Жизнь мальчишки - Роман Горбунов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Как тебя зовут? — Внезапно спросил я, пока она внимательно разглядывала обертку от мороженного.
— У меня много имен. — С загадочностью ответила она, поднимая свои тоненькие брови, как это делают взрослые актрисы. — Иногда, я мечтаю, как гуляю в розовом платье по Парижу с мален6ькой собачкой, и там в этих фантазиях меня зовут Матильда. Там все кавалеры во фраках оглядываются на меня и вежливо подают мне руку. А иногда, мне кажется, что меня никто не любит, ни родители, ни подружки… и там меня зовут Ильза. Есть еще несколько имен, впрочем ты можешь называть меня как хочешь, я придумаю новый мир, где мы с тобой гуляем только вдвоем. И в этом новом мире нам никто не нужен будет.
— Здорово! Тогда я буду звать тебя Марта, а ты зови меня Август! Это будут наши тайные имена в новом мире, где мы одни и нам никто не нужен. — Выпалил я и про себя подумал: «Где счастье льется рекой, а радость светиться солнцем», но постеснялся ей это сказать. Внутри меня запели воробьи, прыгая на ветках. При этих словах мы оба заулыбались и посмотрели на солнце, которое за листьями деревьев, уже махало нам своими руками, и приглашало продолжить свой путь под его присмотром. В животе от радости щекотало, будто там разлегся клубочком мой кот после сладкого обеда.
— Идти ко мне, будем вместе в тени. Тут место на двоих хватит. — Вежливо предложил я.
— Нет уж. Я люблю спать на солнце. — С той же элегантностью ответила она, подняв брови.
— Но тебе же напечет! Будет солнечный удар! — удивился я ее беспечности.
— Ну и пусть. Зато я буду во сне дышать солнечным воздухом, а ты ночным.
— Так ты думаешь, что свет — это часть солнца, а тень — часть ночи?
— А почему бы и нет. Ведь все сходится. — Она сказала это очень серьезно, а я не стал возражать.
В этот момент нам обоим было легко, как этим листьям, тихо шелестящим на дереве. Мне казалось, что мы дышим не здесь под деревом, а наше дыхание где-то там над ним. И эта легкость кружила нам голову и клонила в сон. В такие моменты солнце начинает светить по другому, ветер начинает дуть по другому, все кажется другим, легким и невесомым, будто вот-вот оторвется от земли и полетит как пух. Наши мысли точно тогда улетели. Пока мы витали в облаках, к нам незаметно подошел безумный шляпник, и склонившись над ней, своим скрипучим, как ржавая телега голосом прошептал ей прямо на ухо:
— Я управляю этим миром. Меня наделили этими полномочиями главные правители мира. — Он посмотрел на ее реакцию, — она была в шоке, глаза ее чуть не вылезли, поскольку она только переехала и видела его впервые. — Только это большая тайна, ты не должна никому об этом говорить. Поняла! — почувствовав в ней внушаемую личность и незнакомую персону, продолжил свой гипноз шляпник.
— Оставь ее! Никто не верит твоим сказкам уже! Проходи мимо! Хватит нам тут заливать! — выпалил я. Он медленно обернулся на меня, с таким видом, будто я только что его забор свалил, или его раскрасил. Узнав во мне бывалого, он демонстративно поправил на бок свою широкополую фиолетовую шляпу и откинул голову назад с достоинством самого знатного герцога.
— Дай откусить! — И он потянул свое противное лицо к остаткам мороженного, убежденный в том, что в такую жару он достоин его, так же как и мы. Она с отвращением отдернула руку и нахмурила брови. В ответ он надул губы, и поправил свою шляпу уже на другой бок, после чего плавной походкой стал удаляться, так же не заметно, как и приблизился до этого к нам.
— Побежали домой, а то уже задержались тут слишком долго! — подхватил я, и мы резко с криком побежали вперед, обгоняя испуганного этим нашим визгом, шляпника. Вокруг через дома то скрывалось, то появлялось солнце, мелкие камешки под ногами сверкали в его лучах. Мы бежали на одном дыхании, держась невидимыми руками, в едином порыве безумия и радости. И казалось, в этом порыве сливалось все, что нас окружало: дома, деревья, улыбки, смех, птицы и отблески солнца, на всем где оно отражалось. Вот и наши дома стали виднеться знакомыми заборами и лужайками. Я понял, если мы сейчас просто так расстанемся, то в следующий раз неизвестно когда встретимся снова, а мне этого не хотелось бы. Я взял ее за руки, и она остановилась, глядя на меня запиханными от бега глазами, не понимая, что я затеял.
— Давай каждый вечер, когда заходит красное солнце, смотреть друг другу в окно, и показывать друг другу руками то, о чем мы хотим сказать, или какое у нас настроение. Или прикладывать к окну свои рисунки.
— Давай! Это здорово ты придумал! — Она предвкушая уже что изобразит, заулыбалась. — Ну все, до встречи! — Она вырвалась из моих рук и побежала к своему дому, а я смотрел ей в след, и думал обернется ли она или нет. И вот она замедлила шаг возле калитки, но открыла ее так и не обернувшись. Неужели забыла обо мне так быстро, этого не может быть. Я пристально глядел за каждым ее уставшим шагом, понимая, что больше ее уже не увижу, — видимо это была случайная для нее встреча, которая для нее ничего не значила, кроме вкуса этого мороженного. И вот перед самой дверью она внезапно обернулась, и радостно замахала мне рукой, — у меня снова запрыгали на ветках воробьи. Я тут же помахал ей в ответ, пока она не скрылась за дверью, и только после этого, под чириканье воробьев, слегка подпрыгивающей походкой побежал к своей лужайке. Из дома уже пахло супом, хлеба для которого я так и не купил.
