Фёдор Александрович Васильев - Юрий Федорович Дюженко

казалось бы, может быть неприглядней и скучней, чем эти острые камни на пустынном берегу или рыбачьи сети, развешанные на кривых палках, которые можно видеть в рисунке Васильева «Камни и сети»? Нет ни резкой светотени, ни даже контрастного сопоставления земли и неба, предметов переднего и дальних планов, нет даже энергичного нажима карандаша или растушевки. Одни карандашные линии - тонкие как паутина. Все выдержано в очень мягких градациях и непритязательно, но именно потому это так глубоко, сложно и по-настоящему красиво. Это почти осязаемые песок и вода, и прозрачные сети; и вместе с тем это образ великой русской реки, песня о Волге, к которой ни одного слова не прибавишь. Тут только необходимое, главное.

Под стать этому и десятки, многие десятки рисунков Васильева, сделанные им на Волге. Любой из них может быть неоспоримым доказательством того, что Васильев был достойным преемником лучших традиций русской школы рисунка. В его графических работах можно видеть много черт, сближающих их с произведениями таких блестящих рисовальщиков, как А. Иванов, Крамской, Шишкин.

Пейзажные рисунки Шишкина получили признание в русском искусстве как самостоятельные произведения. Васильев продолжил завоевания своего учителя в этой области, но его пейзажные листы обладали большей легкостью, изяществом, проникнуты были более тонким поэтическим чувством.

Из волжской поездки Васильев привез много превосходных этюдов акварелью и маслом, еще более свежих и живописных, чем он писал ранее.

С пребыванием Васильева на Волге связан также ряд его картин. Венцом работы всего лета было создание картины «Баржи на Волге», ныне находящейся в Государственном Русском музее.

Это поэма о Волге, о ее дивной природе, о бурлаках, которым так тяжело живется и настроение которых отражено в состоянии природы.

На берегу около расшивы (как назывались на Волге эти своеобразные баржи с мачтами) сидят бурлаки, с кормы свешивается бечева, которой они тащили на себе эту баржу. Что-то варится на дымном костре.

Голубое небо покрыто у горизонта клубящимися облаками. Оно пронизано горячим вечерним светом, который отражается в тихой зеркальной воде, на полуспущенных парусах барок, принявших коричневато-палевый оттенок, на горячем прибрежном песке; светом выделены снасти, свисающие с кормы расшивы.

Эта отдыхающая, убаюканная и омытая ласковым светом природа полна проникновенного чувства. И все же это не безмятежная природа. В картине таится напряженность, даже тревога. Тревожность ощущается не только в наползающей грозовой туче, она чувствуется во всем строе картины: в композиции, в колорите, общем настроении.

По своему строю картина вызывает одновременно чувство радости и чувство грусти, чувство гармонии и вместе с тем чувство скрытой мятежности. Эти переплетающиеся настроения и сложные ассоциации сливаются в стройный идейный замысел глубокого социального звучания. Олицетворением выраженной в пейзаже идеи являются изображенные в нем люди.

Важное значение в решении образа картины художник придавал выражению богатырской мощи родной природы, ее свободы. Для этого нужно было передать глубокое пространство. И пространство в пейзаже Васильевым решено так, как до него оно никем не было передано в русской живописи: это реалистически отображенная среда, наполненная влажным воздухом, напоенная трепетным светом. Художник добился своей цели - в пейзаже ощущается ширь и вольность.

Однако в этом заключалась только часть замысла: Васильев хотел дать почувствовать, что простым труженикам ограничено место в широком и просторном мире. Для этого художник использует композиционные средства, располагая бурлаков в своей картине на фоне темной высокой баржи, среди нагромождения предметов. Но выражено это не навязчиво, тонко, в самом настроении картины, намеками, ассоциативно, а не какими-либо грубыми внешними приемами.

В чистом, звонком колорите при его общей жизнерадостности есть и напряженность, колорит также активно служит выражению содержания.

Композиция картины поражает своей цельностью и собранностью, удивительной уравновешенностью и согласованностью частей. Художник четко выявил ядро композиции - группу бурлаков и барж, к которым стягиваются основные линии картины - линии горизонта, граница воды и берега, складки песка, бревна возле костра, направляя глаз зрителя к баржам. В центральной части сгруппированы самые богатые по форме предметы - баржи со сложным ритмом поднятых и опущенных, прямых и округлых парусов. Центральная же часть является самым насыщенным цветовым пятном картины и самым контрастным местом по сопоставлению света и тени.

Уравновешены и все основные соотношения частей в картине: неба и земли, воды и берега. Отдельным частям композиции художник придал внутреннюю устойчивость. Так, например, решено небо, левая часть которого с наползающей грозовой тучей значительно меньше, но так как она более насыщена по цвету, то это уравновешивает обе части неба и вместе с тем вносит в общее решение разнообразие и богатство.

При большой силе обобщения в картине тщательно разработаны мелкие, но важные детали. До мельчайшего завитка, например, можно разглядеть резьбу, украшающую корму баржи.

По свободе письма, по богатству колорита при большой материальной, пространственной и световой правдивости картина эта едва ли имеет прямую аналогию в современной ей пейзажной живописи.

Работы волжского периода Васильева трудно даже сравнить с его же собственными работами, выполненными за год, за два до поездки, настолько он вырос и как колорист, и как рисовальщик, и как мастер композиции. Талант, фанатическая влюбленность в искусство и трудолюбие сделали возможным такое стремительное движение к вершинам искусства.

В воспоминаниях Репина ярко передан эпизод, характерный для Васильева: после утомительного путешествия он всю ночь рисовал, забыв об усталости: «Васильев не ложится, он взял альбом побольше и зарисовывает свои впечатления […] Долго, долго глядел я на него в обаянии. Дремал, засыпал, просыпался, а он все с неуменьшающейся страстью скрипел карандашом […] Меня даже в жар начинает бросать при виде дивного молодого художника, так беззаветно увлекающегося своим творчеством, так любящего искусство! Вот откуда весь этот невероятный опыт юноши-мастера, вот где великая мудрость, зрелость искусства…»

Однако мастерство Васильева, приобретенное им в период поездки на Волгу, было только началом его подлинной творческой зрелости.

Впрочем, значение поездки на Волгу для Васильева не ограничилось только созданием