Тайный агент Её Величества (Когда падают звезды) - Алла Бегунова

Человек в узких сапогах, наверное, действовал бы гораздо решительнее, как то принято в застенках мухабарата, перейдя от кинжала к плети-треххвостке, к веревкам, к раскаленным иглам. Но теперь на допросах присутствовал очень вежливый чиновник из Стамбула. Он предлагал посланнику великой царицы весьма выгодную сделку: принять ислам, раскрыть правоверным все секреты кяфиров, затем уехать на берега Мраморного моря, где жить в красивом загородном доме, наслаждаясь ласками четырех юных жен и десяти наложниц разного цвета кожи. Денег, полученных от султана, на такое житье ему хватит вполне.

Статский советник про себя усмехался. Сексуальным маньякам всегда кажется, будто мир вокруг них тоже одержим сладострастием и развратом, но почему-то не признается в этом. Он просил мусульман лишь освободить из гарема Сахиб-Гирея любимую свою жену Елисаветту Николаевну вместе с младенцем, самым младшим из его сыновей, Иванушкой, да сообщить Ее Величеству Екатерине Второй о неправомочном аресте в Крымском ханстве российского дипломата.

Как ни странно, через десять дней они сделали это.

Потом Веселитский понял, что помогло ему в неравной схватке с врагами, что поколебало чаши весов в его пользу. В июне 1774 года две наши дивизии под командованием Суворова и Каменского разгромили сорокатысячный корпус турок у Козлуджи. Первая русско-турецкая война, османами же затеянная, кончилась полным их поражением на суше и на море. Султан согласился на переговоры, и мирный Кючук-Кайнарджийский договор был подписан очень быстро.

Спорить с победителями, а тем более злить их выходками в старо-исламском духе с заточением послов в тюрьму и пытками там стало опасно. Армия великой северной державы находилась примерно в 250 километрах от Стамбула, военный ее флот свободно крейсировал в Черном море. Потому предложение насчет денег и усадьбы, населенной восточными красавицами, являлось скорее провокацией, последней попыткой мусульман переиграть неверных, если не в честном бою, то хотя бы в хитрой шпионской схватке без правил…

Солнце поднималось все выше и заливало веранду светом, еще по-летнему ярким.

Предавшись своим воспоминаниям, чрезвычайный посланник и полномочный министр сидел в кресле неподвижно. Похоже, тот шестилетний период жизни, который он называл «крымским», заканчивался. Много разных событий, интересных, радостных и очень печальных произошло тут. Феноменальная память, лучшая помощница разведчика, подсказывала ему сотни мельчайших деталей, связанных с этими событиями. Иногда не детали, но целые образы возникали перед его мысленным взором, и Веселитский старался дать им беспристрастную оценку.

Тени на веранде растаяли. Становилось жарко.

Лишь правый угол деревянного строения, закрытый сильно разросшимися кронами четырех кипарисов, хранил легкий полумрак и прохладу сентябрьского утра. Петр Петрович, не выпуская императорский указ из рук, перебрался сюда и сел в другое кресло, накрытое цветным пледом.

В поисках уединения, тишины и покоя он всегда приходил к кипарисам. Смотрел на пирамидообразные вершины этих деревьев, непроницаемые снаружи и как будто полые внутри. Темно-зеленые, почти черные ветки и веточки, увешанные круглыми плодами-бубенчиками, уходили вверх и в стороны, создавая купол. Они ощетинивались в тесно скрученные, геометрически правильные метелочки, торчали прямо словно бы неживые.

Птицы редко садились на эти ветви. Они не вили гнезд в глубине темных, вытянутых к небу крон, источавших запах то ли ладана, то ли коры, тронутой слегка гниением. Но кипарисы, обитатели крымских дворов, дорог и… кладбищ, казались ему загадочно-красивыми. Мрачноватая их красота помогала Веселитскому привести мысли и чувства в порядок.

Еще раз в хаосе коротких изломанных линий, в пустой, как заброшенный склеп, вершине громадного дерева, почудилась действительному статскому советнику фигура человека в узких сапогах. Усилием воли он отогнал навязчивое видение. Оно медленно растворялось в полутьме кипарисовой кроны. Черт лица уже было не разобрать, кинжал походил на обломок сухой ветки, пестрый кафтан — на истлевшую прошлогоднюю листву. Веселитский вскинул голову и посмотрел на солнце, вставшее в зените.

Он решил не перечитывать царский указ снова.

Просто сложил бумагу по сгибам и засунул в правый карман кафтана, одновременно другой рукой извлекая из левого кармана второе письмо с санкт-петербургским обратным адресом. На нем тоже имелась восковая печать Иностранной коллегии. Однако написал его не канцелярист, а лично вице-канцлер (т. е. первый заместитель министра иностранных дел. — А. Б.) граф Остерман, начальник Веселитского по дипломатической службе. Остерман, конечно, догадывался, какую реакцию у его подчиненного может вызвать решение царицы.

Он писал чрезвычайному посланнику вполне дружески и расшифровывал некоторые бюрократические формулировки указа. Например, он сообщал, что ныне более полезным найдено возвращение Веселитского к «пограничным делам в Киеве», ибо активность вероятных противников России в будущей войне — турок и поляков — резко возросла. Что это за «пограничные дела», Петр Петрович знал отлично: разведка и контрразведка, борьба с вражеской агентурой, обосновавшейся в Малороссии, и особенно — на землях по правую сторону от Днепра, долго находившихся под властью польских панов.

Вице-канцлер советовал посланнику не беспокоиться насчет Лошкарева. Тот прибудет в Крым не ранее января 1783 года. К этому времени восстановление на троне Шахин-Гирея надо уже завершить, и поручается оное именно ему, Веселитскому. Во исполнение сего плана государыня распорядилась отправить на полуостров корпус генерал-поручика графа де Бальмена, который пока дислоцируется около крепости Кизи-Керман. В него входят три пехотных полка, два егерских батальона, три полка донских казаков.

Корпус должен войти в Крым через Перекоп, имея в своих рядах и отряд сторонников Шахин-Гирея, и самого светлейшего хана. Потому в ближайшее время следует чрезвычайному посланнику и полномочному министру вместе с правителем крымско-татарского государства, а также с верными ему беями, мурзами, сайменами и бешлеями погрузиться на российские военные корабли и отплыть из Керчи в Азовское море, к крепости Петровской. Там ждут их еще два пехотных полка — Копорский и Вятский — и три сотки донских казаков.

Данные воинские части будут сопровождать Веселитского и светлейшего хана в пешем походе от Петровской к Кизи-Керману, затем соединятся с корпусом графа де Бальмена, увеличив его численность до девяти тысяч человек. Таковых сил хватит, чтобы усмирить мятеж «отборной татарской сволочи», как назвала Бахадыр-Гирея и Арслан-Гирея в одном из своих писем Екатерина Вторая. Через Перекоп, по степным дорогам корпус дойдет до Ак-мечети (совр. Симферополь), потом — до Карасу-Базара (совр. Белогорск), утверждая повсюду законную власть избранного народом Шахин-Гирея и арестовывая тех, кто противится ему…