Невидимый - Герберт Уэллс

IV

Мистеръ Коссъ бесѣдуетъ съ незнакомцемъ

Чтобы дать понятіе читателю о странномъ впечатлѣнія, которое произвелъ незнакомецъ, я довольно подробно описалъ обстоятельства его пріѣзда въ Айпингъ. Но, кромѣ двухъ нѣсколько загадочныхъ эпизодовъ, все послѣдующее его пребываніе въ гостиницѣ, вплоть до удивительнаго дня праздника въ клубѣ, можетъ быть изложено весьма кратко. Не разъ бывали у него стычки съ мистрессъ Галь по поводу разныхъ хозяйственныхъ вопросовъ, но онъ всегда выходилъ побѣдителемъ изъ этихъ стычекъ посредствомъ предложенія лишней платы — всегда вплоть до конца апрѣля, когда начали обнаруживаться у него первые признаки безденежья. Галлю онъ не нравился, и Галль при всякомъ удобномъ случаѣ говорилъ о желательности отъ него избавиться; но эта антипатія выражалась, главнымъ образомъ, въ очень явномъ стараніи скрыть ее и избѣгать, по возможности, встрѣчи съ жильцомъ.

— Погоди до лѣта, — разсудительно совѣтовала мистрессъ Галль, — погоди, пока не начнутъ съѣзжаться живописцы, тогда посмотримъ. Что онъ дерзокъ немножко — это, пожалуй, правда: но что по счетамъ платитъ — аккуратно, это все-таки нимъ остается, что тамъ не говори.

Незнакомецъ не ходилъ въ церковь и ничѣмъ не отличалъ воскресенья отъ прочихъ дней, даже одѣвался одинаково. Работалъ онъ, какъ казалось мистрессъ Галль, очень внимательно: иные дни сходилъ внизъ рано и занимался безъ отдыха, другіе — вставалъ поздно, ходилъ взадъ и впередъ по комнатѣ, цѣлыми часами ворчалъ что-то себѣ подъ носъ, курилъ или спалъ въ креслѣ, передъ каминомъ. Никакихъ сообщеній съ внѣшнимъ міромъ за предѣлами деревни у него не было. Настроеніе попрежнему измѣнялось безпрестанно; но, по большей части, онъ велъ себя какъ человѣкъ, котораго раздражаютъ и мучатъ невыносимо, и раза два въ припадкахъ страшнаго бѣшенства принимался все вокругъ себя швырять, рвать и разбивать. Привычка его тихонько разговаривать съ собою все усиливалась, но, сколько ни прислушивалась мистрессъ Галль, она рѣшительно ничего не могла понять изъ его словъ.

Днемъ онъ выходилъ рѣдко, но въ сумеркахъ гулялъ, закутанный такъ, что его совсѣмъ не было видно, — все равно, было ли на дворѣ тепло или холодно, — и выбиралъ для этого самыя уединенныя дорожки и самыя тѣнистыя мѣста. Два-три раза его выпученные очки и призрачное, забинтованное лицо подъ навѣсомъ шляпы съ непріятной внезапностью появлялись изъ темноты возвращавшимся домой рабочимъ, а Тедди Генфрей, пошатываясь, выходившій однажды изъ трактира въ десятомъ часу вечера, былъ перепуганъ постыднѣйшимъ образомъ черепообразной головою (шляпу незнакомецъ несъ въ рукѣ), неожиданно озаренной отворившейся дверью трактира. Ребятамъ, видавшимъ его подъ вечеръ, снился бука, и трудно опредѣлить, чье отношеніе было враждебнѣе: его ли къ нимъ или ихъ къ нему, — антипатія была обоюдная и очень сильная.

Человѣкъ такой странной наружности и поведенія доставлялъ, само собою разумѣется, обильную пищу для разговоровъ въ Айпингѣ мнѣнія о его занятіяхъ рѣзко раздѣлялись, это было больное мѣсто мистрессъ Галль, она старательно отвѣчала на всѣ разспросы, что онъ занимается «экспериментальной химіей», при чемъ осторожно переступала съ одного слога на другой, какъ будто боясь провалиться.

Когда ей задавали вопросъ: «А что такое экспериментальная химія?» — она объясняла, съ оттѣнкомъ высокомѣрія, что должно быть извѣстно всякому образованному человѣку, и что незнакомецъ просто «открывалъ разныя разности».

