Женатый мужчина - Кэтрин Эллиотт

После этого на их лицах застыла судорожная паника. Действительно, пуповина обмоталась вокруг шеи. Может, ему не хватает драгоценного кислорода? Повезут ли меня в операционную делать кесарево? Нет, уже слишком поздно, ребенок выходит, появилась головка, и… боже мой, умоляю, спасите моего ребенка, моего бесценного малыша! Потом, когда вышла голова, помню только пронзительную слепящую боль. Отвратительный последний толчок — и он выскользнул, как тюлененок.

Я в бессилии откинулась на подушки, вперившись в потолок расширенными от потрясения глазами: боль прошла. Кто-то радостно подхватил ребенка, поднял его в воздух над моей головой. Все замерли, и мне протянули малыша.

— Смотрите, у вас мальчик.

Я с нетерпением посмотрела на него, губы растянулись в слабой улыбке — я так ждала этого момента, так хотела сжать его в объятиях. Я посмотрела на него. И раскрыла рот от ужаса. Сначала я даже не могла говорить, а потом…

— О господи, — ахнула я. — Он негр.

В голове был сплошной туман, я не могла поверить! «Но… я ничего такого не делала, — судорожно размышляла я, — ничего такого не было! Я бы обязательно запомнила, если бы…»

— Нет, дорогая, — поспешила успокоить меня медсестра. — Он просто посинел. Очень сильно посинел, но кожа уже становится нормального цвета, видите? Это из-за недостатка воздуха в легких.

— О! О господи, а я подумала…

Я оглянулась — все медсестры были с Ямайки. Ни одного белого лица. Четыре пары больших темных глаз разглядывали меня поверх масок.

— Извините, — пробормотала я. — Я не хотела… с ним все в порядке?

— Все хорошо, — хихикнула одна из сестер. — Все в порядке. Здоровый, крепкий мальчик — Она сняла маску и протянула мне малыша с широкой улыбкой на лице. — Думала, что придется назвать его Уинстоном, дорогуша?

Тут все они расхохотались, ударяя себя по бедрам и хватаясь друг за друга. Я смущенно улыбалась, глядя на маленький сверток, который и вправду розовел с каждой минутой.

— Я просто потихоньку схожу с ума, — пробормотала я. — Кто угодно сойдет с ума после таких схваток.

Да после любых схваток, раз уж на то пошло. Мэйзи… где Мэйзи? — Я оглянулась: меня вдруг охватила эйфория. Мне срочно надо было поделиться с кем-нибудь радостью. — Эй, нельзя ли позвать хоть кого-нибудь из моих родных? — со смехом произнесла я.

— Я здесь, дорогая, — раздался тихий голос из угла. Я повернула голову. Мэйзи была в комнате, но почему-то стояла за моей спиной, в тени, и прятала в рукаве носовой платок. Ее большие голубые глаза были полны ужаса.

— Нет, нет, Мэйзи, с ним все в порядке, все хорошо, — заверила я ее, одной рукой прижимая ребенка, а другой потянувшись к матери. — Не волнуйся, ему просто не хватало кислорода, а сейчас все в норме!

Она кивнула, подошла ко мне и взяла меня за руку, глотая слезы.

— Тогда я пойду скажу Лукасу, — пробормотала она. — Он в коридоре.

— Да, конечно, и Неду, — напомнила я, когда она собралась выйти. — Мэйзи, вы до него дозвонились? Попробуйте еще раз позвонить на мобильный или…

И тут я все поняла. Поняла, когда она опять повернулась ко мне лицом. По ее глазам я увидела, что случилось что-то чудовищное. В них таилось предзнаменование беды и страх.

Она покачала головой:

— Нет, я не дозвонилась. Но я попробую еще раз.

Я выпустила ее пальцы, и в моем сердце вдруг зародилось кошмарное предчувствие неизбежного. Я была парализована. Произошло что-то ужасное, настолько ужасное, что даже думать страшно. Что-то, о чем она не может мне рассказать — не сейчас, когда у меня на руках новорожденный. Когда прошло всего несколько минут после его рождения.

Я окаменела, мне было страшно, я начала дрожать. Через полчаса меня на кресле-каталке отвезли в отдельную палату, а Макса отнесли в детскую. Я лежала на кровати, парализованная страхом, и думала о том, что невозможно было вообразить. Так что, когда это случилось, я, как ни странно, была уже готова.

Вошли Мэйзи и Лукас. Они сели рядом на серые пластиковые стулья, лица у них были бледные и хмурые. И Лукас все мне рассказал. Ровным, тихим голосом, теребя в руках фетровую шляпу, с пепельно-серым лицом, он рассказал мне о том, как Нед спешил в больницу и потерял управление. Он решил срезать путь по дороге с работы, из видеомонтажной мастерской, и, говоря по мобильному телефону, слишком резко свернул и врезался в грузовик. Он не был пристегнут, пролетел сквозь ветровое стекло и умер мгновенно.

Теперь я помню, как на секунду у меня остановилось дыхание, и я подумала: вот так, наверное, чувствовал себя Макс, когда у него вокруг горла обмоталась пуповина. Мне казалось, будто меня душат. И в голове вдруг завертелись странные, неуместные мысли. Например, я подумала о том, что в тот самый момент, когда мой сын сделал первый в жизни вздох, его отец вздохнул в последний раз.

К счастью, после этого все воспоминания превратились в сплошное расплывчатое пятно: помню только, как дрожь переросла в неконтролируемую тряску, как кто-то накрыл меня одеялом и укутал, как маленького ребенка. Еще помню, что Мэйзи постоянно была рядом, все время держала меня за руку и не отпускала, и выглядела как девяностолетняя старуха.

Одно я помню точно: мне почему-то не приносили Макса. Может, думали, что я не хочу его видеть? Что это для меня слишком? Или по моему невнятному бормотанию они решили, что я его отвергну и вымещу на нем свое горе? В конце концов я просто села на кровати и стала орать. Медсестра с ребенком тут же прибежала по длинному коридору.

Бену тогда было четыре года, и кто-то должен был с ним поговорить: эту задачу взяли на себя Лукас и Мэйзи. Он пришел меня навестить. В моей памяти хранятся отдельные кадры того времени, но связной картины нет. К примеру, я помню, как Бен лежит на моей больничной койке и я прижимаю к груди его и Макса. Следующий кадр: Лукас отвозит нас домой; я на заднем сиденье, держу Макса, обнимаю бледного, молчаливого Бена. Потом мы оказываемся в подъезде моего дома, и нам предстоит преодолеть четыре лестничных пролета с колыбелькой на руках; Мэйзи открывает дверь наверху, и рядом с ней стоит моя сестра Ди, которая живет в Италии и только что прилетела: на их лицах застыла тревога.

Теперь мне говорят: «Наверное, с маленьким ребенком пережить трагедию было еще сложнее». Но на самом деле именно благодаря малышу я и справилась. И еще я никак не могла поверить в то, что произошло, поэтому мои умственные процессы затормозились и почти остановились. Тогда мне казалось, будто я — это не я. Я словно наблюдала за своей жизнью на расстоянии: у меня не было ни мыслей, ни планов, я просто существовала, внутри меня горел яркий огонь, но я была в растерянности, словно после мощного взрыва. Я не могла позволить себе расклеиться, так как мне надо было заботиться о Бене и Максе, и я все время чувствовала, что Мэйзи и Лукас рядом, что они следят за тем, чтобы у нас все было в порядке.