?

— Не так сразу, — поморщился Афоня. — Тут подготовка нужна, ты уж мне поверь. Ты, главное, за меня держись, а я всё справлю в лучшем виде.

Афанасий порылся в мошне, добыл какую-то мелочишку, ухватил Илью Ильича за запястье и по-гагарински звонко произнёс:

— Поехали! За счёт заведения!..

* * *

Маячок гудел с тупой неумолимостью телефонного сигнала. Он включился вчера и с тех пор не умолкал ни на мгновение. Бип-бип-бип… — телефон занят, но в трубке продолжает гудеть. Даже ночью сквозь сон слышалась череда коротких гудков. Людмила нехотя открыла глаза, невидящим взглядом уставилась в низкий бревенчатый потолок.

Ну что ему надо? Что он пикает? Знаю уже, знаю… не глухая, ещё вчера услышала и всё поняла…

Можно было бы выключить маячок, придавить, как надоевший будильник, но рука не поворачивалась сделать это. И не потому, что жалко пары лямишек, а просто не поворачивалась, и всё.

И чем думала, дура, когда ставила маяк? Ведь дорого же, мнемонами платила… А теперь не знаешь, как и избавиться. Во сколько это обойдётся? Ха! Одна лямишка… ломать не строить. Выключить его и не вспоминать больше никогда. А он пусть ищет… Или он эту свою Любашу искать начнёт? Приехал муж из командировки, а у жены… вы думаете — любовник? Как бы не так! Жена сама у любовника, а дома никого нет! Ну что он пикает?.. Слышу, знаю — скончался любимый муж, прибыл… всего-то тридцать лет ждать себя заставил… Зато кормилец… чуть не каждую неделю вспоминал. И опять же, не как другие, не с новой пассией сравнивал, какова в постели, а больше по хозяйству. Сядет чай пить с покупным джемом вместо домашнего пирога, да и подумает, что при покойнице сытней жралось.

Зомбак заворочался во сне, по-младенчески зачмокал губами. Через несколько минут он проснётся, увидит её рядом и, как всегда, ужасно удивится. Потом улыбнётся, обнажив все свои почерневшие от времени и дурной пищи зубы, и потянется к ней.

Тоже — работа. Другие завидуют. И она была довольна, пока вчера не запикал проклятый маяк.

Зомбак вновь заворочался, неосознанным, полусонным движением облапил её за грудь. Впрочем, даже когда он проснётся окончательно, все его движения останутся чуть-чуть заторможенными. Просто глаза будут открыты и звуки начнёт издавать. Человек, как-никак… тирольский…

Маячок гудел в ровном неумолимом ритме, напоминающем толчки, словно зомбак уже приступил к утреннему совокуплению. Лямишка из висящего на шее кошеля сама скользнула в руку. Маяк, пискнув, умолк.

Глава вторая

Илья Ильич открыл глаза. Как обычно бывает на новом месте, потребовалась секунда, чтобы понять, где ты и как сюда попал. Вспомнилось легко, просто, безо всякого надрыва. Собственная смерть (вот уж с чем, кажется, трудно примириться!), равнина, залитая нихилем, топтание на месте, нелепый мешок, полный мнемонов