Крылья любви. Рассказы - Галина Солонова

Взглянув на часы, она перестелила детям постельки, любовно разглаживая каждую морщинку на простынях и наволочках. Уложив детей спать, вышла на балкон, сняла с кронштейна бельевую верёвку. Проходя мимо спальни матери, остановилась, прислушалась. «Храпит – значит, спит», – подумала Марина о роковом госте и на цыпочках вернулась в комнату.

Она аккуратно выдвинула ящик стола, достала школьную тетрадь в клеточку и шариковую ручку. Немного подумав, написала: «Танечка! Прости меня, пожалуйста! Жить, как прежде, я больше не могу, а жить по-другому они мне не дадут». Марина вырвала листок из тетради, положила его назад в стол. Она подняла журнальный столик и поставила под люстру. Встав на него, накинула на светильник принесенную с балкона верёвку и сделала петлю. Подвески светильника зазвенели. Ксюшка открыла глаза и приподнялась в кроватке.

– Спи, дочка. Ложись на бочок, закрывай глазки и спи. Я пыль на люстре протираю, – Это были последние слова несчастной красавицы-Марины…

В три часа ночи в отделении милиции раздался звонок. Мужской голос сообщил:

– Повесилась молодая женщина. Поторопитесь: в квартире двое маленьких детей. Сообщаю адрес…

8

Окончание этой трагической семейной истории я узнала только спустя два года, когда опять вернулась в посёлок.

С внучкой-первоклассницей в выходной день мы отправились на прогулку в сквер: грех было пропускать последние денёчки бабьего лета. Настенька сразу же шагнула на травяной ковёр, где росли липы, берёзы и клёны. Деревья щедро усыпали свои подножия листвой, которая радовала глаза и душу.

– Бабушка, смотри, какая красота, – восторгалась внучка, показывая мне то один, то другой подобранный листочек.

– И у меня тоже красивые, – с гордостью произнёс мальчуган лет пяти, показывая мне свои зажатые в кулачке листья.

– Отличный букетик, – похвалила я. А как тебя зовут?

– Олежка я.

Не видя рядом никого из взрослых, поинтересовалась:

– А с кем ты сюда пришёл?

– С мамой и папой. Они на скамейке сидят. А там мой братик Андрей и сестричка Ксюша, – махнул он рукой в сторону мальчишки десяти и девчушки лет семи, собиравших поодаль дары осенней природы.

Лица Олежкиных папы и мамы мне показались знакомыми. Решила подойти поближе. К моему большому удивлению я узнала Татьяну и Виталия – отца Ксюши. Увидев меня, Татьяна встала и пошла мне навстречу.

– С возвращением Вас, Антонина Петровна.

– Рада тебя видеть, Танюша, – ответила я своей бывшей ученице.

Мы стояли друг против друга и молча улыбались. Видимо, в моих глазах Татьяна прочитала много вопросов.

– У меня всё хорошо, Антонина Петровна. Виталий – теперь мой муж. У нас трое детей. (Я многозначительно взглянула на её округлившийся животик). – Скоро будет четвёртый.

– Я всегда знала, Танечка, что ты – человек большой души, чуткого доброго сердца. Береги свою семью. Будьте здоровы и счастливы…

Подошёл Виталий, заботливо взял жену под руку. Подбежали дети, наперебой хвалясь родителям своими букетами осенних листьев. Всей семьёй они дружно зашагали по аллее сквера, а за ними, перегоняя друг друга, летели две осенние паутинки. Я ещё долго смотрела им вслед и радовалась. На ум откуда-то пришли стихи:

Сжалься, осень, дай нам света!

Защити от зимней тьмы!

Пожалей нас, бабье лето:

Паутинки эти – мы.

Майское приключение

Анна Васильевна и Николай Павлович жили в небольшом рабочем посёлке. Вся их жизнь была связана с малой родиной: здесь они родились, здесь учились в школе, оба окончили техникум, который готовил рабочие кадры для местного химического завода.

Когда-то, в шестидесятые годы, завод со статусом предприятия всесоюзного значения процветал. Благодаря его работе стремительно развивался и посёлок, который у жителей других районов с завистью назывался не иначе, как «золотое дно».

И в правду сказать, не бедствовали обитатели посёлка, работавшие на местном заводе: зарабатывали хорошо, получали квартиры, строили добротные дома, дачи, растили детей…

Вот и Анна Васильевна с Николаем Павловичем, поженившись, вскоре получили однокомнатную квартиру, а родивши двоих детей, построили собственный дом, обзавелись хозяйством.

Культурная, общественная жизнь посёлка тоже была на уровне: Дом Спорта с многочисленными секциями, стадион, бассейн, музыкальная школа, Дворец Культуры, сцена которого видела не только самодеятельных артистов, но и знаменитостей: таких как Э. Хиль, О. Воронец, М. Кристаллинская, Л. Зыкина, И. Кобзон, и тогда совсем молодых В. Толкунову с С. Захаровым. Концерты зачастую были бесплатными для зрителей – завод оплачивал. Вот время-то было! Попробуй, замани теперь на провинциальную сцену какую-нибудь знаменитость! Теперь они всё по корпоративам, да за границу норовят!

Не было в посёлке только драматического театра. Правда, изредка приезжали актёры из области со своими постановками. Но в настоящем театре Анна Васильевна так за свои сорок пять лет и не побывала.

Наступили времена «перестройки» – всеобщая эйфория охватила всю страну, потом недоумение, вслед разочарование и, наконец, простой человек оказался озабочен мыслью «как бы выжить?»…

Шёл тысяча девятьсот девяносто третий год. Родной завод Николая Павловича приходил в упадок – выпускаемая продукция стране оказалась не нужна. Пришлось перейти на работу мастером инструментального цеха на автозавод, до которого надо было ехать минут тридцать на электропоезде. Хороший специалист всегда в цене, вот и поощрили Николая Павловича к первомайским праздникам двумя билетами на спектакль.

– Нюра, на спектакль поедем? Мне дали на работе бесплатно два билета, – сказал Николай Павлович жене за ужином, уплетая за обе щеки красный борщ. – Ох, и любит он стряпню своей жены! Казалось бы из ничего, но так вкусно.

– А где будет проходить спектакль? – спросила Нюра, подавая мужу ароматную тушёную фасоль.

– Как где? Конечно же, в областном драматическом театре, – уверенно ответил Николай. – Второго мая в восемнадцать ноль-ноль… Поедем, хоть в настоящем театре побудем!

– Ой, Николай, не знаю, не знаю. А кто поросёнка и кур вечером накормит? А корову кто загонит да подоит? Да и картошку мы с тобой второго мая собирались сажать, – сокрушённо вздыхала Нюра.

– Не волнуйся, до обеда будем сажать картошку. А за живностью приглядеть попросим Ивановну, соседку. Ведь ты же ухаживала за её хозяйством целых три дня, когда она к сыну ездила, – убеждал Николай жену.

– А как и чем доберёмся до театра? – с тревогой в голосе выспрашивала она.

– Да я всё уже продумал. – Поедем, – настаивал Николай.

– Ой, не знаю, не знаю, – повторила Нюра. – Третьего числа тебе ехать на работу в шесть утра, и мне бежать к семи. – Ох, не знаю, – вздохнула она.

Между тем сама Нюра уже думала, что надеть из зависевшихся в шифоньере нарядов… «Костюмчик с белой юбкой и жакетиком в василёк? Да к нему и бусы голубые подойдут, что ещё на двадцатипятилетие подарил мне папа. – Бережно она их хранила в резной деревянной шкатулочке все эти годы и надевала всего лишь два раза. – Ах, папа-папа, – вспомнила она с благодарностью отца, которого уже нет десять лет, и глаза её наполнились влагой… – Или сиреневое платье? – продолжала рассуждать Нюра, глядя, как муж ест с аппетитом второе в прикуску с солёным огурцом. – Хоть оно мне и идёт, но не надевала я его уже лет пять… – А надену-ка я чёрную юбку-карандаш да белую атласную блузку. Нитка белого речного жемчуга есть – подарил когда-то Николай на восьмое Марта; туфли замшевые чёрные я себе в прошлом году выиграла по лотерее, которую устраивали на заводе в связи с дефицитом товаров в магазине; в руки возьму сумочку того же цвета, что оставила мне осенью дочь, когда приезжала в отпуск. Будет и прилично, и нарядно», – рассудила, наконец, Нюра…

– Решено! Поедем! – твёрдо произнесла она, глядя на мужа, который допивал компот из сухофруктов. – Дай Бог, чтобы в этом году был такой же богатый урожай в саду, как и в прошлом», – подумала женщина…

Электропоезд был полон. Люди возвращались из гостей и с дач, молодёжь с гитарами и опустевшими рюкзаками – из лесу.

Николай с Нюрой сели у окна друг напротив друга. Николай невольно залюбовался женой: пышные тёмные волосы, аккуратно заложенные в причёску «улитка»; на висках пробившаяся седина ещё больше украшала едва тронувшее весенним загаром лицо; прямой носик; достаточно пухлые губы, слегка подкрашенные помадой цвета вишня и открытые глаза. Белый атлас кофточки ещё больше подчёркивал красоту женщины. «Как я люблю эти карие глаза и этот выбившийся из причёски непослушный завиток волос, – думал Николай, глядя с любовью на жену. – Только вот усталость всё-таки заметна на её лице. Ну, ничего, приедем в театр – посидит, отдохнёт», – успокоил он себя.