Тень в зеркале - Ян Ирвин

— Но ведь сейчас два часа ночи! — запротестовал было Траск. — Даже Лиан, наверно, уже в постели. — Впрочем, возражал он лишь для виду, зная, что Вистан почти не спит и не откажется от своего замысла.

— И уж конечно, с одной из моих студенток! — фыркнул Вистан. — На, неси! — Он сунул в руки Траску пачку бумаг, затем отпер один из ящиков стола, достал оттуда витой серебряный браслет и надел его себе на запястье.

— Да, похоже, дело нешуточное, — сказал Траск. Он знал, что браслет служил ключом к сейфу директора Школы, а все попавшее в этот сейф извлекалось на белый свет только после смерти директора, положившего туда бумаги.

— Мы спрячем там бумаги, которыми Лиан доказал правдивость своего сказания. Чтобы найти их, ему потребовалось четыре года, и вот теперь никто их больше не увидит, пока я жив.

Траск ни о чем не спрашивал. Вистан закрыл за собой дверь и пошел вслед за начальником стражи через широкий зал, пол которого был выложен терракотовыми плитами. На стенах висели портреты прославленных летописцев, давно умерших и ныне живущих. Траск указал пальцем на пустое место на стене.

— А что, Лиана уже рисуют? — весело поинтересовался он. Вистан поморщился:

— Боюсь, это ему не грозит.

Траск с директором вышли из здания Школы через боковую дверь. Начальник стражи поднял лампу, чтобы осветить извилистую тропинку, хотя оба они и с завязанными глазами смогли бы пройти по ней между высоких кустов лаванды и розмарина до самой Библиотеки Преданий, архитектурного каприза, состоявшего из больших и маленьких башен, шпилей, куполов и бесчисленных декоративных элементов на его стенах.

Вистан открыл одну из створок массивной резной двери библиотеки директорским ключом и по привычке расписался в книге посетителей.

— Какое чудовищное сооружение! — сказал он, глядя вверх на облупившийся карниз, когда-то выкрашенный не менее чем в двенадцать цветов.

— Библиотека — часть истории нашей Школы и потому — выше всякой критики, — с нахальным видом возразил Траск.

— Это здание — стыд и позор Школы! Я снес бы его хоть завтра, будь у нас деньги, чтобы построить новое! Какое-нибудь простенькое и симпатичное, вроде древнего храма.

— Может, тогда стоит быть полюбезнее с Лианом. Ведь ему покровительствует Мендарк, а он купается в золоте!

— Вот еще!.. Пошли! Нам надо в архив.

Траск вопросительно посмотрел на Вистана:

— Выходит, мы спрячем все бумаги Лиана и все остальные документы, касающиеся Непреодолимой Преграды, туда, где их никто больше не увидит?

— Они содержат страшную тайну. И я должен позаботиться о безопасности своей Школы, — ответил Вистан.

Траск хмыкнул.

— Ты что-нибудь имеешь против?.. Впрочем, мне плевать! Как-нибудь обойдусь и без твоего мнения. Сейчас нужны только твои мускулы… Взять бы и сжечь эти проклятые бумаги!

После такого невероятного заявления даже добродушный Траск перестал соглашаться с директором.

— Ты что, хочешь сжечь одно из Преданий?! А зачем же нужна Школа, если их не будет?! Ты же ее директор и посвятил Преданиям всю жизнь!

— Я посвятил Преданиям всю жизнь… — тяжело вздохнув, повторил Вистан. — Да, когда-то я действительно жил только ради них. Теперь же, хотя мне это и не легко признать, доживаю свой век ради Школы и не могу допустить, чтобы ей что-нибудь угрожало.

Понадобилось несколько часов, чтобы перетащить все имеющие отношение к сказанию Лиана книги и документы с полок библиотеки в подвал, в запертый на замок архив с материалами запрещенного, опасного или непристойного содержания. В углу подвала стоял сейф в человеческий рост, где хранились особо секретные документы и свитки. Когда дело было сделано, Вистан вставил серебряный браслет в углубление на задней стенке сейфа. Под углублением открылась длинная щель. Вистан просунул в нее руку с бумагами, разжал пальцы и сразу же выдернул руку из щели, внутри которой в тот же миг что-то со стуком захлопнулось.

— Так и без руки остаться недолго, — ухмыльнувшись, заметил Траск.

— И поделом бы! Не стал бы в следующий раз перекладывать свои проблемы на плечи потомков, — ответил Вистан с недовольной гримасой. — Ладно, пусть с этим возятся те, кто придет после меня.

— А как же быть с Лианом? Ты же не посадишь его под замок, а он знает, чем доказать правдивость своего сказания.

— Пусть мелет языком сколько угодно! Ведь подлинных документов у него теперь нет. А пустые слова не доказательство. Впрочем, Лианом я, на всякий случай, тоже займусь.

— Ну, ты с ним все-таки полегче, — сказал Траск. — Лично мне Лиан нравится. Ведь им гордится вся Школа! А как он рассказывает!..

— Не говори глупости! Этот ничтожный дзаинянин действует мне на нервы. Он слишком кичится своей работой, да еще сует нос куда не следует! Он ни перед чем не остановится, лишь бы прославиться собственным сказанием!.. Он — дзаинянин до мозга костей!

— Ты что, первым бросишь в него камень?

— Да ничего я с ним не сделаю, пока он меня слушается! — буркнул Вистан.

— А если он все-таки?..

— Тогда я выставлю его на посмешище и опозорю.

Лиан встал в полдень. Дневной свет прогнал все страхи прошедшей ночи. Осталось лишь легкое беспокойство, с которым он быстро справился. Позади были пятнадцать лет упорного труда в Школе! Наконец-то он стал сказителем и мастером-летописцем, самым молодым из тех, кто за последнюю сотню лет удостаивался такой чести. Ему было всего двадцать восемь, и весь мир, прекрасный и удивительный, лежал у его ног. Достаточно было протянуть руку, чтобы получить все, что угодно, однако Лиан мечтал только о том, чтобы прожить свою жизнь летописцем, заполняющим пробелы в Преданиях, разыскивающим забытые сказания и сочиняющим новые. Как бы он хотел сложить новое Великое Сказание! Но этому желанию, скорее всего, не суждено сбыться, ведь за известные по Преданиям четыре тысячи лет всего двадцати двум сказаниям было присвоено высокое звание Великих.

Почесываясь, Лиан изучал в треснувшем зеркале свое несколько помятое лицо — свидетельство бессонной ночи. Его глаза опухли и покраснели. Затылок ломило от боли.

Лиана можно было бы назвать красивым, если бы не широкий рот и чуть асимметричный подбородок… Когда же его лицо освещала улыбка, оно было особенно привлекательным. Среднего роста и изящного телосложения, но при этом достаточно широкий в плечах, Лиан нравился окружающим, которые находили его обаятельным, хотя порой и немного самовлюбленным. Некоторые из студентов Школы считали его слишком уж прилежным в учебе, недаром же он был дзаинянин! Лиан виртуозно владел своим приятным голосом, чем пользовался во время выступлений, варьируя интонации и высоту голоса, безоговорочно пленявшего всех слушателей. Ни друзья, ни враги — никто не мог устоять перед его «очарованием», о котором и сам Лиан был высокого мнения.