Комната № 13 - Леонид Савельев

Тогда Рузский стал говорить о том, что не один Петроград восстал, восстала вся Россия. В Москве войска переходят на сторону народа. В Кронштадте беспорядки и нельзя принять мер к усмирению: нет ни одной надежной части. Балтийский флот подчинился Временному Комитету Думы.

— А войска на фронте? — спросил царь.

— Если послать полки с фронта, они перейдут на сторону восставших, — сказал Рузский. — Генерал Алексеев считает единственным выходом назначение министров, которым доверяет Дума.

Царь встал и подошел к окну вагона. Он посмотрел в окно, потом опять сел и сказал вялым безразличным голосом:

— Телеграфируйте Родзянке, что он назначается председателем Совета Министров. Пусть он назначит остальных министров.

Рузский вышел и сказал встречному офицеру: — Прикажите телеграфисту вызвать по прямому проводу Родзянку.

Совет

В Таврическом дворце двадцать седьмого февраля открылось собрание выборных от рабочих и солдат — Совет Рабочих и Солдатских Депутатов. И с тех пор непрерывно шли заседания-митинги.

Совет выбрал Исполнительный комитет, туда прошли в большинстве меньшевики и эсеры. Исполком решал дела, а в Совете говорились речи.

Сначала в зале были стулья, но потом, когда увидели, что места не хватает, стулья вынесли. Рабочие и солдаты стоя слушали речи. Одни за другим взбирались на табуретку солдаты. «Мы от Волынского полка», — начинали одни. «Мы Преображенского полка», — начинали другие. И все восклицали в конце речи: «Клянемся защищать революцию!»

Председатель стоял на столе, держа в руке колокольчик. У окна сидел один из членов Исполкома и писал под диктовку столпившихся вокруг него солдат:

Приказ № 1 по армии и флоту:

«Всем ротам, батальонам, эскадронам, батареям и другим частям немедленно выбрать солдатские и матросские комитеты;

— выбрать по одному представителю от роты в Совет;

— подчиняться в государственных делах только своим комитетам и Совету;

— приказы Государственной Думы исполнять только тогда, если они не противоречат приказам Совета;

— сдать оружие солдатским комитетам и не выдавать его офицерам;

— отменить вставание во фронт и отдачу чести вне службы;

— отменить титулы — благородие, превосходительство и другие, а также обращение на „ты“».

Этот приказ был опубликован первого марта. И сразу Государственная Дума, офицеры и генералы переполошились.

— Совет разрушает армию! — кричали все в один голос. И, в самом деле — приказ разрушал старую армию: он делал солдат свободными гражданами.

С тех пор солдаты стали доверять только Совету.

Керенский

Исполком Совета решил: солдаты и рабочие не подготовлены и поэтому не могут взять власть. Пусть правительство будет буржуазное, никто из членов Совета не должен входить в него.

— А вдруг рабочие и солдаты не согласятся отдать власть буржуазии? — спросил один из членов Исполкома.

— А вы, главное, подольше говорите, — советовали ему его друзья, — говорите два часа подряд. Солдаты и рабочие устанут и согласятся на все.

Докладчик говорил очень долго. Совет согласился, что надо отдать власть буржуазии.

Вдруг на конце зала взобрался на стул Керенский.

— Товарищи, — закричал он. — Верите ли вы мне?

Все, конечно, отвечали, что верят.

— Товарищи, — закричал еще громче Керенский, — я говорю от глубины сердца. Мне важнее всего, чтобы вы мне верили. Я готов вот здесь перед вами сейчас умереть!

Никто не понимал, зачем Керенский говорит о смерти. Но все чувствовали, что он хочет сказать что-то очень важное.

Все были очень взволнованы.

— Товарищи, — сказал Керенский — организовалось новое временное правительство, и я должен был немедленно дать ответ, не ожидая вашего разрешения. Я согласился быть министром юстиции. В моих руках представители старой власти. Я буду отстаивать ваши мнения. Я— республиканец. Я отдал распоряжение немедленно освободить наших товарищей, томящихся в Сибири. Одобряете ли вы мое решение? Согласны ли считать меня своим представителем в правительстве?

— Да, да, — кричали все.

Солдаты и рабочие хлопали, кричали: — Одобряем, правильно, браво, просим!

Голоса смешались в общий гул.

