Страна последних рыцарей - Халил-бек Мусаясул

В наши дни он проходил так: сначала все мужчины вместе с дибиром {19} и другими представителями духовенства собирались в одном из богатых домов на большой молебен, после чего они, распевая священные молитвы, шли к могилам отцов и памятникам у крепостной стены, воздвигнутым в честь павших на чужбине. Тут их души нашли покой. Наш дед Манижал Мохама, погибший под Карсом, тоже был похоронен здесь. На горных вершинах все еще лежал снег, но у их подножий уже вновь зарождалась жизнь. Сюда пришла весна! А какой ясный, четкий, неповторимый облик имеет каждое время года в горах! Земля стала по-весеннему влажной и темной. Слабое дыхание нежной зелени казалось тонкой вуалью, наброшенной на кусты. Радостное солнце светило всем сверху со всей силой, душистая туманная дымка нисходила на нас, как его дыхание. В ветвях голых деревьев пели дрозды, то тут, то там в зеленой траве виднелись крапинки весенних цветов. Мужчины с молитвами дошли до поля, и теперь должно было начаться то, чего с нетерпением ждали жители села. Мы, дети, с широко раскрытыми от любопытства глазами смотрели на взрослых. Малыши глазели на все происходящее, сидя на руках нарядно одетых матерей. Вперед вышел дибир, одетый в причудливый наряд: на нем был вывернутый наизнанку овчинный тулуп, на голове была огромная папаха, надвинутая глубоко на лоб. Все это придавало ему грозный вид. Наверное, так выглядели когда-то древние боги полей и лугов.

И вот они подвели двух молодых волов, кудрявые лбы которых были увенчаны первыми цветами, и впрягли их в стоявший наготове сверкающий плуг. Сам дибир, ученый муж, повел быков вместе с плугом по полю. Мягкая земля поднималась тяжелыми, влажными пластами, а за дибиром шел Салман и бросал равномерными движениями семена в дымящиеся борозды. После того как пахарь и сеятель дважды прошли вдоль поля под благоговейное молчание сельчан, закончилась первая, самая торжественная часть праздника Оцбай, само священнодействие. Затем началось веселье, шутки и прибаутки без конца и края. Мужчины состязались в метании камня, в конных скачках, фехтовании и беге наперегонки. Победителям вручался почетный приз в виде куска сверкающей мягкой шелковой ткани на рубашку, на котором лежал настоящий символ весеннего праздника — гигуч, большой как колесо телеги. Если я скажу, что гигуч — это большой бублик, украшенный орнаментом из медовой глазури и выложенный яйцами, такими же как во время христианской Пасхи, то это будет лишь его жалким описанием, ничего общего не имеющим с его действительным великолепием. Но я вынужден ограничиться этим. Мы, дети, тоже получали в этот день каждый по маленькому гигучу. Свой я из благоговения долго не решался съесть, потому что его пекли всего один раз в году, к празднику Оцбай, а до следующего года нужно было еще так долго ждать.

Праздник завершался торжественной трапезой в доме главного победителя спортивных состязаний, которая сопровождалась веселой музыкой, танцами, продолжавшимися до ночи. На следующее утро уже на всех полях работали люди. Снова начинался год крестьянина. И на все это вечное движение по-отечески взирали вершины гор.

Позднее, в мае, начинался сенокос, а в нашем большом хозяйстве не хватало рабочих рук. Приходилось нанимать жителей других аулов, чтобы вовремя успеть скосить и собрать сено.

Это было так замечательно, когда я со своей маленькой резвой козой бродил в толпе аульских мальчишек или ездил с мамой на лошади по лугам. Со всех сторон раздавались звуки песен и танцев. Женщины косили, а мужчины отбивали косы, блестевшие на солнце. Все работали без устали! Но когда мы с мамой подъезжали к косарям, это означало, что пришло время отдыхать. Тогда все устраивались поудобнее, пили бузу * {20}, играли, перебрасывались шутками, а моя мама смеялась вместе с другими женщинами. А когда на землю опускался вечер и косари после долгой и утомительной работы возвращались домой, день на этом еще не кончался. Еще издалека можно было услышать поющие голоса и почувствовать запахи вкусно приготовленной пищи. А после сытного ужина неутомимые работники не отказывали себе в удовольствии еще потанцевать и поиграть в веселые и подвижные игры. Далеко раздавались их смех, шум и музыка. И лишь с наступлением темноты устанавливалась в ауле тишина. Но как только на рассвете раздавалось пение муэдзина и слышался стук башмаков стариков, идущих на молитву в мечеть, косари снова отправлялись на свою нелегкую, но приносящую радость работу.

