Череп грифона - Гарри Тертлдав

Соклей и Менедем одновременно пожали плечами — так слаженно, будто были актерами на комических подмостках.

— Завтра пойдем на агору и посмотрим, что имеется у ваших торговцев, — сказал Соклей. — И мы с радостью продадим наши товары и за серебро. А серебра в этих местах хватает, если только нам удастся его выманить.

— Желаю вам всяческих успехов, — ответил Киссид. — Однако Антигон порядком нас разорил. Он…

Хозяин замолчал, когда вошел раб, чтобы зажечь лампы и факелы, и не возобновлял речей до тех пор, пока раб не покинул андрон. И даже после того, как тот ушел, Киссид еще некоторое время вел вполне невинную беседу. Должно быть, он побаивался осведомителей.

Насколько Соклей знал своего двоюродного брата, Менедем наверняка подумывал о том, чтобы заполучить в постель одну из рабынь Киссида. Но никаких женщин не появилось, и раб, забравший Соклея и Менедема из андрона, проводил их в тесную комнатушку с парой кроватей. Лампа, мерцавшая на столе между постелями, давала света немного, но вполне достаточно, чтобы разглядеть выражение лица Менедема. Оно было так красноречиво!

Соклей рассмеялся.

— Бедняжка, ты так разочарован!

— Ох, заткнись, — сказал Менедем. — Разумеется, разочарован: ты же не хорошенькая девушка!

— И даже не уродливая, — согласился Соклей. — Хотя, полагаю, я был бы уродливым, будь я девушкой.

— А уж старомодная борода тем более тебя не украшает, — ответил Менедем.

Соклей фыркнул.

— Все могло бы быть и хуже. Мы могли бы сейчас лежать на палубе юта.

Он стащил через голову хитон, завернулся в гиматий и улегся спать. Так же поступил и Менедем. Обе постели скрипнули, когда сплетенные из кожаных ремней рама и набитые шерстью матрасы приняли вес молодых мужчин.

Менедем задул лампу, и комната погрузилась во тьму.

Соклей почти моментально заснул.

Проснувшись в гостевой комнате родосского проксена, Менедем не сразу вспомнил, где находится, но ему напомнил об этом раздававшийся с соседней постели храп двоюродного брата. Тусклый утренний свет просачивался сквозь ставни, прикрывающие окна. Снаружи, невдалеке, стала кричать галка: «Чак! Чак! Чак!»

Разбуженный птичьим гвалтом Соклей перестал храпеть и попытался завернуться в гиматий с головой. Несмотря на шум, он попробовал снова заснуть, но безуспешно. Пробормотав под нос какое-то ругательство, Соклей сел, и тогда Менедем сказал ему:

— Добрый день.

— Почти добрый, — ответил Соклей сквозь зевоту. — Наш хозяин уже встал?

— Я не слышал ничего, кроме шума, который подняла галка. — Менедем потянулся, пошарил под кроватью и нашел там ночной горшок.

Он встал, чтобы им воспользоваться, потом передал Соклею — гостеприимство Киссида не простиралось так далеко, чтобы предложить каждому гостю отдельный.

— Проклятая шумная птица, — сказал Соклей. — Если бы я видел ее, а не только слышал, я бы попытался утопить негодяйку в горшке.

Он поставил горшок на пол. Менедем потянул к себе хитон.

— Давай найдем кухню и посмотрим, сможем ли мы раздобыть там хлеб, масло, оливки, а может, и лук. Рабы Киссида наверняка уже встали, даже если сам он еще спит. Потом вернемся на «Афродиту», растолкаем нескольких моряков, чтобы те помогли нести товары, и посмотрим, как нам повезет на агоре.

— И что продают жители Кавна, — добавил Соклей.

— И что они продают, — согласился Менедем. — Никогда не скажешь заранее, что можно найти в таком городе: здешние ли товары, товары ли из остальной Карий — или, что бы там Киссид ни говорил, диковинки с другого конца света. С тех пор как Александр распахнул для эллинов двери Персидской империи, мы натыкаемся на всевозможные удивительные вещи, о которых едва ли слышали раньше. На павлинов, например.

— От павлинов были одни неприятности, — напомнил Соклей.

— Не только неприятности — мы же получили за них серебро. — Высказавшись, Менедем стал ждать, какое возражение придумает его двоюродный брат.

Поскольку Соклей ничего не возразил, Менедем решил, что привел веский довод, и в хорошем настроении отправился искать кухню Киссида — он не каждый день побеждал в спорах с Соклеем.

Двоюродные братья только-только закончили завтракать, когда на кухню вошел сам Киссид.

— Вы ранние пташки, — сказал он, отрывая кусок от ковриги хлеба, оставшейся со вчерашнего ужина.

— У нас сегодня много дел, — ответил Менедем. — Чем скорее мы начнем, тем скорее закончим.

Во время путешествия он всегда был полон кипучей энергии в море и чуть менее деятелен на суше — когда не гонялся за той или другой женщиной. Но этим утром ему хотелось сделать все одновременно.

— Долго ты еще будешь копаться, Соклей?

Соклей сплюнул косточку последней оливки на утоптанный земляной пол.

— Все, теперь я закончил. А вообще-то мне казалось, что ты всего лишь мой двоюродный брат и капитан судна, а вовсе не мой хозяин.

— Ладно, хватит разводить философию! Пошли, у нас куча дел!

Менедем потащил за собой Соклея, как «Афродита» — лодку на буксире.

— Увидимся вечером, почтеннейший, — через плечо бросил Менедем Киссиду. — Пожелай нам удачи.

— Желаю, хотя не думаю, чтобы вам очень нужны были мои пожелания, — ответил торговец оливками. — Люди, которые так трудятся, сами выковывают свою удачу.

Менедем едва ли услышал его — он как раз выталкивал Соклея на улицу.

Однако, оказавшись снаружи, капитан «Афродиты» чуть помедлил.

— Теперь… как бы нам найти гавань?

Улицы Кавна отнюдь не тянулись аккуратными линиями. Честно говоря, они образовывали какой-то загадочный узор, неведомый в геометрии. Кавн был старым городом — в отличие от Родоса, возведенного всего сто лет назад, где улицы пересекались под прямыми углами.

— Пока мы будем идти на восток, мы не заблудимся, — сказал Соклей. — Тени подскажут нам, в какой именно стороне восток.

— Сойдет. — Менедем засмеялся. — Обычно я держу курс по солнцу в море, а не на суше. Но ты прав — это должно сработать.

Это и вправду сработало. Менедем не был абсолютно уверен, что на обратном пути он снова сможет найти дом Киссида, но поднимающееся солнце привело их в гавань, к «Афродите». Несколько моряков на борту торговой галеры все еще храпели на своих скамьях, прислонившись к обшивке корабельного борта. Большинство уже встали, но двигались с ленцой мужчин, выпивших прошлой ночью слишком много вина.

Как и следовало ожидать, Диоклей уже бодрствовал и был абсолютно трезв.

— Радуйся, шкипер! — проревел он, заставив нескольких моряков вздрогнуть. — Я надеялся, что ты появишься к этому времени. Сегодня у нас много дел.