— Съ нимъ быть несчастный случай, — продолжала она, отъ котораго лицо и руки у него на время перемѣнили цвѣтъ, что онъ, по своему чувствительному характеру, всячески старался скрывать отъ публики,

За спиною мистрессъ Галль между тѣмъ сильно распространялась молва, что незнакомецъ преступникъ, скрывающійся отъ глазъ правосудія, и костюмъ его объяснялся желаніемъ сбить съ толку полицію. Мысль эта впервые зародилась въ мозгу мистера Тедди Генфрея. Съ середины и до конца февраля не было, однако, слышно ни о какомъ замѣчательномъ преступленіи. Мистеръ Гульдъ, временно исполнявшій должность ассистента въ національной школѣ, развилъ и дополнилъ эту теорію: незнакомецъ, по его мнѣнію, былъ просто переодѣтый анархистъ, изготовлявшій взрывчатыя вещества; и мистеръ Гульдъ рѣшилъ заняться тайнымъ разслѣдованіемъ этого дѣла, насколько позволитъ время. Разслѣдованіе, ограничившееся тѣмъ, что онъ пристально смотрѣлъ на незнакомца при встрѣчахъ съ нимъ и задавалъ по поводу его замысловатые вопросы людямъ, которые и въ глаза его не видывали, — не открыло ничего.

Другая партія придерживалась гипотезы мистера Фиренсайда насчетъ пестроты незнакомца, развивая ее въ различныхъ направленіяхъ. Сайласъ Дурганъ, напримѣръ, выразилъ убѣжденіе, что «вздумай онъ показываться на ярмаркахъ — мигомъ собралъ бы цѣлую прорву денегъ», а такъ какъ Сайласъ смыслилъ кое-что въ богословіи, то и сравнивалъ пріѣзжаго съ человѣкомъ, у котораго былъ единый талантъ. Существовало и еще толкованіе, объяснявшее все дѣло, просто-напросто, сумасшествіемъ незнакомца; эта теорія имѣла одно преимущество: она разомъ разрѣшала всѣ недоумѣнія. Между названными выше группами стояли еще люди, сомнѣвавшіеся и допускавшіе компромиссы. Народъ въ Суффолькѣ вовсе не суевѣренъ, и только послѣ событій въ началѣ апрѣля мысль о сверхъестественномъ зародилась въ нѣкоторыхъ головахъ; да и то ее допускали и выражали втихомолку исключительно однѣ женщины.

Но что бы ни думали о пріѣзжемъ обитатели Айпинга, антипатіи къ нему раздѣлилась всѣми. Его раздражительностъ, можетъ быть, и понятная для столичнаго жителя, занимающагося умственнымъ трудомъ, ставила втупикъ простодушныхъ туземцевъ. Неистовые жесты, которые имъ случалось иногда подсмотрѣть; стремительность походки, когда кто-нибудь натыкался на пріѣзжаго, мчавшагося въ глухую полночь по самымъ пустыннымъ перекресткамъ; безчеловѣчное сопротивленіе всякимъ заискиваніямъ любопытныхъ; любовь къ сумраку, выражавшаяся въ опущенныхъ шторахъ, затворенныхъ дверяхъ, потушенныхъ свѣчахъ и лампахъ, — все это были вещи, которыя трудно было допустить. Многіе сторонились при встрѣчахъ съ незнакомцемъ въ деревнѣ, а юныя юмористы поднимали за его спиной воротники, опускали поля шляпъ и нервнымъ шагомъ шли за нимъ вслѣдъ, подражая его загадочному поведенію. Въ то время была въ ходу пѣсня, которая называлась «Оборотень». Миссъ Сатчель пѣла ее въ школьномъ концертъ — на лампадки въ церковь — и послѣ этого, какъ только встрѣчались двое или трое обитателей деревушки, и появлялся незнакомецъ, кто-нибудь непремѣнно начиналъ насвистывать въ мажорномъ ли или въ мажорномъ тонѣ, куплетъ изъ пѣсни. Опоздавшіе спать ребятишки кричали ему вслѣдъ: «Оборотень!» и удирали въ неистовомъ восторгѣ.