Керенский выбежал из зала сообщить Милюкову: все удалось прекрасно.

Телеграммы

В ночь на второе марта в три часа Родзянко подошел к телеграфному аппарату. Его вызывал из Пскова генерал Рузский.

Телеграфист застукал:

«Доложите генералу Рузскому, что подходит к аппарату председатель Государственной Думы Родзянко».

Аппарат смолк и потом стал выстукивать ответ.

Поползла узкая ленточка с черточками и точками. Начался телеграфный разговор.

— У аппарата генерал-адъютант Рузский. Здравствуйте Михаил Владимирович. Сего числа около семи часов вечера прибыл в Псков государь император.

Его величество выразил окончательное решение и уполномочил меня довести до вашего сведения об этом, — дать ответственное перед законодательными палатами министерство с поручением вам образовать кабинет. Манифест этот мог бы быть объявлен сегодня второго марта с пометкой «Псков».

Рузский.

— Очевидно его величество и вы не отдаете себе отчета в том, что здесь происходит; настала одна из страшнейших революций. Народные страсти так разгорелись, что сдержать их вряд ли будет возможно; войска окончательно деморализованы: не только не слушаются, но убивают своих офицеров; я вынужден был, во избежание кровопролития, всех министров, кроме военного и морского, заключить в Петропавловскую крепость. Очень опасаюсь, что такая же участь постигнет и меня, так как агитация направлена на все, что более умеренно и ограничено в своих требованиях. Считаю нужным вас осведомить, что то, что предполагается вами— недостаточно, и династический вопрос поставлен ребром.

Родзянко.

— Не можете ли вы мне сказать, в каком виде намечается решение династического вопроса?

Рузский.

— С болью в сердце буду теперь отвечать, Николай Владимирович. К Государственной Думе примкнули весь Петроградский и Царскосельский гарнизоны. Тоже повторяется во всех городах. Везде войска становятся на сторону Думы и народа и грозные требования отречения становятся все настойчивее. Присылка генерала Иванова только подлила масла в огонь и приведет к междуусобному сражению. Прекратите присылку войск, так как они действовать против народа не будут…

Родзянко.

— Подумайте, Михаил Владимирович, о будущем: необходимо найти такой выход, который дал бы немедленное умиротворение.

Рузский.

— К сожалению, манифест запоздал. Его надо было издать после моей телеграммы немедленно. Время упущено и возврата нет. Больше ничего не могу вам сказать. Желаю вам спокойной ночи, если только вообще в эти времена кто-либо может спать спокойно.

Родзянко.

Рузский понял, что царя уже свергли и возврата нет. Он сейчас же сообщил о своем разговоре с Родзянко всем генералам, командующим фронтами.

Днем Рузский опять пришел в вагон к царю.

Он стал уговаривать царя отречься.

Царь все еще не хотел уступить, он надеялся еще на войска на фронтах. Но в три часа царю принесли телеграммы от шести генералов, командующих фронтами, и адмиралов, командующих флотами. И в каждой было написано: царь должен отречься от престола.

Тогда царь уступил.

Милюков составил Временное правительство

— Вас просит Родзянко для переговоров.

Члены Исполкома Совета пошли в комнату, где собрался уже Временный комитет Думы. Они вежливо поздоровались друг с другом: представители Совета и представители Думы.

Комната была не убрана, всюду валялись объедки бутербродов, пустые бутылки, окурки. Родзянко сидел, развалившись, в кресле и пил стаканами содовую воду. Милюков разбирал, наклонившись над столом, бумаги и телеграммы. Другие члены Комитета сидели совсем усталые или шагали из угла в угол.

— Мы составили новое правительство, — сказал Милюков, отрываясь от работы, — будет ли Совет его поддерживать?

— Освободите всех наших товарищей, посаженных при царе в тюрьму и высланных в Сибирь; обещайте не мешать нам говорить и писать и собираться, когда нам будет нужно; замените полицию милицией; обещайте не выводить революционных полков из Петрограда — тогда Совет будет поддерживать ваше правительство.

— Мы обещаем все это, — сказал Милюков. — Но вы за то поддерживайте нас и постарайтесь, чтобы солдаты стали опять слушаться офицеров Нынешний царь, конечно, отречется, престол перейдет к его сыну, Алексею, а так как он еще мал, за него будет править брат царя Михаил.