Треснувшее зеркало - Агата Кристи

— Приходил доктор Хейдок, — с укоризной сообщила мисс Найт. — Я сказала, что вы ушли на чай к миссис Бэнтри. Он обещал зайти завтра утром.

Она помогла мисс Марпл раздеться.

— Кажется, мы вконец устали, — заметила она с упреком.

— Может быть, вы, а я нет, — огрызнулась мисс Марпл.

— Проходите и усаживайтесь поудобней у камина, — продолжала давать указания мисс Найт, как обычно, не обращая внимания на возражения. («Не надо придавать значения тому, что говорят эти милые старушки. Надо просто ублажать их».) — А не выпить ли нам чашечку оувалтина[5]? Или, может, для разнообразия немного хорликса[6]?

Мисс Марпл поблагодарила и сказала, что предпочла бы рюмочку сухого хереса. Мисс Найт посмотрела неодобрительно.

— Не знаю, как бы к этому отнесся доктор, — заявила она, возвращаясь с рюмкой.

— А мы его спросим завтра утром, — съязвила мисс Марпл.

На следующее утро мисс Найт встретила доктора Хейдока в прихожей и что-то взволнованно стала нашептывать ему на ухо.

Утро было прохладное, поэтому, войдя в комнату, доктор, уже довольно пожилой человек, стал растирать свои руки.

— А вот и доктор пришел навестить нас, — весело объявила мисс Найт. — Позвольте, я возьму ваши перчатки, доктор?

— Путь полежат здесь, — сказал Хейдок, небрежно бросая перчатки на стол. — Довольно прохладное утро.

— Может, рюмочку хереса? — предложила мисс Марпл.

— Я слышал, вы пристрастились к вину. Но вы никогда не должны пить в одиночку.

Графин и рюмки были уже на столике около мисс Марпл. Мисс Найт вышла из комнаты.

Доктор Хейдок был старинным другом мисс Марпл. Он уже практически вышел на пенсию, но все еще навещал кое-кого из своих старых пациентов.

— Я слышал, что вы падаете на улице, — начал он, осушив рюмку хереса. — Это никуда не годится, вы уже не в том возрасте. Делаю вам предупреждение. И еще я слышал, что вы не хотели посылать за доктором Сэндфордом. (Сэндфорд был компаньоном Хейдока.) Эта ваша мисс Найт все же послала за ним и была совершенно права.

— Я всего лишь слегка ушиблась и немного испугалась. Так сказал доктор Сэндфорд. Я вполне могла подождать до вашего возвращения.

— Послушайте, дорогая. Я ведь не вечен. А у Сэндфорда, должен вам заметить, квалификация получше моей. Он первоклассный врач.

— Молодые врачи все одинаковы, — возразила мисс Марпл. — Они измеряют ваше давление и, что бы с вами ни было, прописывают вам какие-нибудь новые таблетки фабричного производства. Розовые, желтые, коричневые. Нынешняя медицина похожа на супермаркет — все только в упаковках.

— А вам бы надо, чтобы я прописал пиявки, микстуру и растирал вам грудь камфарным маслом?

— Я делаю это сама, когда у меня кашель, — не сдавалась мисс Марпл, — и очень помогает.

— Нам неприятно, что мы стареем, — вот в чем беда, — с грустью заметил Хейдок. — Мне это тоже не очень нравится.

— По сравнению со мной вы просто молодой человек, — возразила мисс Марпл. — Я, собственно, не имею ничего против старости самой по себе. Меня выводят из себя мелкие унижения.

— Мне кажется, я понимаю, что вы имеете в виду.

— Нельзя остаться наедине с собой. Нельзя просто выйти одной из дому на несколько минут. И даже вязать — что всегда было одним из моих любимых занятий (я и в самом деле неплохая вязальщица) — нельзя: у меня теперь спускаются петли, и очень часто я даже не замечаю этого.

Хейдок задумчиво смотрел на нее.

Глаза его вдруг заблестели.

— Всегда существует альтернатива.

— На что вы намекаете?

— Если вы не можете вязать, вы могли бы для разнообразия заняться распутыванием. Как Пенелопа.

— Вряд ли мы с ней в одинаковом положении.

— Но ведь распутывание как раз по вашей части, не так ли?

Он встал.

— Я должен идти. Что бы я прописал вам, так это какое-нибудь необыкновенно загадочное, колоритное убийство.

— Как вы можете говорить такое! Это кощунство!

— Кощунство? Однако вам обычно не надо погружаться на слишком большую глубину. Достаточно той глубины, на которую в один прекрасный летний день погрузилась петрушка в тающее масло. Что меня всегда поражало — наш добрый старый Холмс. Персона теперь несовременная, как мне кажется. Но его никогда не забудут.

Мисс Найт не замедлила явиться, как только доктор ушел.

