Невинные - Джеймс Роллинс

И в конце оказалась ужасно, чудовищно не права.

Она чуть подвернула стопу, чтобы ощутить успокоительное давление кобуры на лодыжку. Больше врасплох ее не застанет никто. При ней больше ни один невинный не пострадает.

Кашлянув, она снова сосредоточила внимание на студентах.

— На этом закругляемся, народ. Все свободны. Наслаждайтесь зимними каникулами.

Пока студенты выходили из аудитории, она заставила себя смотреть в окно на яркое небо, пытаясь отогнать тьму, оставшуюся от видения, настигшего ее только что.

Когда аудитория опустела, Нейт наконец дошел до нее.

— Профессор, — в голосе его слышалась тревога. — У меня для вас послание.

— Какое послание?

— Вообще-то целых два. Первое — от израильского правительства. Оно наконец разблокировало наши данные с раскопок в Кесарии.

— Замечательно, — Эрин попыталась изобразить энтузиазм, но не преуспела в этом. Ну, хотя бы Эмми и Хайнриху воздадут дань за их последние труды, которые послужат эпитафией их кратким жизням. — А второе от кого?

— От кардинала Бернарда.

Удивившись, она посмотрела на Нейта в упор. Не одну неделю она пыталась достучаться до кардинала — главы Ордена сангвинистов в Риме. Подумывала даже слетать в Италию, чтобы устроить форменную осаду его апартаментов в Ватикане.

— Уж пора бы ему ответить на мои призывы, — проворчала Эрин.

— Хотел, чтобы вы перезвонили ему незамедлительно, — сообщил Нейт. — Такое впечатление, что дело срочное.

Эрин испустила вздох негодования. Бернард игнорировал ее два месяца, а теперь вдруг ему что-то от нее понадобилось. У нее к нему была тысяча вопросов — тревог и мыслей, копившихся за последние недели по возвращении из Рима. Она посмотрела на доску, разглядывая полустертую строку. И об этих видениях вопросов у нее тоже хватает.

Были ли эти эпизоды последствиями посттравматического стресса? Не переживает ли она вновь время, проведенное в западне под Масадой?

Но если так, почему я ощущаю вкус вина?

Тряхнув головой, чтобы прояснить мозги, она указала на конверт в руке Нейта.

— А это что такое?

— Адресовано вам, — он протянул конверт ей.

Для простого письма конверт чересчур тяжел. Эрин пробежала взглядом обратный адрес.

Израиль.

Слегка дрожащими руками она вскрыла конверт с помощью авторучки.

Заметив, как дрожат у Эрин руки, Нейт поглядел на нее с озабоченным видом. Она знала, что он уже беседовал с университетским психологом о собственном ПТСР.[4] Они оба уцелели, но заплатили за это кровью, став обладателями секретов, говорить о которых вслух не могли.

Подняв конверт, она вытряхнула оттуда один машинописный лист и предмет, размером и формой напоминающий перепелиное яйцо. При виде этого предмета сердце Эрин упало.

Даже Нейт негромко ахнул, отступив на шаг назад.

Эрин подобной роскоши была лишена. Она быстро прочла сопроводительное письмо от израильских сил безопасности. Те решили, что прилагаемый артефакт более не является вещественным доказательством по закрытому расследованию их дела, и выражали надежду, что она передаст его законному владельцу.

Эрин держала отполированный кусочек янтаря в ладони, будто драгоценнейший предмет на свете. Под унылым флуоресцентным освещением он смахивал на отполированный бурый камешек, но на ощупь теплее. Свет бликовал на его поверхности, а в самом центре недвижно зависло крохотное темное перышко, сохранившееся на протяжении тысяч лет, будто навеки запечатленное в янтаре мгновение.

— Талисман Эмми, — проронил Нейт, сглотнув ком в горле. Он был свидетелем убийства Эмми. И теперь отвел глаза от янтарного шарика.

Эрин сочувственно положила ладонь на локоть Нейта. На самом деле для Эмми эта безделица была больше чем просто талисманом. Однажды во время раскопок девушка рассказала Эрин, что в детстве нашла этот кусочек янтаря на берегу и была очарована перышком, заточенным внутри, гадая, откуда оно взялось, и воображая крыло, из которого оно могло выпасть. Янтарь пленил не только перышко, но и воображение Эмми. Именно он воспламенил в ней желание изучать археологию.

Глядя на янтарь, лежащий на ладони, Эрин понимала, что этот крохотный предмет привел Эмми не только в науку, но и на встречу со смертью.

Пальцы Эрин стиснулись вокруг гладкого камешка крепко, как ее собственная решимость, заставившая принести в душе присягу.

Больше никогда…

Глава 2

Шагая в своем парадном мундире, сержант Джордан Стоун чувствовал себя этаким мошенником. Сегодня он похоронит последнего члена своей бывшей команды — молодого человека, капрала по фамилии Сэндерсон. Его тело, как и тела прочих членов команды, так и не нашли.

Перерыв за пару месяцев тонны обломков на том месте, где раньше была гора Масада, военные сдались. Пустой гроб Сэндерсона впивался в бедро Джордана, шагающего в ногу с остальными, несущими гроб.

Декабрьский снегопад укутал территорию Арлингтонского национального кладбища белым саваном, скрыв бурую траву и налипнув толстым слоем на голых ветках деревьев. Снег громоздился на выгнутых верхушках мраморных могильных камней. Их выстроилось здесь столько, что и не сочтешь. Каждая могила под своим номером, почти каждая с именем; в каждой нашел вечный приют солдат, сложивший голову с честью и достоинством.

В одной из них упокоилась его жена Карен, убитая в бою более года назад. Хоронить было почти нечего, только ее солдатские жетоны. Гроб ее, как и гроб Сэндерсона, был пуст. Порой Джордану даже не верилось, что ее больше нет, что он уже никогда не поднесет ей цветы, в благодарность получив долгий поцелуй. Теперь цветы будут лишь на могилу. Он принес ей алые розы, прежде чем направиться на погребение Сэндерсона.

Джордан представил себе веснушчатое лицо капрала. Юный член его команды всегда старался угодить, относился к своей работе всерьез и не жалел сил. А в награду получил лишь одинокую кончину на вершине горы в Израиле. Джордан крепче сжал холодную ручку гроба, от всей души желая, чтобы исход задания был иным.

Еще несколько шагов мимо голых деревьев, и они внесли гроб в выстуженную часовню. Среди этих простых белых стен он чувствовал себя куда уютнее, чем в роскошных церквях Европы. Сэндерсону тут тоже было бы уютнее.

Мать и сестра Сэндерсона ждали их внутри, одетые в одинаковые черные платья и легкие официальные туфельки, несмотря на снег и холод. Светлую, как у Сэндерсона, кожу обеих даже зимой густо усеивали коричневые веснушки, носы и глаза покраснели.