Новая русская доктрина: Пора расправить крылья - Виталий Аверьянов

Ситуация усугубляется тем, что и сами базовые идеологии современности стремительно мутируют, их смысловые контуры оплывают, их идейные стержни «потекли». Так, например, либерализм, всегда провозглашавший главной ценностью идеал «свободы», эмансипации от сковывающей опеки государственных и традиционных институтов, в нашу эпоху становится инструментом для насаждения самой отъявленной политкорректности. У неолиберализма прорезаются клыки тоталитарности.

Социал-демократы, по идее, должны отстаивать ценности социальной справедливости, главной из которых является древняя заповедь «кто не работает — тот не ест». Однако на деле классическое левое наступление труда на капитал в современную эпоху обернулось формированием нового кастового строя, строя потребителей с диктатурой меньшинств и паразитических слоев общества. Излишне говорить о том, что эта диктатура меньшинств с ее культом толерантности — несправедлива. Однако защитников «новой левой» идеи социальная справедливость, похоже, уже не интересует. Их интересует социализация асоциального , гармония со всеми не трудящимися, всеми отщепенцами и раскольниками, всеми тунеядцами и изгоями общества. Особо уродливые проекции эта идеология получает в обществах более бедных и ущемленных в социальном плане, чем сытый Запад, ведь в бедных и незащищенных обществах несправедливость переживается гораздо острее.

Что касается национализма, то традиционно данная идеология была призвана защищать «почву» и суверенитет. Мутация национализма оказывается наиболее глубокой и вопиющей, потому что под видом отстаивания национальной независимости идет сдача цивилизационной и культурной идентичности, ее размывание. «Национализм» постиндустриальной эпохи незамысловат: он предполагает, что нация свободно и добровольно отказывается от своей идентичности, происходит ее десуверенизация, подчинение транснациональным структурам и внешнему геополитическому субъекту. Прикрываясь национальной идеей, продажные элиты попросту решают свои проблемы, встраиваясь в глобальный мир. Более органично это получается у элит малых наций, всегда живших на границах больших цивилизационных ареалов, в зонах столкновения между ними. Переходя в качестве трофеев из рук в руки, эти «буферные нации» уже привыкли к роли перебежчиков и цивилизационных оборотней, к ощущению себя то ли жертвой, то ли пионером исторического процесса.

Исходя из всего этого, деидеологизацию и запрет на наличие государственной идеологии следует рассматривать как инструменты разоружения противника . Ведь у США, страны с подчеркнуто мессианским самоощущением, есть четкая и даже агрессивная внешнеполитическая идеология, которую они несут другим народам: где-то через тонкую политику незримого «управления хаосом», а где-то буквально и грубо — «огнем и мечом». Есть у них и внутренняя идеология, включающая не только набор догм политкорректности и двойных стандартов, но и доктрину развития и экспансии.

Наша деидеологизация 90-х годов — составная часть капитуляции перед противником, отказ от преимуществ, связанных с самостоятельностью мировоззрения. Вопрос не в том, чья идеология истинна, а в том, что деидеологизация во всяком случае неистинна и замешена на самоотрицании. Возвращение идеологии как волевой мысли о собственной стратегии развития, о собственных ценностях, о собственной цивилизационной модели — неумолимое требование русской истории .

1.4. Проблема свободы

По выражению одного из отечественных мыслителей, проблема политической свободы постоянно ставится как проблема освобождения, обретения свободы, тогда как на деле труднее всего не завоевать, а сохранить обретенную свободу и не впасть при этом в новое рабство .

Справедливость этих слов все мы сполна ощутили на себе. Свобода в ее классически либеральном понимании оказалась на нашей почве крайне расплывчатой и лицемерной ценностью. Те, кто много говорит о свободе, на деле думают только о деньгах и обогащении. Деньги же рассматривают как средство для подчинения других. Такова была свобода в устах Р. Чейни, когда он не так давно высокомерно поучал Россию и пенял на ее «отступления от демократии».

Еще более важен другой аспект. Свобода превращается в прикрытие для нового, в первую очередь — внутреннего, порабощения человека. Под свободой у нас поняли простой, легкий путь: раскрепощение инстинктов и спонтанных порывов, высвобождение биологической природы, инстинктов. Освобождение восприняли как право на разнузданность. И это следствие фундаментальной антропологической ошибки: в основе такого представления о свободе — неверное понимание природы человека, нецелостное восприятие человека.

Полноценный человек, весь человек — от плоти до сердца и сознания — может быть подлинно свободным только при условии своей духовной самостоятельности . Отсюда тесная связь свободы с иерархией жизненных целей, с ответственностью, с большой социальной нагрузкой, которую несет духовно состоятельный человек. Его главным качеством является вовсе не раскрепощенность, не отвязывание себя от общественных обязательств и ответственности, не увлеченность суррогатами духовной жизни (такими как поиск новых моделей потребления, удовлетворение экзотических потребностей), а, наоборот, способность к самоограничению, готовность пойти на жертвы ради того, что ему дорого, встать на защиту своих идеалов, в конце концов, не столь пафосно — просто распоряжаться доставшимися ему ресурсами на цели созидания, на поддержку ближних. И только тогда свобода перестает быть расплывчатой и становится настоящей ценностью для людей.

Диагноз современности в ее «глобалистском» варианте позволяет прийти к выводу, что свобода частной жизни не оберегает человеческую личность от подавляющего влияния посторонней воли. России предстоит предложить миру свой взгляд на человека XXI века. Личное развитие домостроителя выражается не в сверхобогащении и не в сверхпотреблении, а в профессиональном преуспеянии и государственном служении, стремлении к созиданию, образованию, познанию, творчеству, приобщению к духовным и культурным ценностям.

1.5. «Цивилизаторы» и «утилизаторы» против России

Одним из инструментов навязывания России комплекса собственной ущербности и его оправдания в нашу эпоху явился миф о глобализации. В своей тотальности миф о глобализации превосходит даже старый добрый миф о «неуклонном прогрессе». В общественное сознание вбивается мысль о неизбежности, исторической предрешенности переформатирования мира по единым лекалам.