Дочь Генриха VIII - Розмари Черчилл

«Увижу ли я когда-нибудь ее снова?» — эта периодически навещавшая ее мысль и сейчас лежала под темным покрывалом беспокойства в этот яркий майский день. Ей стоило только взять бумагу и ручку и написать несколько смиренных строчек своему супругу, признавая, что они никогда не состояли в браке, что она прожила с ним во грехе более двадцати лет и что их дочь незаконнорожденная. И тогда Мария будет возвращена матери, чтобы скрасить оставшиеся ей годы. Никто, даже ее ближайшая подруга леди Уиллоугби или ее духовник, никто не узнает, как временами в тусклые утренние часы, когда не было сил сопротивляться, Екатерина почти готова была уступить этому желанию, как она простаивала на коленях в молитвах долгие часы, пока вновь не обретала силы, чтобы преодолеть искушение. Но парадоксально, что именно из-за Марии такого рода отступление было невыносимо.

Когда Екатерина поняла, что у нее не будет больше детей, она стала готовить Марию к той великой роли, которую ей предстояло начать играть в один прекрасный день. Она не считала, подобно Генриху, что только король может править хорошо и мудро. Ее мать, королева Изабелла, уже побывала в такой роли. Звезда Марии должна воссиять так же ярко, как когда-то звезда ее бабки в Испании. Сейчас же, больше чем когда-либо прежде, было настоятельно необходимо, чтобы законность прав Марии была подтверждена. Именно теперь, когда на ее место было поставлено дитя. Воспоминания об этом восьмимесячном ребенке, носившем фальшивый титул принцессы Уэльской, заставили губы Екатерины сжаться в твердую линию. Сколь ни набожна она была, она будет яростно биться на стороне своей дочери. А Анна в противоположном лагере будет вести такую же жестокую борьбу за свою Елизавету. Две непримиримые женщины, каждая из которых когда-то решила, что именно ее дитя станет обладателем английской короны. В настоящий момент шансы Анны на победу казались более предпочтительными, но Екатерина знала, что в ее силах было начать мощное контрнаступление. В тихом уголке сада она вспомнила свой последний разговор с Чапуизом.

У Кромвеля была своя секретная полиция, но агенты Чапуиза мало в чем ей уступали. Посол щедро платил им, чтобы всегда держать руку на пульсе общественного мнения. Они постоянно терлись среди простых людей на рынках, в трактирах, общались с куртизанками. Их почти не отличавшиеся друг от друга доклады вызывали такое желание работать, которое выпадает на долю совсем не многих послов. Люди, доносили они ему, глубоко сочувствуют Екатерине и ее дочери и, более того, особенно в провинции начинают возмущаться переменами, произведенными в области религии. Что касается купцов, то их эти сантименты мало трогали. Их интересы лежали больше в денежных сундуках, и только через них этих людей можно было подвигнуть на поддержку восстания против короля и Анны. Большая часть их богатств проистекала от торговли с Фландрией, а племянник Екатерины правил Фландрией, так же как и Испанией. Ему ничего не стоило превратить этих преуспевающих торговцев в нищих, просто наложив запрет на торговлю с его страной. «Так что, — нашептывали они друг другу в уши, прикрывая рот руками, унизанными перстнями, — будет хорошей политикой продемонстрировать императору, что мы на стороне его тетки и кузины. Разве королева Анна и весь этот сброд из рода Болейн смогут накормить наших голодных жен и детей?»

И была еще одна часть общества, чьи интересы никто не считал нужным принимать во внимание. Речь шла об огромном количестве английских женщин, которые упорно поддерживали Екатерину, сплотившись в непоколебимые отряды. Они всегда любили ее, а теперь в их отношении к ней появилось и кое-что новое. Ее трагедия была близка каждой женщине среднего возраста, которой надо было внимательно следить за своим мужем, навсегда уводимым от нее случайной «сиреной».

