Лекарство от измены - Кэролайн Роу

— Как вы убедили ее сделать это? — с удивлением спросила она.

— Ей сказали, что это приказ его величества. Она нам нужна. Нам ведь не нужен плачущий ребенок на руках, не так ли?

— Пожалуйста. Давайте оставим этот план, — сказала она с настойчивостью в голосе. — Это слишком опасно. У нас не получится.

— Слишком поздно. На восходе няня будет у ворот. А кроме того, в этом деле участвуют и посторонние. Если сейчас попытаться отступить, это будет слишком опасно. Для всех. — Его рука изобразила в воздухе неопределенную волну. — Вы что, раньше не знали, что донья Исабель умирает? — жестко добавил он.

Ответом ему была тишина. Молчание затягивалось. Он встряхнул ее, и она заговорила снова.

— Я возьму ребенка и пойду к ее величеству. Я скажу ей, что услышала слух о заговоре, что я боялась за жизнь принца и поэтому взяла его из того места, где его должны были принести ей. Она простит меня. У нее вспыльчивый характер, но она отходчива.

— Вы не только плохо осведомлены, но еще и глупы, — сказал он. — А что вы скажете, когда вас спросят, кто же вам помог в этом деле?

— Я никогда не предам вас. Никогда.

— К счастью для меня, — холодно произнес он, — у вас и не будет такой возможности.

— Как вы смеете говорить со мной подобным образом? — сказала женщина, пытаясь собрать остатки достоинства.

— Смею, потому что должен, если мы оба хотим выжить. Будьте благоразумны, госпожа моя. Подождите меня здесь. Мне еще надо кое-что сделать. Если я не вернусь на рассвете, то мы встретимся за городскими стенами, около восточных ворот. Я принес вашу одежду. Пока меня не будет, переоденьтесь.

— А что вы можете сказать о причине болезни моей племянницы? — спросил епископ Беренгуер чересчур небрежным тоном, когда они уже медленно двигались в темноте. Факелы, горящие у них за спиной, создавали достаточно света для того, чтобы Беренгуер мог видеть дорогу. Для Исаака же улица была слишком знакомой, чтобы ему потребовался поводырь.

— Есть много возможных причин, ваше преосвященство, — очень осторожно ответил Исаак. — Это мог быть укус насекомого, впоследствии нагноившийся и воспалившийся: если бы донья Исабель была солдатом или драчливым парнем, я бы сказал, что это последствия небольшой, но запущенной раны.

— А могла ли эта рана быть следствием чьего-то злого умысла?

Исаак остановился.

— Я так не думаю. Это было бы трудно. — Он обдумал вероятность подобного события. — Когда донья Исабель придет в себя, Ракель узнает обстоятельства болезни. У вас есть причины опасаться преступного намерения?

— И нет, и да. Это единственное дитя моей сестры — сводной сестры, если быть точным. Доньи Констанцы д’Импури. Но, Исаак, друг мой, если бы вы могли видеть, вы бы знали то, что понимает каждый, кто смотрит на нее. У нее на лице написано, кто ее отёц. — Епископ остановился и посмотрел вокруг. Откуда-то внезапно налетел холодный ветер, и он поплотнее завернулся в плащ.

— Ее отец хорошо известен?

— Следует признать, что Педро Арагонский достаточно известен, — сказал он с легкой иронией. — О моей умершей сестре напоминает только выражение глаз, все остальное она унаследовала от отца. Если бы дети его жены были похожи на своего отца хотя бы вдесятеро меньше, чем донья Исабель, их мать уже была бы очень довольна, — сказал Беренгуер. Он остановился и положил руку на рукав Исаака, чтобы остановить его. — Вы что-нибудь слышите, друг мой? — прошептал он.

— Беспорядки, — сказал Исаак. — Где-то в городе.

— Мужланы празднуют канун Святого Йохана с бурдюком вина на каждого. В старые времена они бы уже обосновались с какой-нибудь женщиной на краю поля и не нарушали покой честного люда. — Беренгуер засмеялся и возвратился к собственным проблемам. — Подозреваю, что моя племянница — бельмо в глазу нашей молодой королевы. У нее и так уже достаточно неприятностей. Больше всего она боится, что инфант Йохан, новый герцог Жироны, умрет.

— Но у нее, конечно, будут еще сыновья.

— Говорят, она боится, что станет бесплодной, или, как ее предшественница, будет рожать только девочек. Достойный брак дочери доньи Констанцы может напомнить ей, какой непостоянной может быть фортуна.

— А это возможно, ваше преосвященство? — сказал Исаак. — Этот брак?

— Да. Дон Педро восхищен ее красотой и образованностью. Он планирует выдать ее замуж за очень влиятельного человека. — Он остановился и засмеялся. — Когда я произношу все это вслух, все опасения кажутся мне глупостью. К тому же ее величество — наименее кровожадная из дам, — добавил он. — Но кое-кто из ее сторонников сделал бы что угодно, чтобы избавить ее от неприятностей.

