Три одиночества. Созидающий башню: книга II - Елена Райдос

подталкивал призрак. А что если обломавшемуся достать своего врага Медине взбредёт в голову отыграться на его семье? Хватит ли у незадачливого охотника сил, чтобы защитить своих близких? Может быть, в таком случае лучше было бы позволить палачам свершить возмездие? От предчувствия надвигающейся беды Риса зазнобило, и он невольно поёжился.

— Вижу, ты понял, — призрак удовлетворённо кивнул. — Да, это была медвежья услуга, уж извини, не стоило мешать этим парням тебя прикончить. Но теперь поздно, до Магистра уже наверняка дошло, что с тобой и с этим городком что-то не так. Думаю, он сменит тактику. Тебе нужно что-то придумать, чтобы обезопасить свою семью.

— Какое тебе дело до моей семьи? — тут же взвился Рис, хотя Призрак просто озвучил его собственные мысли.

— Всё, охотник на призраков, наш разговор окончен, — в голосе ночного гостя зазвучал металл, и Рис невольно подался назад, словно опасался, что слова смогут его ранить. — Я тебя предупредил, дальше дело за тобой. А теперь пора баиньки. Сладких снов.

Что произошло дальше, Рис не понял. Вот только что призрак сидел в расслабленной позе напротив него и вдруг исчез. При этом охотник не смог засечь никакого движения, только почувствовал мгновенную боль за правым ухом и провалился в темноту. Очнулся он поздним утром, когда солнечный луч нахально пробрался сквозь заросли цветущего боярышника и запрыгнул ему прямо в правый глаз. В первый момент Рис даже подумал, что ночной гость ему действительно приснился, но, подойдя к скале, заметил прочную верёвку, свешивавшуюся с её верхнего края. Раньше тут никакой верёвки не было, в этом Рис был уверен. Похоже, ангел-хранитель, не будучи уверен в скалолазной подготовке своего подопечного, обеспечил его страховкой.

— Это был бессмертный, — ошарашенно прошептал Рис, наконец осознав, кем на самом деле был призрак. — Только бессмертному под силу убить другого бессмертного.

Лезть на скалу ему расхотелось. Если для него специально провесили страховочную верёвку, то там, наверху точно ничего интересного нет. Без сомнения, логово призрака находилось совсем в другом месте, и ещё вопрос, стоит ли это логово разыскивать, ведь обычному человеку справиться с бессмертным всё равно не удастся. Рис слишком много знал о бессмертных, чтобы питать в этом вопросе какие-то иллюзии.

Но нельзя же просто забыть о существовании чужака, ведь этот парень опасней ядовитой змеи, даже целого клубка ядовитых змей. Правда, за три года он не сделал жителям Алата ничего плохого, если не считать кражу одежды, но можно ли надеяться, что и дальше всё будет столь же благостно? Судя по последним словам, ответа на этот вопрос не было и у самого бессмертного.

Глава 2

Покой и бесстрастность. Наверное, если бы Киру спросили, как она может в двух словах описать Убежище, то это были бы именно эти слова. Мир, созданный мужиками, помешанными на брутальности и аскетизме. Невозможно было не удивляться прихотливости путей, которыми подчас следует творческая мысль, ведь ни Тарс, ни тем более Антон, которые и были со-творцами Убежища, не производили впечатления отрешённых от мира отшельников. Как же в их воображении могла возникнуть эта снежная фантасмагория, сплошь состоящая из остроконечных застывших форм? Впрочем, трудно было отрицать тот очевидный факт, что Убежище обладало своим неповторимым очарованием. Здесь было даже по-своему красиво, но то была холодная красота необработанного алмаза, прячущего своё сияющее сердце под корявой невнятной оболочкой. Наверное, нужно было очень сильно любить всё скрытое и таинственное, чтобы сотворить такой мир.

В Убежище почти всегда было безветренно, но вы это замечали, только когда ваш взгляд обращался к вершинам гор, окружавшим глубокое ущелье подобно неприступной крепостной стене. Над белыми шапками каменных великанов постоянно развевались снежные флаги, как бы намекая на то, что Творцы Убежища всё-таки знают о существовании такого явления, как ветер. На закате холодное солнце подкрашивало вершины гор розовым, и это вносило приятное разнообразие в чёрно-белый дизайн этого места, лишь слегка разбавленный тёмно-зелёным фоном вековых елей. Даже притулившееся на скале здание Школы было построено из потемневшего от времени дерева, видимо, чтобы не контрастировать с остальным однотонным пейзажем.

Днём в небе над Убежищем чаще всего сияло яркое солнце, превращая сугробы в блестящую сахарную глазурь, но и тогда деревянный дом выглядел мрачным и каким-то заброшенным, особенно, до полудня, пока ученики и учителя были погружены в педагогический процесс во внутренних помещениях. Зато редкие снегопады преображали Убежище до неузнаваемости, словно кто-то набрасывал колышущееся снежное покрывало на острые зубцы скал и верхушки ёлок. Мир размывался, становился зыбким и призрачным. В полном безветрии большие узорчатые снежинки плавно парили в морозном воздухе, напоминая пух, которым обычно набивают подушки и одеяла.

Кира подставила лицо ледяным пушинкам и с удовольствием слизнула влагу с губ. На вкус растворившиеся снежинки напоминали шипучую газировку, даже язык немного пощипывало. В последнее время она всё чаще зависала на открытой площадке около Школы, пока Тиночка была занята практиками и лекциями. Атан-кей несколько раз намекнул своей ученице, что школьные порядки касаются всех, включая мамочек, пасущих своих талантливых деток, но, столкнувшись с полным отсутствием в её организме стремления к постижению магических наук, оставил Киру в покое.

Трудно сказать, насколько полезной для её психики оказалась эта ежедневная доза медитативного одиночества, но невозможно отрицать, что именно созерцательные практики исподволь подтолкнули Киру к желанию разобраться в своей жизни. Увы, открывшаяся ей правда, вряд ли смогла бы послужить обезболивающей микстурой, скорее, наоборот, она, словно колючка под хвостом у лошади, заставила Киру метаться в поисках избавления от страданий.

— Это не моя жизнь, — фраза застряла в её голове как навязчивый шлягер, от которого можно избавиться разве что вместе с этой самой головой. — Я живу чужой жизнью, в этом всё дело.

Да, Кире трудно было отказать в определённой логике, контраст между её прежней и нынешней жизнью был настолько шокирующим, что у нормального человека он должен был вызвать как минимум настороженность, а то и откровенное неприятие. Странно, но три года назад Киру это совершенно не смущало, тогда она воспринимала жизненные метаморфозы с восторгом и воодушевлением. Ей даже казалось, что вся её прежняя жизнь, такая скучная и заурядная, была лишь прелюдией к жизни настоящей, наполненной высоким смыслом борьбы за счастье и свободу. Переехав в Алат, Кира впервые почувствовала себя значимой, эдаким важным элементом социума, и это было захватывающее, не испытанное прежде ощущение.

Жизненный поток подхватил путешественницу как сорванный листок и понёс по течению. События принялись мелькать перед её глазами со скоростью проносящегося пейзажа за