В августе во время жатвы все происходило точно так же. Когда на полях, расположенных террасами, появлялись снопы, наступало великое время для нашей Хади, которая была родом из высокогорного аула Кула. Как быстра и неутомима была она в работе. Никто не мог сравниться с нею в косьбе, жатве и в вязании снопов. Она часто работала одна на самых дальних полях. В один из вечеров Хади возвращалась с поля не одна, а с новорожденным ребенком, которого она рожала без чьей-либо помощи, и сама же пеленала. Хади была плодородна как сама матерь земля. Это возбуждало мое любопытство, и я пытался узнать у Хади, откуда только она брала так много маленьких детей. «Я нахожу их в поле во время жатвы, как птичьи гнезда и маленьких зайчат»,— ответила она мне, улыбаясь, а женщины же хихикали при этом. «А если их не заметить, то можно ведь нечаянно задеть серпом так, что они могут умереть?» — «Да, да, такое тоже иногда случается,— сказала Хади спокойно,— но вскоре можно найти и другого ребеночка». После таких рассказов я просил маму пойти со мной в поле, чтобы там между стеблями пшеницы и цветами мака найти маленького ребенка. Однако моя просьба оставалась безответной. А Хади тем временем уже принесла себе с полей целую кучу детей, которых никто и не считал. Все дети бегали вокруг, веселые и здоровые.

Привилегированное положение Хади среди прислуги нашего дома было бесспорным уже потому, что она была женой Рамазана, нукера и домоправителя, уважаемого и достойного человека. Его братья тоже работали у нас. Важную роль в нашем доме играл его брат Юсуп, искусный повар, готовивший отменные блюда для праздничного стола. Он умел жарить великолепный шашлык из нежной ягнятины и сочной баранины, готовить курицу и дичь, а также печь прекрасные пряники, для которых я перебирал орехи и изюм. Однажды в его жизни произошло событие огромного значения: ему было доверено готовить для самого царя, бывшего тогда наследником трона и приехавшего к нам в Чох {21}. Юсуп не уставал рассказывать в самых образных выражениях об этом важном историческом событии. Во мне он находил благодарного слушателя. Впрочем, и Хади готовила очень вкусно. Когда кончались полевые работы и поля лежали, предоставленные лишь добрым силам земли и солнца, дождя и ветра, она готовила нам свои замечательные пуршинал {22} с творогом и ботишал {23} с сыром или варила великолепный хинкал {24}, то из темной муки погрубее, то из очень нежной белой муки.

Кроме Хади, Рамазана и его братьев в нашем доме работало и жило еще много других людей. Так, например, Хаджидавуд, конник и егерь, Курбан, который сторожил ночами наших овец, Ашура, сестра Хади и жена конника Мухаммеда, и, наконец, певец Галбац, развлекавший нас долгими зимними вечерами.

Конечно, все наши слуги и служанки были семейными людьми (за исключением Хавы, которая была не женщиной, а скорее странной игрой природы), и Аллах посылал им ежегодно желанных детей. Мы жили, играли и росли вместе с ними. Они обслуживали нас и присматривали за хозяйством, как это делали их предки для наших предков, и вероятно, их внуки будут делать для наших внуков. Мы же будем заботиться о них, содержать их материально и защищать их права, как это было заведено с давних времен.

В конце лета, когда на равнине все бывает выжжено солнцем, пастухи возвращаются в горы, где трава отливает более темной изумрудной зеленью, чем весной. Они идут по дороге, ведущей из Чоха в сторону сочных альпийских лугов, расположенных в Кала.

Непрерывное блеяние овец уже издалека возвещает о приближении отар. Главный пастух, удаман, является сыном одного из владельцев отар. Он командует настоящей армией, состоящей из многих сильных и смелых мужчин, двадцати тысяч овец, сотен лошадей и нескольких десятков кавказских овчарок. Я с нетерпением ждал чабанов, так как они приносили мне чудесные подарки: искусно вылепленные, очень похожие на настоящих фигурки всадников, лошадей и овец. Среди них были белый козлик и каракулевая овечка, и все это великолепие из сушеного сыра!

Кроме того, с их приездом начиналось очень важное событие — стрижка овец, праздник, во время которого пастухи могли показать, на что они способны. К участию в соревновании допускались лишь самые ловкие. Владельцы отар готовили подарки, чтобы у участников этого мероприятия поддержать хорошее настроение. Сюда же приносили корзины, полные мяса и пирогов с сыром, ботишал. Нарядно одетые женщины и дети тоже участвовали в большом торжестве, устроенном в честь праздника. Все пели и танцевали, мужчины стреляли в воздух. От всего этого было очень шумно и весело. В этот день было принято оказывать помощь бедным и преподносить дары мечети. На глазах у присутствующих взрослых и любопытной детворы ягнятам ставили клеймо хозяина. Это зрелище увлекало и одновременно тревожило мою детскую душу.