Натуралист на мушке, или групповой портрет с природой - Джеральд Даррелл

Прямо над нами, взмахивая огромными крыльями, кружили темно-шоколадные поморники. Они внимательно следили за нами, так как в зарослях вереска прятались их птенцы. Вскоре мы наткнулись на очаровательного, размером с небольшую курицу малыша, покрытого светлым, рыжевато-коричневым пухом, с черными головой и клювом и громадными, темными, выразительными глазами. Увидев нас, он бросился наутек, мы с Ли устремились за ним, и тут же на нас спикировала родительская пара. Это было незабываемое зрелище — они пролетали над нами на бреющем полете, со свистом разрезая воздух огромными крыльями, похожие на необычные, кофейного цвета самолеты «Конкорд». В самую последнюю минуту, в каких-нибудь нескольких футах от наших голов они резко взмывали ввысь и, полетав кругами, повторяли атаку. За это время Ли удалось поймать птенца, и родители сконцентрировали все внимание на ней. Так как я знал, что поморники способны ударом крыла сбить человека с ног, я забрал младенца к себе. Родители моментально переключились на меня, подлетая каждый раз все ближе и ближе, и ветер урчал у них в крыльях, когда они, ныряя, шли вниз. Вначале я инстинктивно нагибал голову, но вскоре заметил, что стоит дать им подлететь поближе, а потом резко взмахнуть руками, как они тут же поворачивали назад.

— Давай, — предложил Джонатан, — ты будешь рассказывать о поморниках, держа на коленях птенца.

Установили камеру и спрятали микрофон у меня за пазухой. Наши приготовления еще больше взволновали обоих родителей, и они усилили атаки, пикируя то на меня, то на камеру, подлетая на сей раз опасно близко. Наконец подали команду к съемке, я присел на корточки и посадил толстого птенца к себе на колени. Открыв рот, я приготовился было начать увлекательный рассказ о поморниках, как птенец вдруг привстал, ни с того ни с сего клюнул меня в большой палец, заставив потерять нить повествования, а затем начал громко и обильно делать свои дела прямо на мои брюки.

— Что естественно, то не стыдно, — изрек Джонатан, пока я стирал носовым платком липкую рыбную жижу со своих брюк. — Полагаю, этот эпизод вряд ли заслуживает внимания зрителей.

— Когда перестанешь смеяться, — обратился я к Ли, — забери этого чертова птенца и выпусти его. Лично с меня на сегодня хватит.

Ли взяла моего жирного, пушистого приятеля и, пройдя с ним несколько шагов, посадила в вереск. Он принялся улепетывать со всех ног, уморительно припадая то на одну, то на другую ногу, точь-в-точь как пожилая полная дама в мехах, пытающаяся догнать отъезжающий автобус.

— Ужасный милашка, — задумчиво проговорила Ли. — Как бы мне хотелось оставить его у себя.

— Только этого нам не хватало, — возразил я. — Мы бы с ним на одной химчистке разорились.

Поморники, безусловно, одни из самых грациозных воздушных хищников. Подобно бронзовым от загара пиратам, они преследуют других птиц, беспрестанно их атакуя до тех пор, пока те не уступят свой улов. Тогда поморник камнем бросается вниз и подхватывает рыбу прямо в воздухе. Известны случаи, когда эти наглые разбойники щипали олуш за кончики крыльев, заставляя их выпустить добычу. Будучи всеядными, они не погнушаются украсть рыбу из-под носа у олуши или кайры, а заодно угоститься их яйцами и даже птенцами.

Мы шли вперед, а вокруг по зеленому полю, точно взбитые сливки, были разбросаны стада овец. Зная о суровом климате Шетлендских островов, мы были укутаны с головы до ног и теперь под ярко светящим солнцем, когда пот полил с нас градом, начали постепенно разоблачаться. Через некоторое время дорога пошла под уклон, к отвесным скалам, под которыми раскинулся синий, словно цветы горечавки, Атлантический океан. Повсюду над нами мелькали каменки-попутчики; их хвостики вспыхивали, словно маленькие белые огоньки. Два черных, как траурные повязки, ворона, попеременно меланхолически каркая, медленно летели вдоль обрыва. Где-то высоко в небе завис невидимый жаворонок и лилась нескончаемая дивная песнь. Если бы падающая звезда имела голос, мне кажется, она пела бы голосом жаворонка.

Вскоре мы подошли к обрыву. Там, внизу, в шестистах футах от нас, в тучах брызг, похожих на клумбы белых хризантем, прокладывали себе путь среди скал гигантские мягкие голубые волны. Воздух был наполнен рокотом прибоя и криками сотен тысяч птиц, перелетавших со скалы на скалу подобно поднявшейся снежной буре. От бесчисленного множества птиц голова шла кругом. Тысячи олуш, моевок, глупышей, хохлатых бакланов, гагарок, чаек, поморников и десятки тысяч тупиков! Неужели море в состоянии прокормить эту разноголосую воздушную армию с ее многочисленными семействами, заполонившими скалы?

У края обрыва обосновалась колония тупиков. С помощью сильных клювов и лап они роют себе норы прямо в земле. Птицы располагались большими группами, не обращая на нас никакого внимания и позволяя подойти чуть не вплотную, потом неожиданно бросались с обрыва и улетали, делая быстрые взмахи крыльями, а их лапки болтались сзади словно маленькие оранжевые ракетки для пинг-понга. Это сборище забавных, неуклюжих птиц, важно выступавших в аккуратных черно-белых фрачных парах, с огромными оранжево-красными клювами, напоминавшими карнавальные носы, походило на съезд клоунов. Многие тупики только что вернулись с рыбной ловли (иной раз они охотятся в трехстах милях от берега), и по обеим сторонам их ярко раскрашенных клювов, наподобие рыбных усов, аккуратно свисали песчанки. Самое удивительное заключалось в том, что песчанки располагались в клювах голова к хвосту, как сардины в консервной банке. Каким образом птицы ухитрялись расположить песчанок столь тщательным образом, так и осталось загадкой.

Пройдя дальше по краю обрыва, мы наткнулись на двух людей, занятых чрезвычайно любопытным занятием — ловлей тупиков. Часто путешествуя по свету, я привык не удивляться странному поведению аборигенов, но подобную картину наблюдал впервые. Сидя на ягодицах, они, ерзая, съезжали к краю обрыва, где за их действиями настороженно наблюдала группа степенных тупиков. Один из мужчин держал в руках шест с петлей на конце. Выбрав жертву, он с большими предосторожностями подползал к ней, проводил ряд манипуляций, чтобы в петлю попала лапка тупика, затем подтаскивал громко кричавшую и бившую крыльями птицу ближе к себе, где ее хватал помощник. Лично мне подобное обращение с птицами в заповеднике показалось довольно странным. Когда же я подошел поближе, то понял, что происходит кольцевание тупика. Такие кольца — своеобразный птичий паспорт или удостоверение личности. Если птицу найдут где-нибудь больной или мертвой или она попадет в сеть, кольцо на ноге укажет, откуда она прилетела и дату кольцевания. Безусловно, с точки зрения птиц все это — чистейшая бюрократия, но нам она помогает узнать много нового о загадочной жизни морских птиц вдали от родных берегов вне брачного сезона.