Что же касается наиболее важного класса из всех, то многие из английских аристократов были близкими друзьями Чапуиза, и их недовольство нынешним состоянием дел было ему хорошо известно. Он постоянно жужжал среди них, как прилежная пчела, снимая нектар то там, то здесь и находя вдруг неожиданных сторонников своему делу. Собирая все эти разрозненные кусочки мозаики воедино и полностью оставив в стороне свои непосредственные обязанности посла, Чапуиз неустанно трудился над разработкой своего плана. Причем для него он полностью был альтруистическим, не приносившим ему никакой личной выгоды. Его отличала фанатическая преданность этим двум женщинам, чье дело он сделал своим. Он решил, что должны начаться сразу несколько восстаний в различных частях страны. Лорд Дэрси заверил его в лояльности севера. В этих отдаленных частях страны феодализм все еще оставался больше, чем простым воспоминанием, и люди там были привержены старой вере. Западные графства также созрели для восстания против нового вероучения, и на них можно было положиться даже с двойной уверенностью, так как обширные поместья в тех краях, в Уолтшире и Дорсете, принадлежали ближайшей подруге Екатерины, графине Солсбери. Императора придется чуть ли не силой заставлять снабжать восставших вооружением и принуждать его к высадке на восточном побережье, хотя по обоим этим пунктам Чапуиз, у которого часто менялись настроения, не чувствовал себя уверенным. Он слишком хорошо знал своего императора и его эгоизм, стоявший за каждым его поступком, зачастую превышая даже приверженность семейным интересам.

Когда Чапуиз сложил для себя уже почти цельную картину, он вдруг понял, что в ней отсутствует наиболее важная часть, без которой все остальное становится бессмысленным. Нужен был лидер, человек, который сплотил бы воедино все эти разношерстные массы людей, некто, обладавший магическим даром использовать их простую приверженность трону.

Тщательно все обдумав, Чапуиз решил, что Екатерина — это пустой номер. Что же до Марии — он подавил острый приступ угрызения совести, — ее надо выдать замуж за человека, который смог бы защитить ее корону, а потом облегчить ей эту ношу. На примете был ее кузен — король Шотландии, но нет, посол прожил в Англии достаточно долго, чтобы понять, какая вражда разделяет эти два королевства. Англичане никогда не восстанут, чтобы избавиться от своего короля Генриха и посадить себе на шею ненавистного короля скоттов.

Значит, это должен быть второй сын графини Солсбери Реджиналд Поул, который уже заявил о своей приверженности королеве Марии. Молодой человек безупречной репутации и, по счастливому стечению обстоятельств, благодаря своей крови Плантагенетов обладающий даже большим правом править Англией, чем сама Мария.

Закончив подготовительную работу, Чапуиз при полном параде выехал, чтобы навестить Екатерину, с таким видом, что любой сторонний наблюдатель сразу распознал бы в нем заговорщика. Тогда она еще жила в замке Мор и ей еще позволяли принимать друзей.

Она молча выслушала его соблазнительный план. Лицо ее ничего не выражало, но Чапуиз, слишком хорошо ее знавший, начал чувствовать, что внутренне она противится каждому его слову. Он запнулся.

— Мадам, вы не одобряете.

— Станет ли жена, даже если она отвергнута своим мужем, одобрять заговор, направленный на его уничтожение?

«А почему же нет, если он добивается уничтожения вас?» — собрался возразить Чапуиз, но вместо этого он успокаивающе сказал:

— Если наше восстание окажется успешным, король вынужден будет всего лишь отказаться от своей любовницы, признать вас в качестве законной жены и преодолеть раскол с Римом.

— Вынужден? — В улыбке Екатерины явно проскальзывала насмешка. — Можете ли вы представить себе, что он сдастся, даже если ему в сердце будет направлено острие меча? Так каков же выбор? Нет, ни в одной из английских тюрем мой муж надолго не задержится.

— Ему придется покинуть страну.

— Убежище во Франции, откуда он вернется с новыми силами, чтобы вернуть себе корону. И тут-то моей дочери не поздоровится!

В молчании, повисшем между ними, отчетливо прозвучала другая мысль. Екатерина пронзительно взглянула на своего сообщника.

— Может быть, король… будет убит в бою?

— Будет очень жаль, мадам, но таковы превратности войны. — Веселость тона Чапуиза поникла под ее недвусмысленным взглядом.

— Неужели вы думаете, что я пожелала бы Марии взойти на трон по залитым кровью ступеням?

— Это был бы не первый случай в истории, — заметил Чапуиз. — Многие короны получены — и потеряны — силой.

Он слишком поздно понял свою ошибку, а королева поторопилась подчеркнуть ее:

— Как вы правильно заметили, не замедлят появиться такие, которые захотят лишить мою дочь короны точно так же, как она лишила ее своего отца. — Екатерина сделала протестующий жест. — Я не могу согласиться сыграть роль, которую вы уготовили мне. Так ли уж часто за последние годы я открыто заявляла, что не подчинюсь воле короля, кроме тех случаев, когда дело касалось вопросов совести?