Сенсация на Марсе (сборник) - Василий Бережной

— К сожалению.

— Какому государству принадлежит ваш аппарат?

— Я с созвездия Лиры.

— Ну вот что, Туо, не довольно ли морочить мне голову!

На Туо эти грубые слова не произвели ровным счетом никакого впечатления.

— Я вижу, разговора у нас не получится, — произнес он с олимпийским спокойствием. — Вы не верите ни одному моему слову. По причине своей крайней отсталости и предельной ограниченности. И я хотел бы…

Беседа записывалась на магнитофон, и Фраг перебил:

— Прошу вас, ближе к делу!

Туо все с той же выдержкой, медленно подбирая слова, продолжал:

— Я хотел бы побеседовать с президентом вашей страны.

— С президентом? — Фраг иронически улыбнулся. — Может быть, все-таки достаточно премьер-министра?

— Разговор с премьером тоже не помешает.

— Подумать только, какое великодушие! Ну что ж, придется полечить вас от космических бредней!

— Я совершенно здоров как с точки зрения терапии, так и психиатрии, — все так же спокойно сказал Туо. — И должен вас предупредить: за насилие над межпланетным путешественником вы понесете ответственность перед…

Договорить он не успел: из боковой двери выскочили четыре дюжих санитара, схватили его за руки, и не успел бедный Туо и пикнуть, как ему сделали укол. Он что-то хотел сказать, но уже не мог, язык не повиновался, сознание помутилось. Но все же он еще успел коротким взглядом пронзить Фрага. И была это не ненависть и не злость. Если бы это, Фраг и глазом бы не моргнул: к такому он давно привык. Была в этом взгляде какая-то неземная тоска, нечто такое, что обдало Фрага ледяным холодом.

Туо уже увезли в дальнее предместье города, за высокие желтые стены и, вероятно, заперли в специально оборудованной комнате, а Фрагу все было как-то не по себе: все еще стояли перед ним эти глаза и этот взгляд.

Анита сидела в плетеном кресле на своем балкончике и, ни о чем не думая, смотрела на море. Оно начиналось внизу и голубой стеной подымалось до горизонта. Там, в туманной дали, в белесой дымке, маячил корабль. Если отвести глаза, а потом снова глянуть, покажется, что корабль этот плывет в небо… А вот к берегу неслышно, легко, невесомо подплывает белый лайнер — уже осень, а туристы все прибывают. Ведь солнце ласковое, и, хотя вершины гор уже припорошены снегом и воздух прохладный, редко встретишь в городе человека в плаще или в легком демисезонном пальто, ходят еще в костюмах.

Море постепенно, не сразу меняет цвета, а Анита все-таки замечает малейшие оттенки. Далекая черная полоска корабля, плывущего в небо, исчезла в штриховой завесе, и не поймешь то ли дождь идет, то ли лучи света пробиваются сквозь тучи. Ближе к берегу на синем фоне появилось несколько серебристых озер. Одно из них уже поблекло, посерело.

Анита любит вот так в одиночестве любоваться морем. Порой вспоминается ей суженый, который так трагически погиб. Ждала счастья, а пришло горе. Ей до боли в сердце жаль себя. Кто ее полюбит… такую некрасивую? Кому откроется тот негасимый свет, которым полна душа? Проходят мимо и не догадываются, не знают. А он знал, он видел этот свет, потому и любил, даже некрасивое ее лицо любил.

Мама успокаивает, пытается рассеять тревогу, томление души, а брат, приходя, только скажет: «Сколько можно переживать?»

А она чувствует себя одинокой в человеческом муравейнике. Сидела бы вот так часами и смотрела на море. Без мыслей и чувств. И пускай себе плывут эти лайнеры хоть в небо, пускай появляются и исчезают серебристые озера — ей все равно. Но надо идти, сегодня она должна проведать своего Туо. Тоже одинокая душа, попал Фрагу в лапы, и никто его не разыскивает — неужели так и нет у него близких? Ну что ж, она постарается их заменить…

До психушки доехала на автобусе. Приземистые больничные корпуса стояли в старом саду, за которым начинался сосновый лес. Анита посмотрела вслез отъезжающему автобусу и пошла к воротам. Что она скажет Туо? Наверно, он станет доказывать, что никакой он не сумасшедший, — а она разве психиатр? Но как бы то ни было, а навязчивая космическая идея никому и ничем не угрожает. Но все равно его не выпустят.

Ее сразу проводили к тюремному корпусу, дебелый санитар молча отворил палату и подтолкнул через порог. Щелкнул замок.

Палата была залита ярким светом, и в первое мгновенье Анита не заметила Туо. Стены и пол, даже потолок — все было обито мягкой коричневой материей и напоминало матрац. Здесь можно, наверно, биться головой об стенку — отскочишь, как резиновый мяч. Ни единого оконца, стола, стула или кровати никаких предметов в этом большом ящике. Свет — только сквозь щели между потолком и стенами.

— О Анита!

От стены отделилась фигура в буром халате и, неловко ступая по пружинящему полу, двинулась к ней. Анита с трудом узнала Туо. Его золотистое лицо побледнело, под глазами синели круги.

— Добрый день, Туо! — воскликнула она, стараясь придать своему голосу хотя бы какое-то подобие веселости.

— Добрый день… а может быть, ночь… ведь для меня здесь все сместилось.

— Сейчас день, Туо, хороший осенний день.

Хотела еще что-то сказать о море и о кораблях, но почемуто промолчала. Как-то беспомощно посмотрела на стены, и от Туо не ускользнул этот ее взгляд.

— Вы, наверно, устали? Располагайтесь, пожалуйста… Вот так! — И он подпрыгнул и тут же как сноп упал на пружинистую обивку. Повернулся на бок, левой рукой подпер голову, а правую вытянул вдоль тела. — Видите, как удобно? Комфорт!

Анита сбросила туфельки и пристроилась у стены, охватив руками колени. Подумала: «Где-то здесь вмонтированы объективы и микрофоны».

— Вот так, Анита, встречают у вас космических гостей! удрученно произнес Туо. — Земля, праматерь Земля, о которой я так мечтал… И этот Фраг… Какое варварство!

— Послушайте, Туо, — перебила его Анита, чтобы поменьше таких его слов попало на магнитофон. — А как вы сегодня спали?

— Вот посадить бы в эдакие коробки всех Фрагов, — не унимался Туо, — на Земле снова началась бы нормальная, естественная жизнь.

Аните хотелось остановить его, переключить его внимание на какую-нибудь другую тему, но потом она подумала: «А зачем? Пускай испортит настроение этому подонку!»

— Ничтожные людишки, — продолжал Туо, — а захватили такую огромную власть! До чего докатилось человечество! И когда только очистит оно свои авгиевы конюшни?

Распаляясь все больше, он долго еще провозглашал патетические филиппики против зла, несправедливости, варварства и своеволия, которые, по его мнению, заполонили Землю.