— Например, чтобы принести ей известие, что донья Исабель погибла от… укуса насекомого? — сказал Исаак.

— Монахини преданны и осторожны. И я знаю, что вы будете заботиться о моей племяннице, как если бы она была вашим собственным ребенком. Если Исабель выживет, мы будем вам очень благодарны. — Епископ сделал паузу. — Теперь, когда нас никто не может услышать, скажите, как там Йохан — наш молодой принц? Вы подтверждаете опасения его матери?

— Не сегодня вечером, и вообще не в ближайшее время. Над ним не витает запах смерти. Когда я оставил его, небольшая лихорадка уже прошла, он хорошо поел и спал спокойно, как любой другой трехлетний ребенок. Конечно, — добавив Исаак, — в свое время смерть придет к каждому из нас.

Ветер усиливался, трепля подолы их одежд. Епископ плотнее сжал плащ.

— Слава Господу, ветер прохладный. Он необходим этим летом, чтобы мор обошел нас стороной. Но, возвращаясь к молодому принцу, для его величества и доньи Элеоноры будет достаточно, если смерть подождет, пока он не будет назван королем Арагона и не родит собственных сыновей.

— День или два отдыха, и он снова будет прежним, — сказал Исаак. — Полагаю, он становится все крепче, а в том месте, где он сейчас, воздух сладок и хорош. Ее величество может не беспокоиться.

Епископ остановился.

— Боюсь, что в своем эгоистичном наслаждении нашей беседой я увел вас довольно далеко. Мы почти во дворце. Здесь я покину вас, друг мой.

Когда они поднимались к собору и дворцу епископа, они услышали далекий шум человеческих голосов. Затем он внезапно перерос в шквал криков и проклятий. Позади себя, на другой стороне площади, Исаак услышал острый стук камня, ударившего по булыжнику или по стене, сопровождаемый глухим звуком ударом кулака или палки по мягкой человеческой плоти. Он вздрогнул.

— Это больше, чем просто пьяный кутеж, ваше преосвященство. Там повсюду бунтовщики.

— Точно, — сердито сказал епископ. — В ночь Святого Йохана пьяных дураков влечет на улицу. И некоторые из этих дураков, как мне кажется, живут слишком близко к дворцу. Если я не ошибаюсь, некоторые из этих голосов принадлежат моим школярам. Он посмотрел на свиту за спиной. — Эй, стражник, — позвал он.

Ближайший всадник из свиты епископа дал шпоры своей лошади.

— Да, ваше преосвященство…

Епископ положил руку на лошадиную холку.

— Немедленно поезжайте, друг мой, и разбудите капитана стражи. Передайте ему, пусть он проследит за тем, чтобы толпа держалась подальше от дворца. Затем пригласите каноника, в обязанности которого входит наблюдать за всем, что происходит в жилой части семинарии. — Он огляделся. — Ну ладно, мастер Исаак, мне все это не нравится. Но мы очень быстро уберем школяров с площади и отправим их по постелям. Если вы пройдете прямо через площадь и вниз, то избежите улиц, где, похоже, собирается городской сброд. Я пошлю с вами сопровождающих.

— Скоро рассветет? — спросил Исаак.

— Первые лучи рассвета только начинают освещать крыши.

— Холодный ветер и свет дня приведут гуляк в чувство, — сказал Исаак. — Я прошу вас не беспокоиться. Я хорошо знаю город и в темноте вижу так же, как и любой человек, которого вы пошлете вести меня.

— Вы, без сомнения, правы, мастер Исаак. Через час-другой поднимется солнце и разгонит их по домам. Но мне было бы легче на душе, если бы я послал с вами одного-двух своих людей.

— Ваше преосвященство, нам пора уже спать, а я боюсь, что до этого мне придется навестить еще одного пациента, — сказал Исаак. — Позвольте вашим многострадальным спутникам отправиться на покой. Господь и мои оставшиеся чувства будут направлять меня. А в узких переулках я буду в безопасности.

Исаак уверенно пошел через площадь в сторону лестницы, ведущей вниз, к Еврейскому кварталу, выставив перед собой посох, кончик которого точно показывал ему, где он находится. Когда он достиг центра площади, он остановился. Шум усилился. Его слух, более острый, чем у епископа, определил два источника звука — пьяные семинаристы в парке и городская чернь у реки — задолго до того, как его друг заметил непорядок. Теперь он услышал и шаги по каменной лестнице, ведущей к собору. До него донесся звук открывающихся дверей и ставней, топот большого числа людей, сердитые крики, призывающие к тишине, и ответные громкие проклятия. За несколько минут ситуация резко изменилась. Если бы он продолжал идти прежним путем, то попал бы прямо в толпу пьяных гуляк, намерения которых он не мог определить. Исаак изменил направление и пошел по диагонали площади в сторону самого спокойного ее угла. Когда он прошел около половины пути, брошенный кем-то камень упал рядом с ним, отлетел от земли и болезненно ударил по руке. Он непроизвольно отклонился от намеченного пути. С другой стороны от него с резким звуком упал еще один камень.