Фантасофия. Выпуск 1. Фантастика - Эдуард Байков

Глубина, острота и спектр ощущений напрямую зависели от продолжительности криосна. Сначала, после заморозки – ничего, лишь липкая черная мгла. Потом приходит боль, которая острыми ледяными клинками рассекает тело. Во время разработки метода анабиоза все считали, что возникающие болевые ощущения – своего рода предупреждения мозга о непереносимости криосна, но потом группа добровольцев преодолела болевой порог, и, проснувшись, люди рассказали, что…

…Что острые лезвия, рассекающие плоть, обращались в невесомые кружева, потоки яркого света, пронизывающие плоть и рождающие ощущение удовольствие. Волны невиданного наслаждения омывали тело, откатываясь, и через секунду набегая снова. В них было все – ласковое касание рук, тепло солнечных лучей, невесомое скольжение шелковых полотнищ по обнаженному телу… Огненный жар любовного экстаза и томительный сладкий ужас беззащитности, убаюкивающая нежность морских волн и жаркое биение крови в сосудах…

Космический переселенческий транспорт «Ковчег 47» покинул Землю 152 года назад. За полтора столетия полета корабль достиг системы, в которой имелась планета, пригодная для заселения. В своем вместительном чреве огромный корабль нес пять миллионов человек, спящих в ячейках-криокапсулах, различную технику, механизмы и материалы, необходимые для основания первичной колонии. Нужно было закрепиться в новом мире, и сразу же послать сигнал на отдаленную сотнями триллионов километров Землю – и через полтора века на орбите появятся десятки транспортников, везущие сотни миллионов людей.

Автоматические анализаторы наконец-то закончили изучение планеты и, скомпоновав информпакет, передали его на центральный компьютер.

Прихлебывая кофе, Сергей вчитывался в строчки сообщения. Планетка оказалась – дай Боже! Пониженное содержание кислорода в атмосфере, большая часть суши занята горами и пустынями, редкие леса сосредоточены, в основном, в холодных приполярных областях, мало больших рек и крупных пресноводных водоемов, гравитация – полторы земных…. Медицинский модуль уже начал проращивать микробные культуры на предмет выявления опасных вирусов, но таковых, к счастью, пока не обнаружил. Хоть какой-то плюс.

Теперь нужно было отправиться в главный криозал, и проверить состояние криоячеек. Пройдя узким извилистым коридором, отворив и снова задраив за собой несколько шлюзов, Сергей вышел в огромное сферическое помещение. Открывшаяся картина потрясала воображение. Выдававшийся из стены узенький мостик заканчивался круглой площадкой с размещенным на ней пультом управления. А все остальное пространство занимали ячейки. Вернее, они только назывались ячейками – и на самом деле это были лишь прочные пластиковые пакеты, в которых в позах эмбриона свернулись люди. Пакеты гроздьями висели на толстых белых «пуповинах», по которым в ячейки подавался охлаждающий газ.

Сергей подошел к пульту, вызвал тест-прогон.

«Сбой рабочего цикла в ячейках №№ 199, 240, 750, 3677…». Всего таких сообщений было около десяти тысяч. Фраза «Сбой рабочего цикла» означала, что человек, спящий в названной ячейке, умер. Сергей прикинул в уме процент погибших. Две десятых процента – цинично, но это вполне укладывается в нормы риска. Да еще десяток человек из каждой тысячи не пробудятся – тоже «норма». А что делать – гибернаторы ляпаются на скорую руку, как и сами корабли, и делается все для того, чтобы ускорить срок сдачи. Какая уж там надежность систем….

Но все равно, с какой бы скоростью не строились «Ковчеги», берущие на борт по пять миллионов человек разом, население Земли растет намного быстрее.

Собственно, именно желанием избавиться от перенаселения и было продиктовано начало работ по программе «Ковчег». Если бы на Земле хватало продовольствия и ресурсов, никто бы и носа не высунул за границы атмосферы. Но призрак голода висит над человечеством – и «Ковчеги» сходят со стапелей. Когда б не острая необходимость, люди бы ждали, пока не появятся корабли, более совершенные, чем тихоходные релятивистские транспортники, эти чудовищно прожорливые и ненадежные монстры, способные выдать лишь несколько процентов от скорости света – а если таких не придумают, так и пропади он пропадом, космос ваш, вместе с планетами, близкими и тем более далекими. Но большая часть человечества никогда, ни разу в жизни, не ела досыта – поэтому им довольно легко ответить на вопрос, который задают на вербовочных пунктах: «Согласны ли вы лететь, и отказываетесь ли вы от всех возможных претензий впоследствии?». Какие претензии? О чем им жалеть? О бамбуковой хижине под Пекином или Шанхаем? Об участке мостовой в Бомбее или Дели, где на трех квадратных метрах ютится целая семья, укрываясь от непогоды картонным навесом? О миске похлебки из водорослей и крысятины – и ты пойди еще поймай ее, ту крысу….

А вместо этого им предлагают много работы в пункте назначения и гарантированный минимум калорий в течение года – когда (и если) корабль прибудет к цели. Кто не согласится на такой размен? А что до некоторого риска не проснуться… Так лучше умереть в космосе, чувствуя себя посланцем далекой Земли, чем ползать на брюхе где-нибудь в подворотнях Сан-Паулу, вымаливая кусок маисовой лепешки у таких же оборванцев, как ты… Поэтому запись в колонисты идет споро. Поэтому очередь расписана на много лет вперед. И поэтому у всех, кто лежит в криоячейках, такие счастливые лица. Даже у мертвых.

Сергей смахнул иней с ближайшего пакета-ячейки. Внутри находилась молодая женщина, свернувшаяся в позе эмбриона. Ее можно было бы даже назвать симпатичной, не будь она настолько худа. Внутри пакета призрачно светился единственный зеленый огонек, означавший, что женщина жива. Глубокий криостаз настолько замедлил течение жизненных процессов, что сон женщины – как и сон всех пассажиров «Ковчега» – больше походил на смерть. На смерть, в которой видят сны.

Сны… Сны, в которых нет ни боли, ни страдания, ни бедности, ни лишений – а есть лишь красота.

Сегодня ночью, ворочаясь на жесткой узкой койке, Сергей видел сон – обычный человеческий сон. Насколько же он был пуст, бессвязен и бледен по сравнению со снами в гибернаторе. Какие-то странные обрывки фантасмагорических видений, смазанные, неясные силуэты – вместо потрясающе красочных картин, фантастически красивых видений, феерий света и жизни. Мир снов, в котором все равны, в котором люди чувствуют себя… людьми, а не ошибкой природы. Демиургами, творящими свои вселенные, а не обузой мира, сотворенного Всевышним, или слепыми силами мироздания. Как ему хотелось вернуться туда, в сны, навсегда забыв о пустой и бледной реальности…

Вернувшись в рубку, Сергей остановился возле иллюминатора и посмотрел вниз. Там, за окоемом обшивки, пухлым шаром медленно проворачивалась планета. Тусклый свет холодной красной звезды дробился на серых зеркалах небольших морей, окрашивал кармином шапки горных вершин. Петляли прихотливые извивы немногочисленных рек, подобные кровеносным сосудам в телах материков, вдоль рек темнели узкие полоски лесов, холодно отблескивали мутные блюдца солончаковых озер.