Имя мне — Легион - Роджер Желязны

Признаюсь, пока все шло хорошо, я не очень-то задумывался о последствиях. А когда хватился, было уже поздно что-либо менять.

Проект, в разработке которого я участвовал, предусматривал объединение всех существующих банков данных. Это обеспечивало доступ из любого уголка планеты к любой информации — надо только набрать на клавиатуре компьютера код, соответствующий данному уровню секретности.

Я никогда не стремился служить абсолютному добру или абсолютному злу. Но в тот раз мне казалось, что я близок к первому. Проект сулил великолепные результаты.

Я считал, что в наши чудесные электрифицированные дни такая система просто необходима. Только представьте себе: где бы вы ни были, у вас есть доступ к любой книге, или фильму, или научной лекции, или к любым статистическим сведениям.

Кстати, о статистике. Ее вы теперь не сможете обмануть, потому что ваше досье открыто для всех заинтересованных лиц. Любое коммерческое или правительственное учреждение сможет навести справки о состоянии вашего имущества, банковских счетах и обо всех ваших тратах; следователь, подозревающий вас в том или ином нарушении закона, без труда выяснит, где и с кем вы находились в момент преступления, проследив за вашими платежами и перемещением в общественном транспорте. Вся ваша жизнь развернется перед ним, как схема нервной системы человека в кабинете невропатолога.

Признаюсь, поначалу эти перспективы вдохновляли меня. Во-первых, система обещала положить конец преступлениям. Лишь безумец, рассуждал я, отважится нарушить закон, зная, что у него нет ни единого шанса уйти от наказания. Но и безумца можно вовремя остановить, если в его электронном досье содержится необходимая медицинская информация.

Кстати, о медицине. Теперь малейшее изменение в состоянии вашего здоровья не ускользнет от внимания врачей. Подумайте о всех тех болезнях, которые поддаются лечению только в начальной стадии. Подумайте о продлении срока вашей жизни!

Подумайте о мировой экономике. Какой прогресс ожидает ее, если будет известно, где находится и для чего служит каждый десятицентовик!

Подумайте о решении проблемы транспорта. Вообразите, что весь транспорт мира — сухопутный, воздушный, морской — действует как единый прекрасно отлаженный механизм…

Мне грезился приход золотого века…

Чушь!

Мой однокашник, имевший кое-какие связи с мафией и с университетской скамьи пересевший не куда-нибудь, а за стол кабинета в Федеральном управлении финансов, поднял меня на смех:

— Ты всерьез думаешь, что можно регистрировать все банковские вклады и следить за всеми сделками?

— Всерьез.

— Между прочим, швейцарские банки никого не допускают к своей документации. Не забывай о существовании матрасов, а также ям на задних дворах. Никому не под силу сосчитать, сколько денег ходит по свету.

Прочитав несколько научных статей на эту тему, я понял, что мой приятель прав. В своей деятельности, касающейся экономики, мы опирались в основном на приблизительные, усредненные цифры, причем далеко не всегда статистики могли обеспечить нас необходимыми данными. Например, им не удалось выяснить, сколько в мире незарегистрированных судов.

Статистика не в состоянии учитывать то, о чем у нее нет сведений.

Следовательно, имея неучтенные деньги, вы можете построить неучтенный корабль и жить на нем. На Земле много морей, и вряд ли контроль за транспортом будет таким совершенным, как мне казалось вначале.

А медицина? Врачи — тоже люди, и ничто человеческое им не чуждо. Например, лень. Вряд ли каждый из них будет добросовестно вести историю болезни каждого из своих пациентов, — особенно если пациент предпочтет платить за лекарство наличными, не требуя квитанции.

Выходит, я упустил из виду человеческий фактор? Пожалуй.

Все люди делятся на тех, кому есть что скрывать, тех, кому просто не нравится, если о них знают слишком многое, и тех, кому скрывать нечего. А наша система, похоже, рассчитана только на последних. Это значит, она будет далеко не идеальна.

Да и ее создание, по-видимому, встретит некоторые трудности. Вполне можно ожидать недовольства и даже открытого противодействия, причем на самом высоком уровне.

Но открытого противодействия нам почти не оказывали, и работа по проекту шла полным ходом. Когда я разработал систему связи между метеостанциями, метеоспутниками и Центральным банком данных, меня назначили старшим программистом.

К тому времени я узнал достаточно, чтобы к моим опасениям добавились новые. Неожиданно я обнаружил, что работа уже не приносит мне удовлетворения. Это открытие побудило меня как следует задуматься о последствиях нашей деятельности.

Мне не запрещали брать работу на дом. Похоже, никто не заподозрил, что дело тут не в самоотверженности, а в желании узнать о проекте все, что только можно. Неправильно расценив мои действия, меня снова повысили в должности.

Это весьма обрадовало меня, поскольку расширяло доступ к информации. Затем, по разным обстоятельствам (смерть, повышение в должности, увольнение некоторых сотрудников), значительно изменился кадровый состав нашего института. Перед пай-мальчиками открылась зеленая улица, и я за короткий срок значительно продвинулся вверх по служебной лестнице.

Я стал консультантом самого Джона Колгейта.

Однажды, когда мы были почти у цели, я поделился с ним своими тревогами. Я сказал этому седому человеку с болезненным цветом лица и близорукими глазами, что мы, быть может, создаем чудовище, которое отнимет у людей личную жизнь.

Он долго смотрел на меня, поглаживая пальцами розовое пресс-папье из коралла, и наконец признал:

— Возможно, ты прав. Что намерен предпринять?

Я пожал плечами:

— Не знаю. Просто хотел сказать, что не уверен в полезности нашей работы.

Вздохнув, он повернул вращающееся кресло и уставился в окно. Вскоре мне показалось, что он уснул. Кол-гейт любил вздремнуть после ленча.

Но вдруг он заговорил:

— Уж не думаешь ли ты, что я не выслушивал эти доводы по меньшей мере тысячу раз?

— Допускаю. И меня всегда интересовало, как вы их разбиваете.

— Никак, — буркнул он. — Я чувствовал, что так будет лучше. Пускаться в дискуссию — себе дороже. Может быть, я не прав, но рано или поздно не мы, так другие разработали бы способы регистрации всех основных характеристик такого сложного общества, как наше. Если ты видишь другой выход, более приемлемый, — скажи.

Я промолчал. Закурив сигарету, я ждал, когда он снова заговорит.

Он заговорил: