Сердце на двоих - Ли Стаффорд

Неужели он издевается надо мною потому, что я нахожу его веселость, неуместной, спрашивала себя Корделия. Но тут опять заговорил Гиль:

— Послушайте, поймите меня правильно. Я смеялся не над известием о смерти. Мне довелось слышать, что отец вторично женился и у него семья, которой я искренне сочувствую. Но его смерть потеря для них, а не для меня. С моей же стороны было бы ханжеством изображать горе в связи с кончиной человека, которого я практически не знал, который бросил меня, когда я был маленьким ребенком. Ну а мысль о том, что я стану лордом Морнингтоном, нелепа сверх всякой меры. Скажите им, чтобы они отдали этот титул следующему по старшинству. Ведь у его второй жены есть сын?

— Есть, но у него нет прав на это, — возразила Корделия. — Собственность вашего покойного отца — майорат, то есть она может переходить лишь от старшего сына к старшему сыну. Так что она переходит к вам.

Минуту назад он казался ей таким же стопроцентным англичанином, как и она сама, но теперь на его лице вновь проступили суровые испанские черты, глаза стали непроницаемыми, скрывающими любое чувство от постороннего взгляда, губы плотно сжались. Ей вдруг пришло в голову, что новость на самом деле задела его, только он не хочет этого показать. С минуту он выдерживал паузу, и, уважая его молчание, Корделия тоже ничего не говорила. Затем он зевнул и небрежно бросил:

— Вы бы лучше вошли в дом. С моей стороны было не слишком вежливо держать вас здесь на солнцепеке.

Он открыл перед ней ворота пошире и, перехватив ее нервный взгляд, брошенный на собаку, сказал:

— Не беспокойтесь о Пелайо. Если я приглашаю человека в дом, он понимает, что с этим человеком все в порядке. Он доверяет моему мнению.

— Как вы зовете собаку? Пел…?

— Пелайо. Он назван так в честь христианского полководца, который разгромил мавров в битве при Ковадонге в 722 году. Кстати, Ковадонга находится неподалеку отсюда.

В голосе его сквозила нежность, однако, заметив, что лицо Корделии продолжает выражать сомнение, он с нескрываемым изумлением спросил:

— Вы не любите собак?

— Я так не сказала бы. Просто мне никогда не приходилось иметь с ними дела. В Херфорде я снимаю квартиру, так что, сами понимаете, я не могу позволить себе завести собаку.

Чтобы показать, что у нее нет неприязни к собачьему племени, Корделия, идя вслед за Гилем Монтеро в его дом, осторожно провела рукой по теплой коричневой шерсти Пелайо и, поскольку тот не выразил неудовольствия, поняла, что пес не возражает против ее присутствия.

Стены дома были сложены из массивных камней, отчего внутри царил холод. В глаза бросался большой камин, и Корделия подумала, что эти же стены будут надежно удерживать тепло зимой, когда снег покроет окрестные горы. Пол в доме тоже был каменным, но кое-где его покрывали цветастые вязаные ковры. Мебель отличалась деревенской простотой и некоторой мрачностью. Солнце сквозь окно освещало мягким красным светом диван, цветы в напольной вазе, синие и белые горшки на старом шкафу.

В центре комнаты возвышался массивный стол с разбросанными по нему открытыми книгами, картами, документами. Корделия поняла, что своим приходом она оторвала хозяина дома от работы. Тем временем Гиль Монтеро пододвинул ей стул, достал графин вина и налил ей бокал, как бы вспомнив вдруг об испанской традиции гостеприимства. Через открытую дверь в противоположном конце комнаты Корделия увидела огород, засаженный салатом, кабачками, фасолью и множеством разнообразных цветов. В загоне суетились цыплята, а на тропинке пятнистая кошка энергично вылизывала целый выводок котят. Все здесь свидетельствовало об устоявшейся, полной надежности и спокойствия жизни. Неужели об этом человеке говорила Мерче Рамирес? Пока Корделия терялась в догадках, хозяин дома разглядывал ее с плохо скрываемым любопытством и недоверием.

— Извините меня, что я вас так изучаю, — сказал он, — но мне как-то с трудом верится в то, что вы действительно адвокат.

— А я и не адвокат, — ответила она живо, не желая, чтобы у него сложилось ложное впечатление о ней. — Строго говоря, у меня нет никакого официального поручения. Я просто друг Брюса Пенфолда, одного из совладельцев юридической фирмы. К сожалению, Брюс сегодня утром разболелся, и я взяла это дело на себя.

Раскрыв свою объемистую сумку, она достала из нее длинный конверт и вручила его Монтеро. Он же швырнул конверт на стол, не распечатав его.

— А где же сейчас находится сам сеньор Пенфолд? — спросил он.

— Я же сказала: ему нездоровится. А иначе он приехал бы сам. Сейчас он в Хосталь де ла Коста. Да вы знаете, это в Кастро Урдиалес. Там мы остановились на ночлег, — Корделия запиналась, смущенная резкостью вопроса. Неужели он не верит всему, что я говорю? Но она тут же контратаковала:

— Это был единственный адрес, который удалось установить фирме. Ну, а потом уже сеньора Рамирес, которую вы, вероятно, знаете, направила нас сюда.

Она рассчитывала смутить его, но вместо этого ленивая улыбка заиграла в уголках его губ, а глаза прищурились чуть сильнее.

— Ну да, конечно, Мерче, — сказал он мягко и с легкой грустью.

И эта интонация подтвердила интуитивную догадку Корделии, что когда-то эти двое были больше, чем друзья.

— Она говорила, что не видела вас более трех лет, — добавила Корделия, сознавая, что эту тему лучше не продолжать, однако не в силах противиться соблазну поколебать его неприступность.

— Неужели прошло так много времени? — голос его звучал легко и непринужденно. Он сохранял благодарные воспоминания о Мерче Рамирес, но не более того. Ее же воспоминания были куда более страстными и куда более горькими. Быть может, подумала Корделия, незаметно разглядывая линию его рта, Мерче права, когда говорит, что он меняет женщин, не думая о последствиях.

Тем временем Монтеро вновь налил себе вина и предложил Корделии выпить, но она отказалась.

— Пожалуйста, сеньор Монтеро, вскройте конверт. Тогда вам будет о чем поговорить с Брюсом, который обязательно приедет сюда, как только почувствует себя лучше.

Он терпеливо вздохнул.

— Вы ведь лично не заинтересованы в этом деле, не так ли? — сказал он. Попытаюсь вам все растолковать. Мне в самом деле не нужны ни содержимое этого конверта, ни титул и владения Морнингтона. Моя жизнь здесь, я счастлив в ней, такой, как она есть. Вы понимаете?

— Нет, не понимаю! — возбужденно воскликнула Корделия. — Я совершенно не понимаю, что такое вы делаете здесь, что так прекрасно, отчего вы не можете покинуть эти места.

Он сочувственно улыбнулся.

— Вы совершенно городская девушка, поэтому, я думаю, и не можете понять, тон его смягчился. — Это очень просто. Я сопровождаю людей в их прогулках по горам. У меня есть дом, животные, деревня и горы. Быть может, вам покажется, что это не очень много, но я рад посвятить себя им.