— Ну вот, — закудахтала она, — мы выглядим намного веселее. Ну что, доктор порекомендовал вам что-нибудь укрепляющее?

— Он порекомендовал мне заинтересоваться убийством.

— Каким-нибудь интересным детективом?

— Нет, — ответила мисс Марпл, — самым что ни на есть натуральным.

— Боже мой! — воскликнула мисс Найт. — Но ведь это же невероятно, чтобы убийство произошло в таком спокойном месте.

— Убийства могут происходить где угодно, — сказала мисс Марпл. — И происходят.

— Может быть, в Новых Домах, — размышляла мисс Найт. — Многие из тамошних парней ходят с ножами.

Но когда убийство произошло, случилось это не в Новых Домах.

ГЛАВА 4

Отступив шага на два от зеркала, миссис Бэнтри внимательно себя осмотрела, поправила шляпу (она не привыкла носить шляпы), натянула перчатки из хорошей кожи и вышла из своего домика, тщательно закрыв за собой дверь. Она предвкушала самые приятные события. Прошло примерно три недели после их разговора с мисс Марпл. Марина Грегг и ее муж уже прибыли в Госсингтон-Холл и более или менее обосновались в нем.

Во второй половине дня должно состояться собрание основных участников подготовки праздника в помощь Ассоциации Святого Иоанна. Миссис Бэнтри не входила в подготовительный комитет, но получила записку от Марины Грегг, в которой та приглашала ее поучаствовать в чаепитии перед собранием. В записке упоминалась их встреча в Калифорнии, а внизу стояло: «Сердечно ваша Марина Грегг». Записка написана не на машинке, а от руки, что, безусловно, было и приятно, и лестно для миссис Бэнтри. Что и говорить, знаменитость есть знаменитость, а пожилые дамы, сколь бы влиятельны они ни были в местных масштабах, прекрасно сознают, что они абсолютно ничего не значат в мире знаменитостей. Так что миссис Бэнтри испытывала то радостное чувство, какое испытывает ребенок, для которого приготовили сюрприз.

Подходя по аллее к дому, миссис Бэнтри внимательно смотрела по сторонам, фиксируя свои впечатления. Усадьба имела более ухоженный вид, чем в те времена, когда переходила из рук в руки. «Да, денег не пожалели», — отметила про себя миссис Бэнтри, удовлетворенно кивнув. Из аллеи цветник не был виден, и миссис Бэнтри осталась даже довольна этим. Цветник с оригинальным цветочным бордюром был для нее источником особого наслаждения в те давние дни, когда она жила в Госсингтон-Холле. Она позволила себе немного взгрустнуть, вспомнив о своих ирисах. «Лучшие ирисы во всей Англии», — с гордой уверенностью сказала она себе.

Оказавшись перед новенькой парадной дверью, поблескивавшей свежей краской, она нажала кнопку звонка. С похвальной проворностью дверь открыл дворецкий, внешность которого не оставляла сомнений в его итальянском происхождении. Он проводил ее прямо в комнату, бывшую когда-то библиотекой полковника Бэнтри. Она, как ей уже рассказывали, была объединена с кабинетом. Результат получился впечатляющим. Стены обшиты панелями, пол покрыт паркетом. В одном конце салона стоял рояль, посередине у стены красовался великолепный проигрыватель для пластинок. В другом конце комнаты устроен как бы маленький островок из персидских ковров, чайного столика и нескольких стульев. За столиком сидела Марина Грегг, а у камина, опершись о каминную доску, стоял человек, который с первого взгляда показался миссис Бэнтри самым некрасивым из всех, кого она до сих пор встречала.

Всего за несколько мгновений до того, как миссис Бэнтри нажала кнопку звонка, Марина Грегг говорила мужу восторженно-мягким голосом:

— Это место — как раз то, что мне нужно, Джинкс. Именно то, к чему я всегда стремилась. Тишина. Английская тишина и английская деревня. Я вижу, что могла бы здесь жить, жить всю жизнь, если потребуется. Мы усвоим английский образ жизни. Каждый день у нас будет послеобеденное чаепитие, будем пить китайский чай из моего любимого георгианского сервиза. Будем любоваться из окна этими газонами и этим английским цветочным бордюром. Наконец-то я дома — вот что я ощущаю. Чувствую, что могу жить здесь, что могу быть спокойна и счастлива. Это место непременно станет нашим домом — вот что я чувствую. Домом.

И Джейсон Радд (которого жена звала Джинксом) улыбнулся ей. В его улыбке были признательность, снисходительность, но и сдержанность, потому что он слышал это много раз и прежде. Может быть, на сей раз мечта сбудется. Может быть, это действительно то самое место, где Марина Грегг могла чувствовать себя дома. Но уж больно хорошо ему известна ее преждевременная восторженность. Каждый раз она была уверена, что наконец-то нашла именно то, что хотела.